Вершинина протянула Валере визитную карточку Льва Земовича.
— Шансы, конечно, невелики, — продолжила она, — но сейчас мы и такую возможность не можем сбрасывать со счетов. Если кто-то ее опознает, выясни, с кем ее там видели.
— Да уж, задачка, — Валера взял визитку и почесал затылок. На столе требовательно зазвонил внутренний телефон.
— Слушаю, Михаил Анатольевич, — при подчиненных она всегда обращалась к шефу по имени-отчеству.
— Валентина, — голос Мещерякова звучал намного мягче, чем во время утренней проповеди, — поднимись ко мне, будь добра.
— Хорошо, сейчас буду.
Она опустила трубку и посмотрела на Толкушкина с Маркеловым.
— Вопросы есть?
— Вроде, нет, — за обоих ответил Вадим.
— Тогда — вперед, — скомандовала Валандра, поднимаясь, — меня шеф вызывает. Если будут какие заминки, сразу звоните мне. Или сюда, или в машину, или на сотовый. Удачи вам.
— Спасибо, — они вышли.
Вершинина поправила перед зеркалом прическу и направилась к Мещерякову. Он сидел за столом, на котором стояла початая бутылка «Дербента», крохотное блюдце с тонко нарезанными дольками лимона и два пузатых бокала, один из которых был пустым.
— Дегустируешь? — с улыбкой спросила Вершинина.
Она прошла по мягкому ковру и села в кресло, изящным движением закинув ногу на ногу.
— Ага, — кивнул Мещеряков, — неплохой коньяк. Давай по маленькой, — он плеснул из бутылки в порожний бокал и придвинул его Вершининой.
— Ты что, для этого меня пригласил?
Сперва она хотела отказаться, но потом, решив, что глоток коньяка ей не помешает, взяла бокал в руки.
— Не только, — ответил Мещеряков, — давай за успешное расследование…
— Какое расследование? — сделала удивленное лицо Вершинина.
— Я видел, как от тебя выходил этот рыжий еврей, — объяснил Мещеряков.
— Черт бы тебя побрал, Миша, — усмехнулась Валандра, — я уж подумала было, что ты в моем кабинете установил скрытую камеру.
Довольный Мещеряков выпил коньяк и положил на язык дольку лимона.
— Ну, рассказывай.
— Да пока, собственно, нечего рассказывать, — она тоже сделала глоток из своего бокала, — только договор заключили.
— И сколько же ты с него срубила? — в первую очередь Мещерякова интересовала финансовая сторона дела.
— Пять тысяч, плюс накладные расходы. Двадцать процентов аванс, — сухо отчиталась Вершинина.
— Молодец, Валентина, — он плеснул себе еще коньяка, — можешь ведь, если захочешь.
Она не поддалась его веселому настроению и сделала еще глоток из бокала.
— Собственно, я сама собиралась к тебе зайти.
— Да, а что такое?
— У тебя ведь есть приятели в прокуратуре…
— Есть, ну и что?
— Маргарита Львовна, предположительно, погибла от руки маньяка. Ты читал, наверное, об этом у нас все газеты писали. Похоже, что это его пятое убийство.
— Вот в чем дело, — присвистнул Мещеряков, несколько ошарашенный этим заявлением, — ну, а при чем здесь прокуратура? Ты что, хочешь ознакомиться с материалами дела? — Он отрицательно покачал головой. — Ничего не получится.
— Да не нужны мне материалы, — Вершинина досадливо поморщилась, — можешь ты мне хотя бы фотографии достать?
— Фотографии жертв?
Она кивнула.
— Ну это-то еще можно попробовать, — неуверенно произнес Мещеряков.
— Так попробуй, Миша, — она твердо посмотрела ему в глаза, — и чем скорее, тем лучше.
— Скорее, скорее, — недовольно пробурчал шеф, но потянулся к телефонному аппарату.
Пока он пытался дозвониться, Вершинина встала и с бокалом, на дне которого еще плескались остатки коньяка, подошла к окну. Солнце светило вовсю, как бы наверстывая упущенное время. Тополиный пух, подгоняемый порывами ветра, создавал иллюзию снегопада. Каким-то непостижимым образом пух проникал даже сквозь плотно закрытые окна и одинокими снежинками кружил по кабинету, носимый потоком свежего воздуха из кондиционера.
Она допила, наконец, коньяк, приятным теплом разлившийся по телу и, подойдя к столу, опустилась в кресло. Мещеряков закрыл трубку ладонью и поднял на нее глаза.
— Кто там из твоих сможет забрать фотографии?
— Коля Антонов.
Мещеряков снова прижал трубку к уху.
— Запиши, Семен, придет Антонов Николай. Ну хорошо, с меня причитается. До встречи.
Он опустил трубку и вздохнул с таким облегчением, словно с плеч его свалился чугунный слиток весом не меньше тонны.
— Завтра к часу дня все будет готово, — выдохнул он.
— А быстрее нельзя?
— Это тебе на фотостудия «Кодак», а прокуратура, черт побери, — выругался он. — Скажи спасибо, что не через неделю, а завтра. Пакет будет у дежурного на фамилию Антонова. Пусть возьмет с собой паспорт.
— Спасибо, — поблагодарила Вершинина и встала, — если у тебя все, я пойду, мне надо работать.
— Может, еще по одной? — предложил Мещеряков.
— Извини, Миша, в другой раз.
— Ну и правильно, — он кивнул головой и взялся за бутылку.
* * *
Как определить, что движет убийцей? Какие мысли, чувства кроются в его сознании и в подсознании? Что им движет? Чувство вины? Мести? Какие-то нереализованные желания? Может быть. Для этого надо иметь хотя бы какую-то информацию. А что у меня имеется на настоящий момент? Практически ничего. Хотя почему — ничего? Известно, что преступник был знаком с жертвами, во всяком случае с Маргаритой Трауберг, или проник в ее квартиру хитростью. Но это уж очень неправдоподобно. Наверняка, она бы не впустила к себе незнакомого человека. Кстати, можно ведь посмотреть, когда она открывала дверь последний раз.
Я сняла трубку внутреннего телефона.
— Слушаю, Валентина Андреевна, — раздался в трубке голос Ганке.
— Валентин Валентиныч, Болдырев там?
— Здесь.
— Пусть принесет мне регистрационный журнал.
Через минуту в кабинет своей неторопливой походкой вразвалку вошел Болдырев.
— Вот, вы просили… — он положил журнал на стол.
Я поблагодарила его и открыла журнал на странице, вверху которой было написано: суббота, тридцатое мая тысяча девятьсот девяносто девятого года.
Итак, что у нас получается? Маргарита вышла из дома в восемь утра, скорее всего, отправилась в школу, вернее в лицей. Хотя кто знает, работают ли они по субботам? Я снова сняла телефонную трубку и набрала номер Маркелова. Он отозвался почти сразу.
— Вадим, ты в лицее?
— Да.
— Хорошо. Узнай, в какое время Маргарита Львовна пришла на работу тридцатого мая, как провела этот день и когда ушла домой? Запомнил?
— Да.
— Когда выяснишь все это, позвони мне.
— Хорошо.
Иногда Маркелов бывает чересчур скупым на слова. Я положила трубку и снова уткнулась в журнал. Так, ушла в восемь, вернулась в два. После этого выходила примерно на полчаса после пяти, может быть, в магазин? Затем вышла в последний раз — в восемь вечера. Вернулась в девять сорок пять, теперь уже ясно, что не одна, и в три пятнадцать ночи, дверь уже открывал убийца, чтобы выйти из квартиры. К этому времени Маргарита была уже мертва.
Вот такая вот получается картина. В общем-то, не картина пока еще, а эскиз или, лучше сказать, набросок.
Девушка-подросток в четырнадцать лет переживает драму — развод родителей. Живет после этого с матерью в однокомнатной квартире, видимо, нося в душе груз переживаний. Отец их поддерживает материально, но мужской ласки ей явно не хватает. В двадцать один год у нее все-таки появился приятель, но в нем, как мне кажется, она не нашла того, чего недодал ей отец. Поэтому вбила себе в голову, что на мужчин, в принципе, нельзя положиться. Исходя из этого, трудно себе представить ситуацию, в которой бы Маргарита могла пригласить к себе в дом малознакомого мужчину.
А кто тебе сказал, что он был ей малознаком? И вообще, почему убийцей не могла быть женщина? Ну, это уж ты хватила через край! Давай все-таки прыгать от печки, то есть от предположения, что убийца — мужчина. Что-то я не припомню случая, когда серийный убийца был женщиной. Значит, она все же пригласила его домой.