Стояла ранняя весна, светило утреннее солнце, и просыпающийся Рим, несмотря на дорожные пробки, мусор и шум толпы, казался Боттандо волшебным местом. Желтые здания упирались в чистое голубое небо, из открытых дверей баров и ресторанов неслись изумительные ароматы кофе и готовящейся еды, без умолку болтающие официанты в безупречно чистых рубашках выносили на улицу столики, расстилали на них хрустящие белые скатерти и расставляли миниатюрные вазы с цветами. В поле зрения Боттандо попали несколько туристов, как всегда, утомленных и в своей обычной униформе — мятая одежда и рюкзак за спиной. К счастью, туристов в это время года еще немного, основной наплыв начнется лишь через несколько недель. А пока Рим принадлежал только римлянам, и Боттандо чувствовал себя в нем как в раю.
Их путь к церкви Святой Варвары пролегал через рынок на Кампо-дей-Фьори. С восточной стороны он выходил на виа Джиуббонари — узкую прямую улочку с магазинами, торгующими обувью и одеждой. Она была слишком узкой, чтобы по ней могли ездить машины, но несколько «фиатов» все же сумели протиснуться и теперь медленно ползли, оглушительно сигналя пешеходам и заставляя их передвигаться, прижимаясь к зданиям. Боттандо с Флавией спустились по улице, свернули налево и, обогнув магазин «сэконд-хэнда», оказались перед церковью Святой Варвары.
Это была крошечная церковь, которую не удостоил вниманием даже Боттандо. Она выглядела совершенно заброшенной и по размерам вполне могла сойти за макет. Но генерал знал, что в отличие от больших городских базилик эта церковь имела свой приход и священника. Датировалась она приблизительно семнадцатым веком, ее архитектура была традиционной, и даже самый внимательный турист прошел бы мимо нее, не заметив.
Зайдя внутрь, Боттандо подумал, что не стоит винить туристов за подобное небрежение. Потолок церкви был отделан серым пластиком, а утварь отличалась редким однообразием. Но даже здесь он испытал чувство, которое всегда посещало его даже в самых скромных церквах Рима. Когда его охватил холод, идущий от древних стен, ноздри уловили слабый аромат фимиама, а глаза привыкли к полумраку, Боттандо вдруг почувствовал, что проваливается в прошлое, на много веков назад. Но современный алтарь — абсолютно чужеродный элемент в этом старинном здании — быстро заставил его очнуться. Боттандо услышал, как Флавия неодобрительно фыркнула.
— Шагая в ногу со временем, священники надеются заманить к себе молодежь, — заметила она.
— Возможно. Но у них нет другого выхода. Согласись, неприятно проснуться однажды утром и узнать, что вся паства рассыпалась от старости.
— Наверное. Я никогда не разделяла клерикальный энтузиазм. Под пристальным взглядом священника мне становится неуютно. И вообще я предпочитаю ловить жирных коррупционеров, а не вести душеспасительные беседы с пастором.
Боттандо подумал, что Флавия никогда не выказывала особой любви к священникам. Он уже собирался выразить опасения относительно нравственного здоровья своей помощницы, когда предмет их дискуссии неслышно появился из-за двери за старым алтарем.
На первый взгляд он ничем не напоминал карикатурный образ мрачного худого иезуита, нарисованный воображением Флавии, и не походил на человека, который может несколько лет провести в трущобах, творя богоугодные дела, а затем огорчить Ватикан, рванув в Южную Америку торговать оружием. Небольшого роста, с полным румяным лицом, он как нельзя лучше подходил для синекуры[1] в Ватикане. Но с этими священниками никогда не угадаешь, подумал Боттандо. Во всяком случае, приветствовал их он достаточно любезно.
— Насколько мне известно, у вас пропала картина, — начал генерал после взаимного представления.