Почему-то Айрис сразу поверила ему, хотя не могла бы сказать, что дало ей повод думать так. Неуверенная и испуганная, она отступила на несколько шагов.
– Мне безразлично, сколько женщин тут у тебя перебывало, – растерянно произнесла она. – Я ни с кем не спала с тех пор, как порвала с Клемом, и не собираюсь делать этого сейчас. Особенно с тобой.
– И ты хочешь, чтобы я в это поверил?
– Это твое личное дело.
– Но ведь это было целых четыре года назад и…
– Три года и десять месяцев, – нервно поправила его Айрис. – И вообще, какое тебе до этого дело?
– Никакого.
Казалось, Джералд опустил забрало. Его глаза опять стали холодными и непроницаемыми, как будто он закрыл ей доступ в свою душу. А была ли у него душа? Но чувства-то у него наверняка есть. Айрис ощутила это в последние несколько минут.
Она послушно последовала за ним, мимолетно заметив еще один рисунок Пикассо на стене спальни, а также танцовщицу Дега в коридоре. Джералд быстро шел по коридору, будто его преследовали призраки. Айрис, старавшаяся не отставать от него, внезапно остановилась как вкопанная.
В освещенной нише в стене стояла небольшая фигурка Мадонны с младенцем. Дерево, из которого она была вырезана, было такое старое, .что скульптура казалась почти черной. Фигуры были очерчены простыми, даже грубыми линиями, но мастеру удалось передать такую нежность, перетекающую от матери к ребенку, что Айрис почувствовала, как у нее перехватило горло от избытка эмоций.
Она даже не заметила, как Стоктон вернулся к ней и встал рядом. Не обращая внимания на ее душевное состояние, он резко спросил:
– Что случилось?
– Боже, какое чудо! – шептала она, не слыша его слов, не отводя от статуэтки восторженных глаз.
– Работа неизвестного автора, конец 14 века. Можешь взять ее в руки, если хочешь.
– Но…
– Айрис, ты можешь ее подержать.
Айрис благоговейно прикоснулась к скульптуре, гладя ее с такой же нежностью, какой дышали сами фигуры.
– Только посмотри, как вырезано плечо. А как деликатен переход от плеча матери к телу ребенка! Кто бы ни был автор, он, должно быть, очень любил своего ребенка, как ты думаешь?
Она подняла к Джералду открытое бесхитростное лицо.
Он нежно тронул рукой ее щеку и сказал изменившимся голосом:
– Сейчас с тебя самой можно было бы лепить Мадонну.
Тепло его прикосновения медленно наполняло ее тело радостью жизни. Он стоял так близко. Неужели это был тот же мужчина, которого еще вчера она не решилась бы отнести к представителям человеческому рода? Человек без души и эмоций?
– Где ты нашел ее? – спросила она осторожно, стремясь сохранить хотя бы еще на секунду этот хрупкий момент нежного касания их душ.
– В небольшой деревушке в Австрии – вдали от туристических путей.
– Можно я ее скопирую? – спросила Айрис нерешительно.
Она осторожно поставила скульптуру на место.
– Меня завтра не будет весь день. Делай, что хочешь.
Айрис смотрела на него во все глаза, и прежде чем она смогла понять, о чем же она говорит, слова сами вылетели:
– Джералд, твоя мама любила тебя?. Повисла гробовая тишина, затем Стоктон ответил с ледяным спокойствием.
– У тебя нет никакого права задавать мне такие вопросы, а у меня нет никакого желания отвечать на них.
– Прости, я…
– Твоя комната находится в конце коридора. Ты бы хотела перекусить перед сном?
– Я не ребенок, которого можно отправить спать, если он плохо себя ведет.
– Ты совсем не ребенок. Ты бесчувственная и назойливая женщина, которая сует свой нос повсюду, куда ее не просят.
– Если ты не хочешь отвечать на мой вопрос, так и скажи, но не обвиняй меня!
– Послушай, у нас деловое соглашение, и больше ничего.