— Отлично. И очень хотел бы знать, как поживаете вы.
— Внезапно Элизабет осенило:
— Он просил вас узнать, как у меня дела?
— Что-то в этом роде. Он давно не получал от вас известий. Насколько я понял, это на вас не похоже.
— Да, я совсем запустила свою переписку.
— Наверное, потому, что были слишком заняты. Наверное, помощь баронессе отнимает у вас много сил и времени.
Элизабет не могла не заметить осуждающие нотки, прозвучавшие в его голосе.
— Что связывает вас с Блэквудом?
— Я же сказал, он был моим командиром в Индии.
— Я имею в виду отношения. — Должна же быть причина, заставившая Нортхэма проявить к ней такой интерес.
— Сразу видно, что вы не представляете себе, что такое армия. Если полковник приказывает, все подчиняются. А когда он просит об одолжении, мы не можем отказаться, даже если вышли в отставку.
Элизабет кивнула. Она знала, какую преданность и восхищение вызывал полковник Блэквуду своих подчиненных. Если бы не болезнь, приковавшая его к инвалидному креслу, Блэквуд получил бы назначение, доставшееся Веллингтону, и, возможно, командовал бы войсками при Ватерлоо. Когда она сказала об этом полковнику, тот рассмеялся без тени сожаления. «Упаси Боже, милая, — возразил он. — Если бы Бони одержал надо мной верх, где бы мы сейчас были? Лопотали бы по-французски, как пить дать! Королю бы это не понравилось. Веллингтон — блестящий полководец. И всегда таким был».
— Полковник Блэквуд — кузен моей матери, — зачем-то объяснила Элизабет. — После ее смерти он назначил себя моим опекуном. Отец встретил его заботу обо мне в штыки. Так что, пожалуй, это и к лучшему, что большую часть времени он проводит за границей. Если бы он служил здесь, мне скорей всего запретили бы с ним общаться. А так мы можем переписываться. Я, можно сказать, выросла на этих письмах.
— В таком случае вы, наверное, очень близки.
— Да. Мне нравится так думать. — Черты Элизабет смягчились. — Сегодня же вечером напишу ему, чтобы не беспокоился. Удивительно, как это он не приказал мне явиться лично?
— Он подумывал об этом, но опасался, что вы откажетесь.
— И не хотел, чтобы один из его подчиненных стал свидетелем мятежа.
— Пожалуй. То, что я больше не ношу мундир, ничего не меняет.
Элизабет крепко сцепила сложенные на коленях руки, сдерживая дрожь в пальцах.
— Так в чем же состоит ваш интерес ко мне? — спокойно спросила она. — Вы ясно дали понять, что он не носит матримониального характера.
Нортхэм не уловил в ее тоне и тени разочарования. Она даже, пожалуй, испытывала облегчение, и он решил слегка поднажать.
— Должен сказать, что я совсем неплохая партия. Не знаю, как дочек, но я предмет воздыхания всех мамаш. Мне даже доверяют такую честь, как первый вальс с юной дебютанткой в «Олмэксе».
— Да, это и в самом деле высокая оценка.
Граф пропустил это саркастическое замечание мимо ушей.
— И к тому же у меня масса достоинств. Во-первых, у меня привлекательная внешность. И неплохие мозги. Временами я даже пользуюсь ими. — Он отметил, что Элизабет, делавшая вид, будто изучает рисунок на своем платье, с трудом сдерживает смех. — Я верный друг и добрый христианин. Во всяком случае, в церкви я бываю чаще, чем на рыбалке. При случае я не прочь заключить пари, но никогда не проигрываю больше, чем могу себе позволить. Я страстный любитель лошадей и хорошо прожаренных бифштексов миссис Уэдж. Пожалуй, это единственное, что волнует мою кровь. Пью я умеренно и не люблю злословить.
— Сэр, вы просто образец добродетели, и я искренне сожалею, что полковник не взвалил на себя обязанности еще и свата. — Она посмотрела на него, не скрывая веселья. — Ну как, это удовлетворило вашу раненую гордость?
— Мне стало намного легче. Спасибо.