— Кто такая миссис Уэдж?
— Кухарка в Хэмптон-Кроссе. Она там живет с момента его основания. — Заметив скептическое выражение на лице Элизабет, он поднял правую ладонь. — Клянусь, если это и преувеличение, то совсем небольшое. Ей можно было дать сто лет, когда я был совсем мальчишкой. Остается только удивляться, как ей удается не стареть, между тем как я становлюсь все старше.
— Что вы скажете обо мне полковнику? — спросила она вдруг.
Ей не удалось застать его врасплох. Граф ожидал чего-то в этом роде — его не обманул ее преувеличенный интерес к его персоне. Элизабет, очевидно, считала, что цель его приезда вовсе не та, какую он назвал, и надеялась выяснить, в чем же она заключается на самом деле.
— Правду, что же еще? — пожал плечами он. — Что вы здоровы и наслаждаетесь пребыванием в Баттенберне. Я так же сообщу ему, что вы, хотя и не вполне одобряете собравшуюся здесь компанию, тем не менее чувствуете себя достаточно комфортно. Конечно, две недели, что я проведу здесь, это небольшой срок, чтобы сделать окончательные выводы, но я обещаю постараться. — Он выдержал паузу. — И возможно, я позволю себе упомянуть, что он зря потратил деньги на учителей рисования, поскольку у вас нет никаких способностей к этому занятию.
Глава 2
— Он сказал, что у меня нет таланта к рисованию.
Элизабет сидела в спальне баронессы, удобно устроившись в большом кресле у камина. Ноги ее покоились на мягкой скамеечке, расшитой узором из розовых бутонов и зеленых листочков. По случаю теплой погоды окна были распахнуты настежь, и по комнате гуляли сквозняки, играя складками балдахина из дамаста цвета слоновой кости.
Леди Баттенберн высунула голову из-за шелковой ширмы.
— Но у тебя действительно нет таланта к рисованию, — подтвердила она. — Ты сама так говорила, да и Харрисон не раз намекал на это. Впрочем, мой муж ничего не смыслит в искусстве, и ты никогда не считалась с его мнением о живописи, театре или поэзии. — Голова баронессы и часть белого плеча снова исчезли за ширмой, где она с помощью горничной переодевалась на ночь. — Однако надеюсь, ты поставила его на место?
— Нет, я рассмеялась. — Элизабет до сих пор удивляла собственная реакция.
Из-за ширмы появилась баронесса, полностью готовая ко сну. Ее рыжие волосы были убраны под белый кружевной чепец, круглое лицо лучилось улыбкой. Облаченная в просторную, окутывающую ее, словно облако, ночную рубашку и бархатные голубые ночные туфли, она выглядела намного моложе своих лет. Отпустив горничную, она налила чай в две чашки и уселась напротив Элизабет на диванчик возле камина.
— Как именно рассмеялась, дорогая? — В голосе ее слышалось беспокойство. — Я имею в виду интонацию. Пренебрежительно? Весело? Или растерянно? Может, ты рассмеялась, чтобы скрыть обиду? Люди часто реагируют весьма не адекватно в ответ на неприятные замечания.
Элизабет покачала головой:
— Нет, я вовсе не обиделась. Самой не верится, но мне и правда стало смешно. Возможно, все дело в том, как он это сказал. И потом — кстати, ты совершенно справедливо заметила — для меня и самой это не новость, хотя, должна признаться, довольно редко такие вещи говорят в лицо.
— Ты права, — согласилась леди Баттенберн, отхлебнув чаю. — Слишком горячий. — Она добавила молока, сделала глоток и, удовлетворенно кивнув, обратила пристальный взгляд на Элизабет. — Мне показалось, что он отнесся к тебе достаточно благосклонно. Харрисон сказал мне то же самое, когда мы возвращались домой.
— Это ничего не значит. — Элизабет съежилась под проницательным взглядом баронессы. — Не стоит делать поспешных выводов. Граф всего лишь пытался загладить свою вину.
— Ведь он испортил мой натюрморт.