Он мог не обращать никакого внимания на их высказывания без малейшего ущерба для себя.
Но Лицо… Лицо Дмитрий не мог игнорировать.
Олманов был могущественнейшим человеком в Конфедерации… но он чувствовал, что ему следует время от времени напоминать самому себе о том, что существуют во Вселенной явления более значительные, нежели его собственная персона.
Дмитрий оглянулся на своего спутника‑телохранителя. Амброуза, как и всегда, совершенно не впечатляло величественное сооружение. Он спокойно стоял позади хозяина, одетый еще легче, чем сам Дмитрий. Дыхание его лишь слегка туманилось в марсианском воздухе. Рост Амброуза составлял два с половиной метра; безволосый и загорелый, он смотрел на мир из‑за черных радужных оболочек, на фоне которых зрачки почти не угадывались.
– Ты когда‑нибудь задумывался, почему они вымерли? – Дмитрий махнул тростью в направлении купола, который должен был защищать древний артефакт от воздействия атмосферы.
– Нет, сэр. – Амброуз покачал головой.
Иногда Дмитрий задавался вопросом, какого рода мыслительные процессы происходят за темными глазами Амброуза, от первоначального мозга которого осталась лишь одна четверть. Остальные три четверти мозга телохранителя контролировались компьютерными программами. Несмотря на поврежденный мозг, Амброуз был преданным, довольно смышленым, суперквалифицированным телохранителем… и совершенно программируемым – без нарушения, правда, конфедеративных табу, касавшихся искусственных интеллектов или генной инженерии.
Но Олманов уже давно отчаялся найти в лице Амброуза интересного собеседника и заковылял вперед, опираясь на трость.
– Что их погубило? Эпидемия? Междоусобные войны?
– Я не знаю, сэр.
– Они ведь столь многого достигли…
Лицо представляло собой один из немногочисленных относительно хорошо сохранившихся следов цивилизации, которая процветала и вымерла задолго до того, как любая из известных разумных рас начала осваивать Космос. Сначала человечество считало, что лицо является продуктом погибшей по какой‑то причине цивилизации марсиан… а потом люди обнаружили на Марсе вырезанную в скале звездную карту, которая привела их на Долбри. Долбри была необитаемой планетой, которая никак не могла возникнуть и эволюционировать естественным путем. Она стала для человечества лишь первым примером внеземного искусственного формирования планет. Марс, похоже, являл собою пример подобного же усилия долбрианцев. Однако развитие его – в отличие от Долбри – застряло где‑то на полпути. Биосфера не прижилась, атмосферный слой стал тоньше, а вода частично замерзла, а частично испарилась.
Судя по всему, древние долбрианцы вымерли, находясь в зените расцвета своей цивилизации, и никто не знал, почему с ними случилась такая глобальная катастрофа.
– Вы плохо себя чувствуете, сэр?
До Дмитрия дошло, что он оборвал фразу на середине.
– Нет‑нет. Со мной все в порядке. Я просто думаю, Амброуз. Я хотел сказать, что долбрианцы достигли в своем развитии величайших высот – по сравнению с нами их можно считать богами – и все же уничтожили себя. Тогда что уж о нас говорить? Какие у нас шансы на то, чтобы выжить?
– Вам известен ответ на этот вопрос, сэр?
Дмитрий горько улыбнулся.
– Видимо, в природе мыслящих животных заложена установка творить Зло. Именно Зло в конечном счете и уничтожит нас.
Амброуз непонимающе уставился на него.
– Тебе следует осознать это, Амброуз, – сказал Дмитрий. – Мы пробираемся через творимое нами Зло каждый день. Впрочем, ты, может быть, и нет, а я‑то уж точно. Сто шестьдесят лет коллективного Зла человечества – вот что я такое.
– Вам виднее, сэр.
– В один прекрасный день тебе, возможно, придется не согласиться со мной, Амброуз.