По вечерней росе Вова и Дима выкашивали поляну; голые до пояса, они снова казались совершенно одинаковыми. Миша говорил с ними, как с одним существом, с двухголовым драконом.
- Ребята, вы бы мне велосипед не продали?Одинаковые парни переглянулись.
- Мы не торгуем вообще-то, - раздумчиво сказал один.
- Если только в обмен на твою тачку, - лукаво усмехнулся другой.
- Так она же все равно не ездит! - возмутился первый.
- Зато там кресла удобные, - мечтательно сообщил второй.
- Я свой велик не дам, - нахмурился первый. - Иди в промтовары и покупай. Если денег хватит.
- Так в промтоварах новый! - взмолился Миша. - А у тебя старый!
- Это не мой старый, это Димкин, - сказал первый и оказался Вовой.
- Короче, велики нам самим нужны, - подвел черту Дима.
- А если я отдам из машины магнитофон?Близнецы переглянулись снова.
- Нахрена он нам нужен, - задумчиво сказал Вова. - Еще батарейки к нему покупать...И оба снова принялись косить - будто две бодрые, мускулистые Смерти.Миша вернулся к дому. Походил вокруг машины, сел за руль, закрыл глаза.Устал.Хотя ничего страшного не происходит. Застрял. Но не среди леса, не среди моря, а у самого людского жилья. Вон, Анатолий всю жизнь так живет и не знает, наверное, что это за тоска - хутор, дорога через лес, полупустое село...Обычная, повседневная жизнь. А такое чувство, что ты уже умер.Миша вздрогнул. Почему-то вспомнил Прокофьевну.
* * *
Потные Дима и Вова враждебно молчали за столом. Видимо, ощущали себя чуть виноватыми и, во избежание мук совести, перекидывали едва наметившуюся вину "с больной головы на здоровую", то есть на Мишину невезучую голову.Впрочем, близнецы быстро поужинали и ушли в дом. Интересно, что они почти не бывают в селе, вяло подумал Миша. Молодые ведь парни... А как же девушки, танцы, все такое?
- Толя... - Миша впервые решился назвать хозяина уменьшительным именем. - Я не знаю, что мне делать.Сказал - и потупился. Слюнтяй. Сопляк.Анатолий привычно сплел пальцы. Откинулся на деревянную спинку; Инна молча поднялась, собрала стопкой грязную посуду, налила горячей воды в жестяной таз.
- Что, опаздываешь куда-то?
- Уже опоздал, - признался Миша. - У моей мамы сердце... неважное. Ей ну никак нельзя... чтобы... а они волнуются, конечно. Они с Юлей. С моей женой.
- Так ты женат? - удивился Анатолий.
- Да, - Миша занервничал. - То есть... У нас свадьба через две недели... уже через полторы. А машина чужая. Я взялся перегнать.
- Это ты сглупил, - задумчиво сообщил Анатолий.
- Я знаю! - горячо согласился Миша. - Сглупил, да. Я знал, что она старая. Но она же на ходу была! Заводилась, как миленькая... А мне очень деньги были нужны.
Инна шумно вздохнула. Взяла со скамейки полотенце, ушла в дом.
- А зачем ты меня уговариваешь? - помолчав, спросил Анатолий. - Разве я могу тебе чем-то помочь? Садись на автобус, поезжай к поезду, объясняй своим работодателям, что "Ромео" свою арию отпел. Пусть едут с буксиром, забирают. У меня ничего не пропадает.
- Так свадьба же, - безнадежно сказал Миша.Анатолий поднял лицо. Жесткое, даже злое. Миша напрягся.
- Свадьба, парень - это не похороны. Можно отложить. Машина - не ребенок. Можно бросить. Все можно. Прокофьевну помнишь? Боялась не дожить до того дня, когда Игорька из тюрьмы выпустят. Потому что Игорьку девять лет светило. И не дожила бы, как оказалась... так и так не дожила. Парень все равно сядет... Но это хоть понятно. Это мать. А ты... - он запнулся. Испытующе уставился на Мишу.На лице его лежала будто подвижная сетка тени. Это метались, облепив лампочку, мелкие крылатые твари. В чашке остывшего чая отражалось темное небо и подсвеченные пряди винограда.Миша представил, как мама отсчитывает в стакан остро пахнущие капли. Пятьдесят... Шестьдесят... Выпивает залпом. Хотя тревожиться, во общем-то, не о чем.