— Только не исключено, что все эти четыре с, половиной часа ушли на игру в вопросы и ответы. Томас тут человек новый, притом совершенно изолированный, так что нечему удивляться, если он пытается выудить максимум информации из этого типа, шляющегося повсюду и уже стакнувшегося с нашими красавчиками.
Это свое замечание, как и предыдущее, я делаю не для того, чтобы сообщить нечто такое, чего генерал не знает, а просто чтобы вслух отметить возможность тех или иных обстоятельств. И это весьма характерно для наших разговоров.
— Бесспорно, — кивает шеф. — Пока что у нас нет никаких данных, что Томас возложил какую-то задачу на этого туриста, Чарли его зовут или как там, не помню. Но когда перед тобой с одной стороны банда наркоманов, а с другой — западный дипломат и между ними болтается некий Чарли, возможно выступающий в роли связного, то можно ли закрывать на это глаза?
Он тоже не говорит ничего такого, чего бы не знал я, но это макетирование обстановки вносит определенную ясность и представляет собой часть обычного ритуала, так же как этот его небрежный жест, побуждающий меня налить себе вторую чашку кофе.
— С наркоманами на первых порах надо держать ухо востро, — тихо говорит генерал. — Они могут представлять опасность не только в бытовом отношении.
— Да, но они могут представлять опасность и для того, кто их использует, — продолжаю развивать другую версию. — А Томас опытный разведчик, он не может не знать, что наркоман — это палка о двух концах.
— Верно. Но у Томаса нет выбора. А раз у него нет выбора, то не исключено, что он решится прибегнуть к помощи отребья.
Шеф наклоняется вперед, снова берет экспортную сигарету, но, прежде чем я собрался поднести ему зажигалку, опять кладет ее в коробку.
— Естественно, может оказаться, что ничего такого тут нет. Однако мы обязаны знать, что есть и чего нет. Во всех случаях было бы невредно повнимательней разобраться, что он за птица, этот Томас, и присмотреться к его поведению. В первые недели после приезда он что-то больно гоношился, а потом вдруг сник. Почему?
— От невезения, а может, нашел, что искал.
— Да. И даже если ничего не нашел, все равно он не стал бы сидеть сложа руки. Так что, как видишь, дело не в одних наркоманах. Впрочем, в ведомстве Антонова ты получишь более подробные данные.
Последняя фраза означает, что разговор окончен. Я залпом выпиваю содержимое чашки, чтоб не пропадало добро, и встаю.
— Давеча ты несколько уклончиво ответил мне относительно мальчишки Ангелова, — замечает генерал и тоже встает. — Или ты уже поднял руки?
— Трудно вырвать человека из одной среды, если не можешь предложить ему другую, — неохотно отвечаю я. — Вы же сами сказали, что он будет избегать их, а они будут искать его общества. Словом...
— Словом, такое дело одним назидательным разговором не решить, — делает шеф вывод вместо меня. -Понимаю. Но ты ведь тоже не из тех, что бросают повозку среди грязи, верно?..
И он смотрит на меня своими ясными глазами, как бы стараясь убедиться, что не ошибся в своей оценке.
— Ты, говорит, не из тех, что бросают повозку среди грязи... А в сущности, я именно так и поступил — бросил повозку среди грязи.
— Вытащишь, — успокаивает меня Борислав и шумно сосет свой янтарный мундштук. Точнее говоря, сосет воздух, потому что мундштук его пуст. Борислав вот уже в который раз тщетно пытается бросить курить и в кризисные моменты обманывает себя этим пустым мундштуком.
— Легко тебе рассуждать, а вот был бы ты на моем месте...
— Ведь малый больше не принимает морфий?
— Морфий — это еще полбеды, — замечаю я, поднимая голову. — Как бы не случилось худшего...
— Боишься, что твой подопечный начнет курить? — вставляет Борислав.