После смерти мужа Марии Сергеевне советоваться было не с кем, и она послала Глазунову письмо с согласием работать в его институте, который к
тому времени уже возвратился в Москву.
К моменту, с которого начинается наш рассказ, Мария Сергеевна давно уже имела звание доктора наук, по праву считалась одним из самых доверенных
и ближайших сотрудников Глазунова и, несмотря на свою привлекательность и видное общественное положение, жила по прежнему лишь вдвоем с Леночкой
в отдельной квартире неподалеку от университета, в новом Юго Западном районе Москвы.
Леночка к этому времени стала красивой, привлекательной девушкой. Ей только что сровнялся двадцать один год, и она заканчивала третий курс
медицинского института.
Мать и дочь любили бывать вместе. Их связывали не только родственные отношения, но и дружба, сближало душевное целомудрие, общность интересов,
одинаковые взгляды на жизнь и незримое присутствие в их жизни Ковригина. Их даже принимали иногда за сестер, тому способствовала моложавость
Марии Сергеевны, хотя характерами они сильно отличались друг от друга.
В характере Марии Сергеевны многое можно было объяснить пережитым ею горем, она была сдержанна, терпелива, немногословна, от нее всегда веяло
холодком, но в то же время она была энергична, настойчива, прямолинейна, умела поставить на своем и умела подчинять себе Леночку.
Наоборот, Леночка была очень эмоциональна, порывиста, даже несколько неуравновешенна; общительная и доверчивая, она любила бывать в обществе и
почти ко всем людям относилась с нескрываемым дру¬желюбием.
У Марии Сергеевны и Леночки стало обычаем встречаться дома за обедом. К вечеру, часам к шести семи, они обязательно сходились за столом, это
было их любимое время.
В тот вечер, с которого начинается наш рассказ, они ели за столом нажаренную Леночкой навагу и вели ничем не примечательный разговор.
Мария Сергеевна рассказывала что то о своих институтских делах, а Леночка тараторила обо всем сразу: о подругах, экзаменах, предстоящем приезде
Вана Клиберна, концертах, спорте, Лужниках, прыжках в высоту и о каких то необыкновенных пирожных…
Сидели, по обыкновению, в кухне, которая стараниями обеих женщин была превращена в самый уютный уголок в доме. Здесь стоял крытый белой эмалевой
краской буфет, на белых кухонных полках поблескивала зеленой глазурью украинская керамика, окно прикрывали веселые ситцевые занавески, а на
столе в синей хрустальной вазе никогда не переводились живые цветы.
Мария Сергеевна выжала ломтик лимона на остатки наваги и посмотрела на дочь.
– Мне кажется, ты злоупотребляешь занятиями в бассейне, – неодобрительно сказала она. – На носу экзамены, а ты столько плаваешь…
– Но, мамочка! – перебила ее Леночка. – Ты сама знаешь: в здоровом теле здоровый дух!
Мария Сергеевна покачала головой.
– Я боюсь, как бы этот дух не нахватал на этот раз двоек!
– Но, мамочка! – перебила ее опять Леночка. – Когда же это случалось?..
И тут то и раздался телефонный звонок, который выбил Ковригиных из размеренной колеи их жизни.
Телефонный аппарат находился в комнате Марии Сергеевны.
– Я сейчас, мамочка! – воскликнула Леночка. – Вероятно, это меня!
Она побежала к телефону.
– Слушаю, – сказала она, снимая трубку. – Вас слушают!
– Мне нужно Елену Викторовну Ковригину, – негромко, но четко произнес незнакомый Леночке мужской голос.
– Я вас слушаю, – повторила Леночка. – Я у телефона.
– Я попрошу вас не удивляться и ничего не отвечать, пока вы не выслушаете меня до конца, – продолжал тот же голос.