— У вас красивые глаза, — говорю я.
— Я позабочусь о том, чтоб вынесли чемоданы, и расплачусь, — говорит Мод, поднимаясь. — Подождите меня в холле.
Что и говорить: служебное лицо.
В подземном гараже гостиницы возникла небольшая размолвка.
— Вы куда? — спросила дама, увидев, что я направляюсь к своему БМВ. — Мы поедем вместе.
— Конечно, но каждый в своем автомобиле.
— Вы поедете в моем автомобиле, Альбер.
— Но наш общий знакомый мне этого не говорил…
— Он говорил мне. Со временем вы снова получите свой автомобиль. А пока что кладите сюда свой чемодан.
Сажусь в зеленый «мерседес» на место покойников. В отличие от моего БМВ, пропитанного запахом бензина и табака, тут господствует легкий запах парфюмерии.
Она ловко выводит «мерседес» из гаража. Опытного водителя видно по тому, как он трогается с места. Максимилианштрассе залита солнцем. Мод держит руль левой рукой, правой вынимает из сумки черные очки, и я вспоминаю бывшую секретаршу Сеймура — Грейс, хотя ее очки были не темные.
Если не принимать во внимание очки, то сходство между Грейс и Мод такое же, как между небом и землей. Та была стройная, нервная, агрессивная. А эта — «в здоровом теле — здоровый дух», спокойно-самоуверенна и холодно-доброжелательна. Чистое, матово-белое лицо, под бледно-лиловой поплиновой блузкой выделяется большой бюст, массивные бедра обтягивает юбка на серой английской фланели. Нет, у Сеймура не такой вкус. Служебное лицо — и только.
Объезжаем бензоколонку и выезжаем на автостраду. Точнее сказать: въезжаем в автостраду, ибо это особый мир, ограниченный с боков бетонными рвами, где денно и нощно нескончаемые потоки механических кровяных телец циркулируют в бетонных венах.
Изолированный, оторванный от всего окружающего мир двух измерений, сведенный к двум направлениям — того, откуда ты едешь, и того, куда едешь, — серая лента, которая непрерывно раскручивается под тобой, связывая то, что было, с тем, что будет.
— У меня такое чувство, будто вы работали на радио, — говорю я немного погодя.
— Если это вас так интересует, так я действительно там работала.
— У вас такой мелодичный, хорошо поставленный голос.
— Не понимаю, чем вам не нравится мой голос? — небрежно бросает Мод.
— Ничем. Просто он мне напоминает магнитофонную запись…
— В таком случае ни о чем меня не расспрашивайте. Будете молчать вы — будет молчать и мой магнитофон.
— Почему же! Тембр вашего голоса мне приятен. К тому же у меня к вам вопрос.
Женщина молчит, глядя на бетонную ленту, что бежит нам навстречу.
Прибываем во Франкфурт около трех часов. Гостиница «Континенталь», где мы останавливаемся, несмотря на громкое название, — стандартная гостиница среднего уровня. Когда мы поднимаемся в лифте в сопровождении мальчика с чемоданами, дама предлагает:
— Примем ванну и тогда спустимся пообедать.
— Я не голоден.
— Тогда я закажу что-нибудь себе в комнату.
— Если вы будете делать заказ, попросите, чтоб мне в номер принесли газеты.
— Хорошо.
Комнаты на четвертом этаже, но довольно далеко одна от другой. Моя — в конце коридора, и, пока мальчик отпирает дверь, я замечаю в глубине еще один лифт, видимо служебный.
Через несколько минут после того, как я распаковал свои вещи, принесли газеты. Наскоро просматриваю одну из них: надо же знать, что происходит в мире. Потом, по привычке, сгибаю ее на финансовой странице и бросаю на кровать. Теперь надо ждать телефонного звонка. Вскоре дожидаюсь и этого.
— Принесли ли вам газеты? — слышу голос дикторши.
— Да, благодарю.
Через полчаса она определенно позвонит снова, чтоб поинтересоваться, прочитал ли я их. А еще со временем захочет узнать, не проголодался ли я. Проверим.