Если нежные ручонки раскололи сэра Эйлмера Молверера, прославленного своей черствостью, почему бы им не расколоть несчастного богача?
Да, конечно, в середине июня нет ни снега, ни снегирей. Да, Пуффи предупреждал еще на крестинах, что больше серебряной чашечки из него не выжать. И все-таки Бинго, засыпая, думал о том, что, если ребенок не подкачает, можно попросить и сотню.
Наутро, как бывает всегда, он одумался и решил ограничиться двадцатью фунтами. А что, вполне достаточно! Десять — ей, десять — ему. Словом, звоня в дверь, он был вполне спокоен. Его могло бы взволновать то, что юный Алджи походит на бандита, которым погнушался даже Каторжный клуб, но инцидент с констеблем показал, что таковы все младенцы, включая и героя «Ручонок». Миссис Бинго, в сущности, описала только розовые пальчики, а их у А. О. хватало. В общем, Бинго был весел, когда лакей Пуффи, Коркер, открыл ему дверь.
— Привет, — сказал он. — Хозяин дома?
Коркер ответил не сразу, попятившись от младенца, но, как образцовый лакей, сдержал себя.
— Да, сэр, — сообщил он. — Еще не встал. Поздно вернулся.
Бинго понимающе кивнул.
— Молодость, молодость! — заметил он. — Э?
— Да, сэр.
— Веселое время…
— По-видимому, сэр.
— Так я зайду?
— Прошу вас, сэр. Его взять?
— А? Нет-нет! Это — крестник мистера Проссера. Пусть повидаются.
— Да, сэр?
— Знаете, не виделись с крестин.
— Вот как, сэр?
— Ну, пошли.
— Мистер Проссер в гостиной, сэр.
— В гостиной? Я думал, в спальне.
— Нет, сэр. Он в камине, сэр.
Действительно, Пуффи лежал в камине, хотя и не целиком. Одет он был с иголочки, прямо для бала, если бы галстук не заменяла голубая лента именно того рода, какой изящные девицы подвязывают волосы. В руке он держал воздушный шарик, на манишке алела надпись: «Траля-ля!» Словом, беспокоить его не стоило, и Бинго задумался.
Однако, взглянув на часы, он понял, что выбора нет. Времени оставалось в обрез.
— Коркер, — сказал он, — через десять минут мне надо быть на вокзале. Пуффи будить опасно, пускай выспится. Я оставлю младенца тут, на ковре. Сами познакомятся.
— Превосходно, сэр.
— Конечно, хозяин сразу вызовет вас. Тогда скажите: «Это ваш крестник, сэр». Или: «Крестничичечечек, сэр». Выговорите?
— Нет, сэр.
— Так я и думал. В общем, ясно? Хорошо. Пока. Поезд и Бинго прибыли одновременно, а через минуту появились и Рози с матерью. Старушенция еще толком не вылезла из вагона, когда дочь, бросив ее, кинулась к мужу:
— Кроличек!
— Зайчик!
— Как давно я тебя не видела! Где Алджи?
— У Пуффи Проссера. Заскочили по дороге, а тот в него вцепился. Все-таки крестный отец… Заберем на обратном пути.
— Забери ты. Я отвезу маму, ей нехорошо.
— Да, — согласился Бинго, — вид поганый. На грязи, и как можно скорей! Жду у Пуффи.
— Где он живет?
— Парк-Лейн, 62.
— Я скоро приеду. Да, дорогой, ты деньги положил?
— А, черт! — вскричал Бинго. — Забыл, спешил к тебе. Возьмем Алджи — и положим.
Смело сказано, но на Парк-Лейн, у дома, он все-таки заволновался. Кто его знает, этого Пуффи! А вдруг не даст? В конце концов, сэр Эйлмер Молверер — поджарый, здоровый дядька, по-видимому — не с перепоя.
Поэтому он беспокоился, спрашивая Коркера:
— Все в порядке?
— И да, и нет, сэр.
— То есть как? Хозяин звонил?
— Нет, сэр.
— Почему же он не звонил?
— Он кричал, сэр.
— Кричал?
— Да, сэр. Издал пронзительный крик, свидетельствующий об испуге. Примерно так кричал он после Нового года, когда подумал — ошибочно, сэр, — что видит розового слона.
Бинго нахмурился:
— Мне это не нравится.
— Точно то же самое сказал мистер Проссер, сэр.
— Крестные не кричат при виде крестников. Пойду, посмотрю, в чем дело.
Он пошел — и остановился в изумлении.
Алджернон Обри сидел на ковре, пытаясь проглотить шарик. Пуффи смотрел на него выпученными глазами.