Боцман тихонько поднялся по трапу и встал над люком. В дальнем углу тоже загудела, задвигалась бочка.
— Интересно, какое лицо будет у твоего дядюшки, когда мы вылезем из трюма…
Ваня не успел ответить: распахнулся люк, и маленький щуплый боцман, которого незаслуженно оскорбили, громовым голосом рявкнул:
— Полундра! Брысь из трюма, салажата.
2. ДВОЕ НА НАБЕРЕЖНОЙ…
На шершавых гранитных ступеньках, спускающихся к самой воде, молча сидят двое мальчишек. По набережной Кутузова идут и идут машины. Они сворачивают с Литейного моста и выстраиваются в длинный ряд у красного светофора. Зажигается зеленый — и многоцветная колонна разнокалиберных машин с шипящим шумом уносится дальше. Над подернутой свинцовой рябью Невой стоят пышные облака. Это с первого взгляда кажется, что они стоят, а если внимательно присмотреться, то видно, как облака, цепляясь рыхлыми щупальцами друг за друга, вытягиваясь и сжимаясь, медленно двигаются в сторону Финского залива.
В это прохладное весеннее утро никто и ничто не стоит на месте — все двигается: и люди, и машины, и облака, и желтые ноздреватые льдины на Неве. Не двигаются лишь двое мальчишек, угрюмо застывших на каменных ступеньках. Давно прозвенел в школе звонок и шестой «В» прилежно пишет диктант. Нина Васильевна ходит между партами и ровным усыпляющим голосом диктует…
Плывут по Неве большие и маленькие льдины. Откуда они плывут и куда? На одной расположилась ворона. Она вертит черной головой с крепким клювом, раскрывает и складывает крылья, изредка весело каркает. Нравится вороне плыть на маленьком белом корабле-льдине. А мальчишек на берегу ничто не радует. На душе у них осень. Со слякотью и дождем. Коричневый и черный портфели валяются рядом. Металлические замки пускают в глаза зайчиков.
— И надо было тебе эту дурацкую записку писать? — с упреком говорит мальчишка с густыми русыми волосами, в которые почему-то затесалась яркая желтая прядь спереди.
— Вот уж не думал, что она так быстро найдет, — оправдывается приятель. — В этой кастрюле давно ничего не варят. И потом, ты ведь говорил, что отчалим рано утром…
— Подумать только, как идиоты всю ночь в бочках просидели! От меня второй день селедкой пахнет.
— Меня мать тоже два часа в ванной продержала. А пиджак и штаны в химчистку отдала…
— Мне из-за тебя боцман хороший подзатыльник влепил… Ты его шляпой и растяпой обозвал, а он почему-то на меня подумал.
— Зато твой дядя мне чуть воротник не оторвал, когда из бочки вытаскивал.
— Тебя били? — помолчав, спрашивает русоволосый.
— А тебя?
— Я первый спросил.
Мальчишка отворачивается и смотрит через Неву на сияющий купол Петропавловской крепости. В отличие от русоволосого, второй мальчишка черный, как цыган. Вьющиеся волосы, лицо круглое, розовощекий, уши большие и оттопыриваются.
— Посмотри, — говорит русоволосый, — чайка уселась на шпиль!
— Какая это чайка? — возражает приятель. — Типичный голубь. Чайки никогда не садятся на такую верхотуру.
Мальчишка с желтой прядью — это Ваня Мельников, а черноволосый приятель его — Андрей Пирожков. Сегодня утром, встретившись, как обычно, на углу Литейного и Чайковской, они, не сговариваясь, повернули к набережной. Совсем в другую сторону от школы. После того, что произошло накануне, не хотелось и в школу идти. Нина Васильевна — классный руководитель — уже все знает, да и ребята, наверное, пронюхали.
Сидеть и глазеть на Неву тоже надоело, и потом, все больше мучила совесть: ну ладно, на один урок не явились — еще куда ни шло, а на два — это уже настоящий прогул. Ваня смотрит на Андрея, а Андрей на Ваню.