Мама задумчиво посмотрела на Котю и сказала:
- Мне билет до станции, где люди не стреляют в людей. Где много хлеба...
- И сливочного мороженого, - добавил Котя.
- И где дети ходят в школу, а артисты выступают в красивых театрах и в антрактах пьют чай с пирожными...
Котя задумался. Потом взял картонный билетик, сунул его в щель компостера и с силой нажал рычаг.
- Вот билет до станции "Победа революции".
А в зале ожидания вокзала, превращенном в зрительный зал, уже было полно народу. Красноармейцы сидели на полу, не выпуская из рук винтовок. И над их головами как бы вырос невысокий винтовочный лесок. Они курили, отчего над залом плыло устойчивое голубоватое облачко махорочного дыма.
На большом полотне, прибитом к стене, была изображена горящая тюрьма Бастилия. И казалось, синеватый дым плыл над залом ожидания не от многочисленных цигарок, а от пожара, изображенного на полотне. На перроне снова ударил колокол. И перед публикой появился Николай Леонидович.
На нем была свободная белая рубаха с широкими рукавами, синие шаровары и красный пояс, за который были заткнуты два старинных пистолета. В руке же он держал обычную винтовку, взятую напрокат у кого-то из красноармейцев.
- Товарищи! - сказал Николай Леонидович. - Рядом гремят пушки Юденича. Но мы, артисты Героического рабочего театра, не прекращаем своих спектаклей. Ударим по Юденичу пролетарским искусством!
В зале захлопали в ладоши и закричали "ура!". Штыки закачались.
- Сейчас мы покажем вам спектакль из времен французской революции. Автор драмы... я.
Николай Леонидович смущенно посмотрел на зрителей и поклонился. Кто-то крикнул:
- Браво автору!
Но папа поднял руку. И зал притих.
- В этой драме восставшие санкюлоты, то есть пролетарии, штурмуют тюрьму Бастилию. Итак, начинаем спектакль!
Ударил колокол. И артисты вышли на сцену. Собственно, сцены не было. Была небольшая площадка, перед которой лежала перевернутая вверх ножками скамейка, изображающая баррикаду. Николай Леонидович исполнял роль командира, а Ксаночка, Котина мама, роль женщины-бойца. Бывший артист императорских театров, любитель супа "карие глазки", был бомбардиром, то есть артиллеристом.
Спектакль начался.
К о м а н д и р. Мы ждем подкрепленья.
Победа за нами!
Пусть мальчик поднимет
Трехцветное знамя!
Ж е н щ и н а-б о е ц. Как можно ребенка
Поставить под пули?
Не дремлют стрелки
Короля в карауле.
К о м а н д и р. Пусть знамя народа
Над улицей реет.
В ребенка стрелять
И король не посмеет!
Б о м б а р д и р. Эй, маленький Пьер,
Подходи к баррикаде
И знамя держи.
Как солдат на параде.
К о м а н д и р. На гребень забраться
Ему помогите!
Б о м б а р д и р. Смотрите,
Он держится смело, смотрите!
К о м а н д и р. Ударьте, ребята.
По лбам барабанов.
В с е. Республике - слава!
На плаху - тиранов!
Гремели барабаны. Котя - Пьер стоял на перевернутой скамейке-баррикаде и изо всех сил размахивал трехцветным французским знаменем. А в зале кричали "ура!" и подбрасывали фуражки с алыми звездочками. В это время где-то за окнами раздался взрыв и стекла в зале ожидания мелко зазвенели.
Зрители решили, что так надо по спектаклю, и продолжали хлопать и кричать "ура".
Но дверь распахнулась, и возбужденный боец крикнул:
- Тревога! Боевые расчеты бронепоезда по местам!
Его голос утонул в грохоте нового взрыва. Где-то совсем близко рвались снаряды. И, стараясь перекричать грохот, зазвучали команды:
- Третья рота, на выход!
- Телеграфисты штаба...
- Саперный взвод...
Снаряд разорвался на перроне. В здании вокзала со звоном вылетели стекла. Погас свет. Кто-то вскрикнул.
Котя стоял среди этого невидимого водоворота людей и прижимал к себе знамя французской революции. Бегущие красноармейцы подхватили его и, подталкивая, увлекли к двери.