- Тетушка не захотела меня оставить у себя. Вот и пришлось меня взять... А вы знаете, что аэропланам нужна касторка?
- Скажешь тоже! - буркнул Яшечкин и замолчал надолго.
- Вы смотрели спектакль? - спросил Котя, чтобы как-то нарушить молчание.
- Смотрел.
- Видали, мальчик размахивал трехцветным флагом? (Яшечкин кивнул.) Так это - я!
- Я знаю, - ответил красноармеец и едва заметно улыбнулся.
- Яшечкин, я про вас напишу стихи. Честное благородное! - вдруг сказал Котя. - Как вы спасли меня.
- Нешто про такое пишут? - Красноармеец покачал головой. - Если про каждого писать стихами, стихов не хватит.
- Хватит! - уверенно сказал Котя.
В это время раздался треск, скрип, и повозка резко наклонилась набок. Котя еле удержался на козлах.
Яшечкин ловко спрыгнул на землю и стал рассматривать повреждение.
- Приехали, - певуче сказал он. - Обод лопнул.
- Что же будем делать? - спросил мальчик, осторожно спускаясь на землю.
- Ночевать будем. Утро вечера мудренее.
Яшечкин распряг лошадей и, ловко стреножив, отпустил их пастись. Потом расстелил под развесистой липой шинель и велел Коте ложиться.
- А вы? - спросил мальчик. - Нам всем места хватит.
- Спи, - сказал боец. - Мне бодрствовать - дело привычное. А сморит сон, я и сидя посплю. Солдат спит, а служба идет...
- Куда идет служба? - спросил мальчик, ложась на расстеленную шинель и подкладывая руки под голову.
- К дому идет служба, - ответил солдат и сел с краю, зажав между ног винтовку. - Идет, идет и никак не может прийти.
- Почему? - спросил Котя.
- Война долго длится.
Некоторое время мальчик лежал молча, с открытыми глазами. Над ним распростерлось звездное небо - темное поле с желтыми цветами. Когда звезда падала, казалось, что кто-то срывал цветок.
- Яшечкин, а вы любите воевать? - неожиданно спросил мальчик.
- Не-ет, - ответил пожилой боец.
- Чего же вы воюете?
- Питер защищать нужно. Воевать никто не любит... Я траву люблю косить.
- А генералы любят воевать? - спросил мальчик.
- Кто их знает, генералов. Я их только издали видал... Ты спи, спи.
Но Коте не спалось. События сегодняшнего дня ошеломили его. Он никак не мог прийти в себя. Перед глазами снова и снова возникали страшные видения войны. Разрывы. Отблески пожара. Стоны раненых. Ржание испуганных коней. И фургон Героического рабочего театра, освещенный вспышками разрывов. Неужели весь театр умчался и папа с мамой бросили его одного на пылающей привокзальной площади?!
- Яшечкин, а вы могли бы встать и пойти на белых? - спросил мальчик, приподнявшись на локте. - В вас стреляют, а вы идете. Вперед. Но если вас убьют, то больше никого, никого не убьют. И война кончится. Победа!
- Спи, - сказал боец, видимо не зная, как ответить на эту фантазию мальчика. - Спи и не думай.
- А разве можно заставить себя не думать? - спросил мальчик и, не получив ответа, больше уже не приставал к своему спутнику с расспросами. Тем более, что усталость начинала брать свое. Он закрыл глаза.
Яшечкин оглянулся и прикрыл мальчика краешком шинели. "А ведь малый прав. Каждый, кто идет вперед под пули, приближает победу. Только одним солдатом тут не обойдешься..."
Коте снилось огромное поле, на котором лежат раненые и убитые. И по полю медленно идет мама с кувшином и дает напиться тем, кто просит. На громоздкой серой кобыле появляется папа и кричит:
"Ты, Ксаночка, пои только красных!"
А мама отвечает:
"Белые тоже хотят пить".
"Они хотят Питер!" - говорит папа.
"Они уже ничего не хотят, - отвечает мама, - только пить. Только пить..."
И еще Коте снится, что он тоже лежит на этом поле, закрытый шинелью, которая колет щеку, и громко кричит:
"Мама, я тоже хочу пить!"
Но мама не слышит его голоса. И не видит его. И проходит мимо.
Проснулся Котя оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо.