- А-а! А помнишь ту ужасную, кошмарную фотографию? - Я кривлюсь от отвращения.
- Ну, хорошо, ей не повезло, - соглашается Клео.
- Не то чтобы меня волновало, что мы, в конце концов, можем выглядеть так, будто нами позавтракала пара акул, - все равно никто нас голыми не увидит, правда? Просто для общего эффекта.
Я все еще не уверена, что согласна оголить даже новое, улучшенное тело прилюдно.
- Говори за себя! Если мы это переживем, то будем каждый вечер включать отопление на полную мощность, чтобы я могла смотреть телевизор в бикини! - фыркает Клео, осушая свой бокал. - Ах, Ким! Мы ведь решимся, правда? Подумай только, сколько отпадных мужиков мы сможем подцепить!
- Боже упаси!
Клео обижается.
- Ну не все же они как…
- Не упоминай его имени! - перебиваю я.
- Тебе что, совсем не нужен парень? - Она потрясенно хлопает глазами.
Клео говорит, что хочет кого-нибудь встретить, но пока что никакими действиями это заявление не подтверждается. Прошлым летом она закрутила что-то почти серьезное с громилой-регбистом по имени Дилан, но потом по телевизору начали круглые сутки крутить "Большого Брата", и Дилан отошел в прошлое. Сейчас ей нравится некий Гарет, который иногда заглядывает в "Фотофиниш", однако дальше копирования номера его телефона с конверта с заказом дело не зашло. Говорит, что начнет действовать, как только он в следующий раз появится, но мне кажется, в идеале ей подошла бы какая-нибудь некрупная знаменитость, с которой они встречались бы раз в полгода, чтобы сфотографироваться для "ОК!".
Что до меня - если я говорю, что с меня хватит, то говорю это искренне. Думаю, так лучше, потому что непереносимо, когда сегодня весь мир сияет и поет, а завтра от тебя остаются только слезы и сопли. Еще до появления того. Кого Упоминать Не Надо, я не встречала Амура с распростертыми объятиями. Скорее хмурилась и гримасничала, пока он скручивал меня в бараний рог, - мне с трудом удавалось держать хорошую мину, потому что сердце разрывалось от боли. Я терпела отношения, пока они не истощались, потом вырывалась на волю и, пошатываясь, ждала, пока любовные токсины не выйдут из организма сами собой, а чуждые черты характера (подозрительность, ревность, зависимость) сдуются обратно до размера обычных человеческих слабостей. После того, как два года назад со мной случилась катастрофа, разбившая все мои чувства вдребезги, я изо всех сил стараюсь придать свой жизни какую-то стабильность. Клео вовремя оказалась рядом, и это мне очень помогло - теперь я спокойная и уравновешенная, как идеально откалиброванный ватерпас. Меня выбивает из колеи только мама, поэтому я свожу общение с ней до минимума.
- Тебе не кажется, что ты оцепенела? - спросила меня Клео пару месяцев назад, и мне пришлось признать, что так оно и есть. Я понимаю, это не самый лучший выход, но все-таки это лучше, чем слезы и сопли.
- И вообще, твоей маме легко отмахиваться - у нее самой фигура идеальная, - заключает Клео.
- Да что она знает от наших муках? - ворчу я, мрачно рассматривая дощатый пол.
- Как ты думаешь, а Памела Андерсен и вправду удалила себе одно ребро? - Клео пытается меня развеселить. Она чувствует, когда на меня находит тоска из-за матери, и виртуозно научилась отводить эту угрозу.
Я внимательно рассматриваю соответствующую картинку в журнале и пытаюсь сделать себе такую же фигуру - а-ля песочные часы - при помощи упаковочной ленты, а Клео коричневыми тенями для глаз рисует мне контуры, о которых я могла бы только мечтать.
Мы как раз приступаем к "Если я скажу, что у тебя красивое тело, ты используешь это против меня?" доктора Хука, как тут раздается звонок в дверь.
Мы замираем.
Позы у нас уморительные - Клео обернулась, чтобы оценить результаты самодельной подтяжки задницы, а я согнулась вперед, пытаясь выпятить живот как можно дальше и насладиться отвращением к себе. Мы похожи на феминистскую скульптурную группу, порицающую чрезмерную озабоченность современных женщин несовершенством своего тела.
В дверь опять звонят. Только один человек заходит к нам регулярно, но пиццу принесли полчаса назад, так что это не он.
Я оборачиваюсь к Клео в недоумении. Она беззвучно произносит:
- Тсс!
Хотя у нас мало шансов убедительно притвориться, будто нас нет дома, ведь в квартире горит весь свет и Род Стюарт оглашает окрестности песней "Первая рана - самая глубокая".
Скрипнув, приоткрывается щелка почтового ящика, и мы падаем на пол, как марионетки, которым перерезали нитки.
2
- Кимми! Это я. Ты дома? - слышится мелодичный голос.
- Мама? - шиплю я, прижавшись щекой к шершавому дощатому полу.
- Милая, впусти меня, пожалуйста, тут снаружи капает!
- Минуточку! - ору я. и мы с Клео пулей несемся в ванную.
В надетых на левую сторону халатах мы толкаемся локтями над раковиной, пытаемся оттереть с лиц пунктирные линии и привести в норму мультяшно-увеличенные губы. Я отчаянно намыливаюсь, а Клео решает изобразить из себя героиню старинных комедий, которой залепили тортом в лицо, и наносит на физию маску из глины с овсяными хлопьями. Я решаю последовать ее примеру, но маска, которую я выдавливаю из первого попавшегося тюбика, по консистенции напоминает липкое подтаявшее желе, а потому ничего не скрывает - только добавляет блеска. Слышно, как нетерпеливо гремит крышка почтового ящика. Беззвучно ругаясь, я бросаюсь обратно в прихожую и отпираю дверь.
- Прости, пожалуйста, - у нас тут небольшая косметическая оргия, - задыхаясь, объявляю я, поплотнее пристраивая на голове тюрбан из полотенца.
Мама с подозрением смотрит на мое лицо, сияющее свежим лаковым покрытием. Мы отказались ото всех скидок в салонах красоты, которые она нам предлагала, так что она точно знает - у нас никогда не было в обычае воскресными вечерами баловать себя косметическими процедурами.
- Чаю? - предлагаю я, надеясь привести себя в порядок на кухне.
- Я же говорила, что зайду сегодня вечером, - говорит с недоумением мама. - Не понимаю, почему у тебя такой удивленный вид.
О боже - это из-за скотча, которым я подтянула брови поближе к вискам. Я вглядываюсь в свое отражение в чайнике и пытаюсь осторожно отклеить скотч, не оставшись при этом без волос на висках.
- Ромашка с лимоном, - кричит мне вслед мама.
Я закатываю глаза и достаю пакетик. Ее вечная борьба за внутреннюю чистоту действует мне на нервы. Она кипятит фильтрованную воду даже для своей грелки. Мама появляется в дверях.
- Что это? - требовательно спрашивает она, и голос ее слегка дрожит.
Я оборачиваюсь и вижу, что она держит в руке брошюрку клиники доктора Чарта. Меня охватывает ужас - сколько бы я ни говорила, что я сама по себе и мне плевать, что она думает, но появись хотя бы намек на неодобрение с ее стороны - и у меня внутри все переворачивается.
- А, это? Ерунда, - бросаю я с великолепной небрежностью.
- Тогда почему ты покраснела как рак? - подходя ближе и внимательно изучая мое лицо, спрашивает мама.
- Это согревающая маска, - обижаюсь я. - Я хочу стимулировать естественную жирность кожи. Я в последнее время ощущаю некоторую сухость и стянутость.
(Если тебя вырастила благоухающая духами красотка, живущая продажей подобного товара, то волей-неволей подцепишь пару-тройку выражений.)
- Скажи, что ты не думаешь делать себе операцию, - умоляет в ужасе мама.
- Но ты же постоянно говоришь, что мне пора, наконец, вырасти и всерьез собой заняться, - нахально заявляю я, дрожащей рукой наливая в чай обезжиренное молоко. Если есть способ хоть в какой-то степени заставить ее почувствовать себя виноватой, тем лучше.
- Хотя в данном случае речь не о том, чтобы вырасти, а скорее - уменьшиться, - выпаливает Клео, доставая свою кружку. - Через пару недель ваша дочь станет килограммов на шесть меньше!
Мы с мамой разом оборачиваемся, и на наших лицах написано "Тоже мне, помогла!". Клео осторожно ставит чашку обратно на полку и говорит шепотом:
- Если что, я в своей комнате.
Я мысленно беру себя в руки в ожидании очередного шторма из серии "Если бы ты перестала есть молочное, то совершенно преобразилась бы", но тут мама, ни слова не говоря, задумчиво уходит обратно в гостиную. Она долго смотрит в камин невидящим взглядом, и в тот самый миг, когда я собираюсь вступиться за свое решение и заявить, что мне уже не обязательно во всем следовать ее советам, она говорит:
- Я хочу, чтобы ты поехала со мной на Капри.
Этого я не ожидала.
- Я думала, похороны уже закончились… - недоуменно хмурюсь я.
- Так и есть, но Люка Аморато хочет купить магазинчик отца и…
- Кто такой Люка? - перебиваю я.
- Управляющий в магазине. Он там проработал больше десяти лет. Двадцать процентов пая принадлежат ему, и сейчас он хочет купить все целиком.
- А остальные восемьдесят - твои? - спрашиваю я, пробираясь к дивану.
- Да, - говорит мама. - Отец оставил мне все, кроме пяти тысяч фунтов на мелкие расходы, которые достались тебе.
Я и не думала, что дедушка в курсе относительно существования внучки, но сейчас нет времени в этом разбираться.
- А адвокаты не могут с этим разобраться? - поинтересовалась я. - С остальной частью завещания у них неплохо получилось.
- Я не уверена, что хочу его продавать. - Голос у мамы дрожит.
Оп-па.
- Что ты имеешь в виду? - спокойно спрашиваю я.
- Думаю, может, самой поехать туда и заняться этим магазином?
Она с ума сошла? Я не верю своим ушам.
- Что? Да ты лет пятьдесят уже там не была!
- Сорок пять.