Я заметил, как Желтый Волк, великий военный вождь, яростно проталкивается ко мне.
– Где вы захватили их, этих лошадей Народа Раскрашенных в Голубое? – рявкнул он, и толпа сразу затихла, с беспокойством ожидая моего ответа.
Я рассказал ему, где мы обнаружили их лагерь, и он стал кричать, призывая мужчин составить большой военный отряд, чтобы прогнать врагов обратно в их горы.
В толпе я заметил Черную Выдру. Закутавшись до бровей в свой плащ, он также любовался моим рослым жеребцом. Я очень надеялся, что отец Сатаки захочет получить эту лошадь, ведь он так любил быстрых скакунов!
...Мать торопливо поставила передо мной еду, и, пока ел, я рассказал ей о нашем походе. Синопа, как только я достал ее из сумки, сразу же побежала к матери, вертя хвостом и издавая свой забавный кашляющий лай. Мать дала лисице воды, и она напилась; поставила пищу, и она с аппетитом поела. Потом синопа улеглась рядом с матерью и заснула. Было ясно, что она выросла в вигваме и с тех пор, как появилась на свет, была любимицей женщин.
Я уже наполовину заснул, когда пришел отец. Со смехом потирая руки, он потребовал, чтобы я сел и выслушал его.
– Когда я вышел отсюда, – рассказывал он, – Черная Выдра протолкался сквозь окружавших лошадей людей, накинул веревку на шею жеребца и закричал, обращаясь к своему сыну: "Когда ты ушел, мне пришлось самому пасти мой табун, а мне было нужно делать многое другое! Теперь ты заплатишь мне за это! Я беру себе этого жеребца!" С этими словами он повел жеребца прочь, а люди заволновались, некоторые ему закричали: "Ты плохой человек! Скряга! Обворовываешь собственного сына!" Маньян казался таким ошарашенным, что потерял дар речи. Но скоро он пришел в себя и закричал своему отцу: "Стой! Этот жеребец не мой! Мне не принадлежит ни одного его волоска, он – Апси! Убирай скорее свою веревку!" Черная Выдра остановился и воззрился на своего сына. Люди стали потешаться над ним. Некоторые кричали: "А, ха! Черная Выдра, теперь ты хорошо получил!" Он зло глядел на них. Я подошел к жеребцу, накинул на него свою веревку, сбросив прежнюю. Черная Выдра свирепо посмотрел на меня, но я рассмеялся ему в лицо. Он повернулся и пошел в свой вигвам, волоча за собой веревку. Маньян и я разделили добычу поровну.
– Я рад, что Черная Выдра хочет получить этого жеребца. Завтра он будет привязан перед его вигвамом, – сказал я.
– О! Это слишком щедрый дар для него! Дай ему десять или даже пятнадцать лошадей, захваченных у Раскрашенных в Голубое. А жеребца сохрани себе и никогда с ним не расставайся, – посоветовал мне отец.
– Сатаки мне дороже, чем этот жеребец и все мои лошади, – сказал я ему.
Мать как-то странно посмотрела на меня – с жалостью, подумал я.
– Ты полагаешь, что Черная Выдра не согласится взять жеребца? – спросил я.
– Мы увидим то, что увидим, – ответила она.
– Ха! Откажется от этого жеребца? Нет, Черная Выдра отдал бы за него не только Сатаки, но и всех остальных своих женщин! – воскликнул отец.
Ощущение сытости и удобное ложе пересилили мое желание немедленно отправиться к Черной Выдре. Я заснул и спал весь день. Вечером проснулся, хорошо поел и лег спать опять. Проснулся я на рассвете, полностью оправившись от долгого похода и готовый к тому, что мне предстояло сделать сегодня, – я надеялся, что все будет хорошо.
Отец и брат привели лошадей, которых стерегли всю ночь – из-за опасения, что они могут быть украдены или жеребец попытается увести табун обратно.
Мы все отправились на реку и искупались, затем позавтракали. Потом брат и два других молодых человека отвели жеребца и еще четырнадцать захваченных у Раскрашенных в Голубое лошадей к вигваму Черной Выдры и привязали их там за колышки. Я был в таком отчаянном беспокойстве, что не осмеливался даже взглянуть, приняты ли они. Мой отец и брат спали. Снова и снова я просил мать выйти из вигвама и посмотреть, и каждый раз она возвращалась со словами, что лошади все еще стоят на прежнем месте.
В полдень спавшие проснулись. Отца стали навещать посетители, чтобы выкурить с ним трубку и расспросить меня о походе. Все они толковали о щедром даре, который я предложил за Сатаки. По их единодушному мнению, Черная Выдра выдерживает лошадей перед своим вигвамом только для того, чтобы попытаться убедить людей – он любит свою дочь больше, чем все остальные отцы в мире, и не желает расставаться с ней. Но прежде чем наступит ночь, он примет животных и погонит их в свой табун.
День заканчивался. Меня охватило такое беспокойство, что я больше не мог сидеть на месте. Я позвал брата, и мы пошли через лагерь к холму, который возвышался над долиной. Оттуда мы могли видеть моего жеребца и других лошадей, все еще привязанных перед вигвамом Черной Выдры.
– Если бы я только мог знать, что делается в самом вигваме! О чем говорят Черная Выдра и его женщины! Сейчас он должен решить, принять ли мой подарок! – воскликнул я.
– Я попытаюсь сделать это, – ответил мой брат. – Конечно, мне нельзя самому подходить туда – они не должны знать о нашем беспокойстве. Я спущусь в лагерь и отправлю кого-нибудь из наших друзей побыть поблизости от вигвама и послушать их разговоры.
– Я думаю, что Черная Выдра не примет лошадей, – объявил он, когда вернулся. – Наш друг – Белая Антилопа – сказал, что там не было длинных разговоров, женщины произнесли всего несколько слов, касающихся их домашних дел. Однако все время, пока он стоял там, Сатаки плакала, и наконец ее отец заорал на нее: "Прекрати! Что я сказал, то и сказал! Покончим на этом!"
Но даже теперь я еще был не вполне уверен, что он откажется от лошадей. Я хорошо знал, какое жестокое сердце у Черной Выдры. Возможно, подумал я, он хочет подольше помучить свою дочь, наказать ее за то, что ради меня она принесла обет Солнцу. А в конце концов он возьмет лошадей в свой табун.
– Ну, это мы скоро узнаем, – заключил мой брат.
Когда солнце скрылось за острыми вершинами гор, мы снова посмотрели вниз на лагерь: лошади все еще стояли на привязи перед вигвамом Черной Выдры. Он отказался от них!
Внезапно мне стало плохо – я с трудом спустился с холма и прошел короткое расстояние до нашего вигвама. Мать глядела на меня с жалостью. Отец воскликнул:
– Скупец с собачьей мордой вместо лица ! Он не принял твоего подарка. Что же ты собираешься делать теперь?
– Отправь кого-нибудь предложить ему больше! Всю захваченную добычу у Раскрашенных в Голубое до последнего жеребенка! – ответил я.
Быть моим посланцем согласился Белая Антилопа. Он отправился в вигвам Черной Выдры и сказал ему:
– Вождь, Солнце село, а лошади Апси все еще привязаны перед входом в твой вигвам. Все удивлены, почему ты не принял их. В самом деле, ведь один жеребец Народа Раскрашенных в Голубое стоит целого табуна наших лошадей! И подумай, какой хороший молодой человек хочет быть твоим "законным сыном" – он храбр, у него доброе сердце. Неужели после всего сказанного ты не изменишь своего решения, не примешь его предложения и не разрешишь Сатаки и ему поставить свой вигвам?
– Этого недостаточно, – ответил Черная Выдра.
– Хорошо, ты получишь еще больше. Ты можешь взять всех остальных, которых он захватил у Раскрашенных в Голубое.
И опять этот жестокосердный человек ответил:
– Этого недостаточно!
– Более чем достаточно! Прими их! Скажи слово, которое высушит слезы в глазах твоей дочери. Посмотри, как она страдает! – закричала мать Сатаки.
– Женщина! Закрой свой рот! Я сказал, что предложенного мало, и все! – заорал он на нее.
Белой Антилопе говорить больше было не о чем. Он вышел, отвязал лошадей, привел их к нашему вигваму, вызвал моего брата и поручил ему заботу о них. Потом он вошел к нам и рассказал о том, что заявил Черная Выдра.
– О, хо, хай! – воскликнул отец. – Это выше моего понимания. Чего же хочет старый скряга за свою дочь – всех лошадей в прериях?
– Он сказал "больше", и он получит больше! Я опять пойду на врага и захвачу так много, что он не сможет отказать! – закричал я.
Случайно мой взгляд упал на мою мать, сидевшую согнувшись рядом с отцом. Мне показалось, что я заметил, как качнулась ее голова – как если бы она сказала себе, что все это бесполезно и девушку мне не получить.
...Сначала я замыслил присоединиться к военному отряду, который Желтый Волк собирался вести против Народа Раскрашенных в Голубое, но после некоторого раздумья изменил решение. Желтый Волк был великим вождем. Вслед за моим отцом и мной он совершил успешный поход на Народ Носящих Пробор. Но в его отряде будет так много воинов, что я смогу захватить лишь трех-четырех лошадей.
И я решил подождать, пока Раскрашенные в Голубое не будут изгнаны обратно в свою страну, а затем идти на них вместе с Маньяном или с моим младшим братом и попытаться захватить еще одного высокорослого, серого жеребца, вместе с другими лошадьми меньшей ценности. Тогда наверняка я смягчу скупое сердце Черной Выдры.
Через несколько дней вожди опять созвали совет и решили, что мы должны двинуться вниз к форту, где много домов, и закупить порох, пули и другие нужные нам товары. А потом мы идем зимовать на юг, на Желтую реку и в истоки Другой Медвежьей реки.
...Настал день, когда в лагерь явились Желтый Волк и его люди, обремененные многочисленными трофеями – скальпами Раскрашенных в Голубое и их лошадьми. Они рассказали об отступлении врага обратно в горы. Все согласились, что пройдет много времени, прежде чем они снова попытаются спуститься на наши равнины.