- Поняли? Подпруги на крупе, потом грудные ремни, потом подбрюшник. В свое время я сама до этого дошла, опытным путем.
- Спа…сибо, мадам.
- Не за что. И прекращайте бить лошадей.
Они не слишком умны, бедняжки, но чертовски злопамятны. К тому же сейчас она была совершенно не виновата.
Ник с улыбкой подошел к Аманде.
- У вас столько неизвестных талантов, Аманда. Откуда вы так хорошо умеете обращаться с лошадьми?
- Я с ними, можно сказать, выросла. Поехали?
- Да, поедем. Вы расскажете мне о себе?
- С одним условием - вы тоже расскажете. И желательно правду. А не туфту… про балетную труппу.
Она была серьезна, но зеленые глаза смеялись, и Нику вдруг нестерпимо захотелось ее поцеловать. А потом рассказать все сразу - и про двадцать пять лет службы в полиции Манчестера, и про Мэри, и про красный страшный дом, и про вонючую лестницу… Про маленькую квартирку и безрадостные дни, про футбол, будь он неладен, и про то, что впервые за много лет он не чувствует себя старой развалиной…
- Согласен. Почему-то мне с вами очень легко, Аманда. Хотя я вам…
- Ой, только не говорите эту ужасную фразу "В дедушки гожусь"! Моему дедушке семьдесят восемь, а его нынешней жене двадцать три. И сыну три года. Моему, стало быть, дяде.
- А вам? Или это бестактный вопрос?
- Пока еще нет. Мне восемнадцать.
Нику сразу стало грустно. Будь ей хотя бы двадцать пять… Нет, как ни крути, а он все-таки - старая развалина.
- Понятно. Мне сорок три. И про балет… В общем, сложная это история, с балетом.
Нику Картеру очень хотелось все рассказать зеленоглазой девушке, однако инспектор полиции Картер тоже не дремал.
Минуточку! А кто сказал, что она невиновна? Вряд ли ее появление в Париже можно считать простым совпадением. Тогда - она одна из них. Одна из банды мадам Жорж. Сообщница.
Конечно, статья ей вообще вряд ли светит, потому что ни одно законодательство не запрещает одному человеку быть похожим на другого.
Но если докажут, что Аманда Моретти знала о предстоящем ограблении…
Тогда ее посадят в тюрьму. Ненадолго, но вполне достаточно для того, чтобы она утратила сияние изумрудных глаз, научилась курить гашиш и драться до крови.
А он вернется в Манчестер.
И хорошо. И очень замечательно.
Ник посмотрел Аманде прямо в глаза и сказал спокойно и доверительно:
- Понимаешь, сестренка, такое дело. Балет - это временное явление. Просто надо пересидеть.
В принципе-то я коммерсант, но сейчас временно на творческой работе.
Разочарование мелькнуло в ее взгляде короткой вспышкой - и сразу погасло. Аманда холодно кивнула.
- Бывает. Вот и я тоже - жила себе в замке деда, ничего не делала, на золоте ела. Тут он взял и женился - на молоденькой. Невмоготу мне стало с бабачехой…
- С кем?
- Ну, это как мачеха, только от бабушки. Ведь она жена деда.
- Понятно. И что дальше?
- А ничего. Забрала я свою долю и уехала в Париж, прожигать жизнь.
- Ясно. Значит, из аристократов.
- Ага. Из них. Но это - временное, как ты говоришь, явление. Скоро я скачусь по наклонной плоскости и пойду по кривой дорожке.
Ник ухмыльнулся. Язык у Аманды работал хорошо… и еще она за что-то на него злилась.
- Здорово. Вот как пойдешь, так и я стану для тебя приличной компанией.
Она помолчала, отвернувшись, потом негромко спросила:
- Тебя хоть Ником зовут? Или это тоже… временно?
- Ник Картер. Это правда. Аманда…
- Что?
- А почему ты согласилась поехать со мной в Фонтенбло?
Она смотрела на него непонимающе.
- Но ведь ты пригласил? Мы же собирались гулять. Или… ты хочешь сказать, что у тебя насчет меня зловещие планы?
Ник чувствовал себя полным идиотом. Если она сообщница, то почему прется вместе с ним в Фонтенбло? А если не сообщница - зачем он играет роль бандита? И если она действительно аристократка, то почему ее совсем не испугал тот факт, что он не импресарио…
- Ладно, забудь. Я сказал глупость. Давай не будем портить день. Мир?
Она протянула руку, и он почувствовал, какая у нее сильная и жесткая ладошка. Таких рук не бывает у аристократок.
- Мир. А поехала я с тобой, потому что…
Знаешь, я в этом отеле прожила почти две недели. И за все время не видела ни одного нормального человека. То есть ни одного, с кем бы мне захотелось поболтать. Ты - первый. Мне приятно с тобой разговаривать. Я тебе доверяю.
Зря, да?
Вместо ответа Ник быстро поднес к губам ее руку. Провались все и пропади пропадом! Если его расчеты верны, то их приезд в Фонтенбло должен сорвать план ограбления коллекции лорда Джадсона Младшего.
Через несколько минут экипаж уже мчался по дороге в Фонтенбло.
Из радиоперехвата полицейской волны:
-..Седьмой, я Первый. Объект покинул Париж и движется в сторону Фонтенбло.
- Первый, а где наш человек?
- Они вместе, Седьмой. Думаю, это просто прогулка. Жду ваших указаний.
- Доведите их до границы административного района и возвращайтесь. Мы известим местную полицию.
- Понял вас, Седьмой. Всем агентам: готовность один! Объект направляется в Фонтенбло, с ним сотрудник полиции…
Ник и Аманда бродили по галерее, где проходил последний день выставки коллекции драгоценностей лорда Джадсона. Аманда рассматривала украшения и старинные кубки с интересом, но без какого бы то ни было блеска в глазах. Ник внимательно наблюдал за девушкой и мог бы поручиться, что ее восхищает красота выставленных предметов, но никак не их стоимость.
Сам он то и дело оглядывался, пытаясь высмотреть в толпе посетителей агентов Интерпола.
Он сам не знал, зачем их ищет. Ведь рядом с ним Аманда не рискнет… хотя, она ведь не мадам Жорж, это уже ясно…
Ник запутался. Такое с опытным полицейским происходило впервые за многие годы.
Больше же всего его тревожили собственные чувства и ощущения. Взрослый, суровый человек, он превратился в мальчишку, не понимающего, что с ним происходит в присутствии молодой красивой женщины. Нику нравилось идти рядом с Амандой, слышать ее голос, смех, вдыхать тонкий аромат ее духов… И совсем не хотелось вспоминать о том, что он находится здесь на задании.
Перед самым закрытием он подошел к одному из служителей и быстро и тихо произнес:
- Будьте особенно внимательны при транспортировке. Желающих завладеть этим великолепием предостаточно.
Служитель с недоумением и подозрением посмотрел на громилу в сером костюме, на его переломанный в нескольких местах нос, огромные руки - и ответил вежливо и холодно:
- Желающие могут не беспокоиться. Коллекция находится под охраной французской жандармерии.
Ник Картер кивнул и поспешил выйти на улицу, где его уже ждала Аманда.
Они выпили кофе и поужинали в маленьком кафе. Потом Аманда несколько раз зевнула и сообщила, что очень устала и хочет домой. Ник, все это время оттягивавший их отъезд, вынужден был согласиться. Он нашел такси, и вскоре они покинули маленький городок Фонтенбло.
Манон старалась дышать как можно реже. С каждым выдохом из горла выхлестывала кровь.
Онемела левая рука, бок был мокрым от крови.
Она вела машину вслепую, потому что от боли почти ничего не видела.
То, во что они вляпались, нельзя было назвать перестрелкой. Это был шквальный огонь.
К тому же первыми стрелять начали именно полицейские - а это значило, что они с самого начала знали о засаде.
Парни Жофре знали свое дело, но у них не было бронежилетов, а по численности они уступали полиции раз в пять. Манон видела, как один за другим падают в придорожные канавы профессиональные налетчики.
Ей бы уехать, не соваться, признать свое поражение - но Манон Дюпре не умела сдаваться и потому пошла к фургону. Убивать ей приходилось и раньше - но глаза парнишки-охранника, которому она всадила пулю в горло, до сих пор смотрели на нее из темной пропасти боли и отчаяния, в которую она медленно падала.
Падала - но вела машину.
Как всегда, выручило везение. Ее просто не заметили в горячке боя, и она успела ворваться в фургон, уже развороченный с одного бока взрывом гранаты. Убив охранника, она очень быстро нашла продолговатый футляр, в котором хранилось уникальное ожерелье "Восемнадцать звезд". Выскочила из фургона и бросилась прочь от дороги, туда, где в кустах притаился ее маленький "рено". Манон чувствовала тупые удары - в плечо, в бок, в спину - но адреналин бушевал в крови, ноги сами несли ее подальше от кровавой мясорубки, и, только отъехав от поля боя, она стала стремительно слабеть.
Возле маленького крестьянского домика, где ждал ее Жорж, Манон из последних сил заглушила двигатель, открыла дверцу и просто вывалилась на землю. Сильные руки мужа подняли ее, потом она почувствовала, что он внес ее в дом… потом была тьма и неожиданное счастье. Боль ушла, ушел отвратительный железный привкус крови, и Манон засмеялась от радости. Она бежала по залитому солнцем лугу, почти не касаясь ногами травы, и солнце заливало ее потоками золота…
Жорж Дюпре сидел на полу, неловко подогнув под себя одну ногу, и бережно баюкал в объятиях бездыханное тело жены. Наконец, убедившись, что она мертва, он осторожно положил ее на пол, разжал судорожно стиснутый кулак и забрал футляр. Вынул ожерелье, секунду полюбовался белыми и синими искрами, опустил в карман пиджака. Пустой футляр бросил в очаг, огляделся и быстро вышел, даже не взглянув в сторону убитой.
Его машина была спрятана в полумиле от дома, и если старина Жофре не успел ее заметить, то у Жоржа есть шанс спокойно выехать из Франции вместе с ожерельем…