Счастье женщины неуловимо, как сон… Загадочная красавица Лариса легко покоряет мужчин, но не находит любви. Ее первая и единственная страсть осталась в прошлом. Воспоминания терзают ее, мешая жить. И тогда она делает последнюю попытку вырваться из замкнутого круга…
Наталья Калинина
Лестница к звездам
- Я не смогу жить в обмане, - прошептала я, чувствуя, как внутри все обрывается и куда-то летит.
- Не мы придумали этот мир. - Сергей встал и сделал шаг в мою сторону. - В нем царят жестокие законы, согласен. Но со всем этим бедламом нас мирит любовь. Я люблю тебя. - Он протянул ко мне руки. Он стиснул меня так, что я задохнулась. Поцелуи его были нежными и сладкими. - Эта ночь создана для нас. Мы были бы большими грешниками, если б отвергли этот дар…
1
- Я всегда знала, что ему на тебя наплевать. Компьютер, а не человек - запрограммирован на десятилетия вперед. И как я могла столько лет прожить с ним под одной крышей?..
Мы с мамой редко говорим об отце. Обычно она первая затрагивает эту тему - думаю, по той причине, что до сих пор имеет к нему претензии. Отец обманул ее надежды, разрушив счастливый миф о райских садах, в которых должны по ее представлению обитать все влюбленные. Согласна, подобное сложно простить.
Я машинально листала "Плейбой", недоумевая, как можно тратить деньги на подобную чепуху. Когда-то мама бурно возмущалась по поводу "непристойных фотографий", которые обнаружила в портфеле у отца, и отныне в каждом семейном скандале припоминала ему эту вину. Теперь же она не возникает, даже когда Игорь почти каждый вечер смотрит по видику крутую эротику. Меняются времена, меняются нравы. Почему-то я думала об этом с грустью.
- Небось и счет в банке имеет, и все остальное. Взял бы и прислал тебе подарок или хотя бы позвонил, - продолжала мама. - Все-таки мужчины устроены иначе, хотя тоже имеют на руках и ногах по пять пальцев и даже иногда стригут ногти. - Мама вымученно улыбнулась своей "хохме". - Как ни верти, ты у него единственное дитя.
- Мамочка, пойми: я ни капли по нему не скучаю. Он чувствует это на расстоянии. Мы же с ним все-таки одних кровей.
Это была не из самых приятных для меня бесед, плюс ко всему прочему я знала - в отсутствие Игоря мама может вести ее до бесконечности.
- Ты на него ничем не похожа. Разве что внешне. И то фигура у тебя, к счастью, моя. Боже мой, и как я могла так долго обманывать себя!
- Брось, мамуля. - Я сделала вид, что мне все до лампочки. Увы, она знала, что это не так. Моя добрая, отзывчивая на беды чужих людей мама получает громадное наслаждение от того, что время от времени рвет в клочки душу своей единственной горячо любимой дочери. - Отец предоставил мне свою квартиру и полную свободу мыслей и чувств по отношению к его персоне. За что ему превеликое спасибо.
- Ты не права, Мурзик. Ты сама боишься признаться себе в том, как тебе не хватает отцовской любви. Я помню, как была обижена на своего отца, когда он завел другую семью.
- Мы с тобой разные люди, мама. Ты не можешь прожить одна, я не мыслю рядом с собой никого на двух ногах.
- Не хорохорься, Мурзик. У тебя очень тонкая и возвышенная душа. К тому же ты очень требовательна к себе и другим. Но ничего: наступит день, и ты найдешь то, что ищешь.
- Я ничего не ищу, кроме покоя, мама. - Наша беседа уже достала меня. - Послушай, отчим скоро придет?
Игорь был всего на каких-то пять лет старше меня. Хороший свойский парень. Но я никак не могла врубиться, что нашла в нем мама, кроме, разумеется, его молодости. Согласитесь, этого еще так мало.
- Понятия не имею. Мурзик, ты не представляешь, как я рада, что вы ладите. Помню, отец тебя вечно дразнил и ты плакала. В нем столько садизма, который он проявляет только в отношениях с самыми близкими людьми. Друзья всегда считали его легким и добрым человеком. Он и был с ними таким. Интересно, как он ведет себя с этой своей американкой или кто там она? Хотела бы хоть одним глазком взглянуть.
- А вот я, представь себе, не хочу! - Я взвилась как отпущенная пружина. - Мне пора. Хочу поспеть к "Династии".
- Ты же сказала, что давно не смотришь этот сериал. Игорь подбросит тебя домой. Он должен вот-вот появиться.
- Я совсем забыла: мне должны позвонить по делу. - Я сделала вид, что изучаю циферблат своих часов. - Все, убегаю.
В метро я попыталась расслабиться, заставив себя думать об отце отстраненно. Ведь он, пыталась внушить я себе, сперва хомо сапиенс со всеми присущими этому виду млекопитающих добродетелями и пороками, а уже потом мой отец. У меня ничего не вышло. Я поняла, что, как и мать, имею к отцу кучу претензий. Что виню его за все свои дурные качества - ну да, мама таки сумела внушить мне с детства, что у меня тяжелая наследственность, - а все свои так называемые добродетели приписываю влиянию королевских, то есть со стороны матери, кровей.
Едва я успела переступить порог квартиры, как раздался междугородный звонок. Связь была такой, что мне показалось, будто отец звонит из телефонной будки напротив нашего дома. На самом деле он звонил мне из Шривпорта, Луизиана, Соединенные Штаты Америки.
- Очень рад слышать твой голос, Мур-Мурзик. Узнала своего блудного родителя?
- Я тоже рада. - У меня, честно, даже дыхание перехватило. - Очень, - шепотом добавила я.
- Спасибо, котик. У меня дела идут паршиво, но бодрости духа я не потерял. Как там Москва и Россия?
- Тоскуем по тебе.
- Серьезно? - Его голос заметно оживился. - Ну, а если я возьму и приеду - примите?
- Когда?
- Дай подумать… Три с половиной часа до Вашингтона, час на пересадку, плюс еще восемь часов с хвостиком. По-ихнему это будет еще сегодня, а по-нашему уже завтра. Они всегда будут отставать от нас, котик.
- Папочка, я встречу тебя.
- Буду очень рад, моя маленькая. Мне пора - посадка уже заканчивается. Поцелую при встрече.
Я положила трубку и схватилась за щеки - не помню, чтоб они когда-то пылали так жарко. Разве что на заре туманной юности, как выразился поэт.
- Мурзик, ты уже дома? Замечательно. А я тут случайно нашла письмо, которое отец написал мне в роддом. Вот: "Целую и нежно люблю двух обожаемых крошек, вокруг которых отныне будет вращаться вся моя жизнь". Господи, и я верила всем этим напыщенным словам. Помню, я просто с ума от него сходила. И надо же было суметь затоптать в грязь такое большое и светлое чувство.
- Мамочка, начинается "Династия".
- Ты завтра свободна, Мурзик?
- А в чем дело?
- Хочу заехать к тебе за платьем. Мы приглашены на премьеру в "Ленком".
- Оно в чистке, - нашлась я. - Будет готово только послезавтра.
- Но ведь ты говорила, оно совсем новое.
- Я посадила пятно на фуршете в Доме кино.
Не была там лет пять, если не больше. Ложь давалась мне легко и даже вдохновенно.
- Тогда я возьму у тебя атласные шаровары, которые ты купила в "Европе". И блузку с оборками. Не представляешь, как осточертел мне мой гардероб.
- Мамочка, я… порвала их. Мне ужасно жаль, но дырка на заднице, а они, как ты знаешь, в обтяжку. А блузка после стирки села.
- Спокойной ночи.
Мама была раздосадована столь драматическим для нее стечением обстоятельств. Она была уверена, что все обстоит именно так, как я изложила, - мама считала меня честной до неприличия и очень открытой.
Я обратила внимание, что у меня дрожат руки, когда наливала в чашку кипяток. Бухнув в нее две ложки вишневого варенья, я потащилась в комнату, машинально включила телевизор, попыталась сосредоточиться на перипетиях сериала, примирившего у экрана все слои столичного населения. Минут через пять я поняла, что эта затея обречена на провал, и выключила телевизор.
В комнате стало тихо и темно. По стеклам едва слышно шуршали колючие снежинки, напоминая о том, что не за горами Рождество, Новый год, еще одно Рождество и так далее. Словом, целая череда красивых и грустных праздников, впечатавшихся в воспоминания детства.
Я сбросила одежду и забралась с головой под одеяло. Я знала, что не засну. Да у меня и не было времени на сон - захотелось вспомнить то, о чем я пыталась забыть все эти годы. Из-за того, что чувствовала себя обиженной, заброшенной, забытой. Оказалось, это не так. Оказалось, мне еще пригодятся эти воспоминания, которые я поспешила затолкать в коробку и засунуть пылиться на антресоли памяти. Оказалось, отец значил в моей жизни даже больше, чем я могла предположить.
…Они расстались с мамой, когда я только пошла в школу. Этому предшествовали шумные скандалы, опереточно душещипательные сцены примирения, мамины слезы и проклятья, отцовы пьянки и ночные отлучки. Словом, детство у меня, по теперешним временам, было самым заурядным. За одним небольшим исключением.
Однажды, когда мама болела гриппом - мне в ту пору было четыре с половиной года, - отец взял меня к себе в постель. Дело в том, что в тот вечер он пришел домой навеселе, а я капризничала и не хотела ложиться, несмотря на уговоры очередной приходящей няни.
- Можете идти домой, Валя, - сказал отец, подхватывая меня на руки и сажая себе на плечо. Помню это ощущение: голова пошла кругом от высоты и от чего-то еще. Вероятно, от запаха туалетной воды, которой в ту пору пользовался отец.