Зоя Павловна снова вышла на балкон. Пытаясь следовать путем своей матери, она готова была руководить жизнью дочери, Ирины. Но то ли нет у нее инженерного дара, или дочь не похожа на нее, но Ирина давно не подпускает ее к своей жизни. И теперь, когда она переселилась к отцу в Вятку, Зоя Павловна почувствовала себя совершенно одинокой.
Так что это было, вся ее жизнь? "Жизнь на зависть", как называла мать? Или ее собственная ошибка? Ошибка в том, что она подчинилась воле матери?
Зоя Павловна почувствовала, как слезы сами собой, без помощи искусственной слезы, которую она капает постоянно от сухости глаз, потекли по щекам.
Ну вот, приехала, чтобы подумать на свободе о будущем, а зарылась в прошлое…
7
Сказать, что Зоя вышла замуж за Виктора Русакова поневоле, она не могла. А как ей завидовали девчонки в институтском общежитии!
- Зойка, ну ты и тихий омут! Да вы послушайте! - вопила самая близкая подруга. - Она не только вышла замуж за москвича с Ленинского проспекта! Она едет с ним куда?
- Куда? Куда? Куда? - Казалось, девичник проходил в курятнике, а не в общежитии на Ломоносовском проспекте. Пустые бутылки из-под выпитого вина топорщили зеленоватые горлышки среди пустых же тарелок. Табачный дым вился в предусмотрительно открытую форточку.
- Во Вье-е-ет-нам! Вот куда!
Тишина заполнила все вокруг, было слышно, как потрескивает бумажный фильтр на болгарских сигаретах. Казалось, тишина протиснулась сквозь бутылочные горлышки - стекло помутнело и стало цвета мороженого шпината, остатки которого лежали в большой керамической миске. Он только что исполнял роль гарнира к сосискам.
- О-о-о… - наконец общий выдох пробил тишину.
Все правда. Зоя Зуева, которой исполнилось девятнадцать лет, вышла замуж за Виктора Русакова, которому исполнилось тридцать четыре года.
Все правда. Она уезжала с ним на юг Вьетнама. Ему, метеорологу по специальности, предложили работать во Вьетсовпетро. Эта совместная советско-вьетнамская фирма добывает нефть на шельфе Южно-Китайского моря.
Все правда. Они едут на три года. А если получится - останутся еще.
Но можно ли сравнить восторг подруг с радостью матери?
- Ну вот… Ну вот… Всё… всё… - шептала Маргарита Федоровна в ритме свадебного марша.
Но, как теперь понимает Зоя, это "всё" означало еще одно: с Глебом Зотовым - всё. Тем, кто был Зоиным партнером по бальным танцам.
В студию бальных танцев мать привела ее сама, она хотела, чтобы девочка научилась красиво двигаться. В провинциальных городах родители до сих пор охотно отдают детей в школу танцев. Причем бальных. Всем хочется чего-то необыкновенно красивого. Они как будто надеются, что дети в латиноамериканских костюмах, обученные движениям из другой жизни, переведут их через провал, образованный обыденностью собственной жизни. В иные сферы, что ли…
Зависть, ревность, на которые обрекают они детей, будут после. Но непременно все они испытают краткие мгновения счастья победы.
В Москве танцами занимаются по другой причине, прицельно. Когда точно рассчитано, что можно получить с помощью танцев.
Зоя не просто научилась. Они с Глебом стали самой лучшей парой в аргентинском танго. Они занимали первые места, получали призы. Но чем старше становились, тем тревожней и напряженней делался материнский взгляд. Причем не только Зоиной матери, но и матери Глеба.
Мать Глеба, их учитель, тренер, однажды подошла к ним после выступления.
- Вы прекрасная пара, - похвалила она. - А знаете почему?
- Почему? - спросил Глеб, промокнув пот над верхней губой белым носовым платком. Потом приложил его ко лбу Зои, заметив капельки на бледной коже.
- Потому что вы невинная пара, - сказала мать Глеба. Оба смущенно потупили взгляд. - Философия танго, - продолжала мать Глеба, - одиночество. Во время танца, как я вам внушаю с самого начала, нельзя разговаривать. Нельзя улыбаться. Многие учителя запрещают партнерам смотреть друг на друга. Девушки закрывают глаза во время танца - нет ничего, кроме музыки и партнера. Почему? Именно поэтому.
Когда Зоя танцевала танго с Глебом, она всегда испытывала одно и то же чувство: ее тело - не ее, реальность исчезала. Вместо нее возникало что-то, для чего нет слов. Был миг для паузы - они замирали в объятиях, потом звучала музыка, дрожь невыносимо сладостная, бесконечная пронзала каждую клеточку. Они, эти клеточки, напрягались с такой невероятной силой, что, казалось, сейчас взорвутся и она вся вспыхнет! Раскаленные искры сожгут их. Ну и пусть!
- Я прошу вас, - продолжала мать Глеба, - поклянитесь, что вы не нарушите… свою невинность.
Она смотрела то на него, то на нее. Ее темные глаза, похожие на воду в ледяной проруби, напряглись. Она ждала единственного варианта ответа.
- Мам, ты чего? - пробормотал Стеб.
- Конечно… - прошептала Зоя.
После этого разговора Зоя старалась не встречаться взглядом с Глебовой матерью.
- Брось. - Он заметил ее смущение. - Мама говорила с нами не как моя мать, а как учитель танцев. Она хочет, чтобы ее пара оставалась самой лучшей. Понимаешь?
- Понимаю, - бормотала Зоя.
Но она лгала. Она думала, что дело в другом. Мать Глеба очень красивая женщина. Глеб - тоже. А она - обыкновенная. Мать Глеба терпит ее только как удачную партнершу сына. Она боится… Ну, конечно, боится, ведь если что-то случится, то Глебу придется жениться на ней. Но почему она так думает!
Потом Зоя стала замечать, что ее собственная мать не любит мать Глеба. Зое показалось, между ними что-то произошло. Может быть, давно… Ее мать много раз говорила, и при этом лицо ее веселело, что всяким танцам скоро придет конец. Сразу же после того, как Зоя поступит учиться, конечно, в Москву.
Зоя слышала отцовский смех в ответ на эти слова матери, он был добродушный. Как и его голос, когда он хвалил Зою за что-то. Отец вообще любил ее хвалить - за удачный танец, за пятерку по английскому, за испеченные особо тонкие блинчики.
- А куда ты денешь лучшего друга - Глебушку?
- Это дело его матери. Но я не допущу, чтобы он помешал нашей дочери жить так, как она должна.
А потом… Когда в воспоминаниях Зоя Павловна доходила до этого момента, она старалась найти нечто такое, что имело бы право отвлечь ее… Не вспоминать о потрясении… Да, мать знала, что сказать и как сказать. Чтобы после ее слов у Зои и мысли не возникло обсуждать или спрашивать.
Она и сейчас поспешно искала то, что могло отвлечь ее. Разумеется, нашла…
Во Вьетнаме, перед праздником, ее попросили, как и других жен их русского поселения, подготовить номер к домодельному концерту. Зоя умела только танцевать. Но с кем? Готовых партнеров не было. Она пристала к мужу:
- Виктор, давай я научу тебя танцевать танго.
Он согласился. Но сколько Зоя ни билась, ничего не вышло. Ей пришлось танцевать одной. Не танго, конечно. Потом, много дней спустя, они гуляли по берегу моря и муж сказал ей:
- Я думал, Зоя, почему у нас с тобой не получилось танго? А я ведь когда-то хорошо танцевал.
- Почему же? Ты додумался? - спросила она, возбужденная вечерним светом моря. - Почему?
Зоя вошла по щиколотку в воду, чтобы унять жар, вспыхнувший внутри. Она боялась услышать… Виктор был чуткий человек.
- Потому что мне больше подходит вальс, - тихо сказал он.
- Вальс?
Она не вышла из воды, но остановилась и обернулась.
- Да. Я изучил проблему. Я согласен с теми, кто считает, что вальс похож на решение, которое принимают с помощью разума и компромисса. А танго - это решение, которое принимают с помощью сердца, страсти и любви.
Она молчала. Что можно сказать в ответ на правду?
Зоя Павловна навсегда запомнила тот разговор. Когда муж объявил, что хочет жить в Вятке, она усмехнулась и спросила:
- Что ж, продолжим вальсировать?
Его взгляд на секунду замер на ее губах. Потом он улыбнулся:
- Да. Мы с тобой не сумеем ничего другого.
8
- Ты разбила его! - Кирилл смотрел на нее узкими глазами. - Ты понимаешь, что ты сделала с моим джипом?
Таких глаз Ирина никогда у него не видела. Она подумать не могла, что можно удержать веки на таком расстоянии друг от друга. А каким холодом веяло оттуда, из темных щелей!
Тяжелый камень с большой скоростью ухнул вниз, в живот. Казалось, падая, он ободрал все внутри.
Это был страх. Но не тот, который заставил ее согнуться пополам над шоссе, когда она вылезла из-за руля. Ее рвало тем страхом, до желчи.
Сейчас не темно в глазах, но внутри - больно. Почти так же, как на дороге, когда страх лез и лез из нее.
- Я чуть не разбилась. - Ирина хотела сказать это громко, четко, ясно, но голос заморозился. Она разозлилась на себя и надсадно закашляла. - Я чуть не разбилась! - закричала она.
Удавшийся крик успокоил. Она увидела, как веки Кирилла раздвинулись.
- Чуть? - Губы Кирилла сложились в усмешку. - Ты чуть не разбилась? Допустим, - хмыкнул он. - Но ты цела. Я это вижу. Выпьешь водки - наступит полный покой. А джип… - Он шумно вздохнул. - У джипа нет бампера, нет правой фары, нет…
Во рту собралась слюна, Ирина отвернулась и со злостью плюнула в канаву. Ей показалось, комок страха укатился в глубокую лужу. Пальцы сами собой сжались, кулаки напряглись. А если они готовы, то не могут просто так висеть вдоль тела, кулаки дернулись, чтобы ударить. По бледным тонким губам, которые уже спрятались между усами и бородой.
Усилием воли Ирина засунула кулаки в карманы кожаной куртки.