- Я счастлива и довольна своим положением.
- Сомневаюсь, что в нем есть что-то общее со счастьем.
Последовало неловкое молчание.
- Что ты хочешь, Дэвид?
- Не знаю, - ответил он.
- У тебя есть что сказать, иначе бы ты не пришел.
- Ты так считаешь? Разве на каждый вопрос имеется простой ответ?
- Извини, - беспомощно заметила она, зная, что он хотел услышать.
- Боже мой, Кэрли, неужели ты думаешь, что после стольких дней, проведенных вместе, я не заслуживаю большего? Тогда и сейчас?
Она подняла руки, как бы защищаясь:
- Это было шестнадцать лет назад. Если ты приехал сюда в надежде увидеть меня раскаивающейся в собственном замужестве и в том, что я упустила возможность стать женой знаменитого писателя, то ты, Дэвид, зря потратил время. У меня нет возможности пересекать океаны на "Конкорде" или отдыхать зимой на островах в Греции. Однако я счастлива. Что еще тебе сказать?
Дэвид, криво улыбнувшись, потер подбородок:
- Откуда ты знаешь так много обо мне?
- Давай, Дэвид, выкладывай, - потребовала она.
Он заметил со вздохом:
- Черт возьми, если бы я мог. - Дэвид долго вглядывался в нее, будто он хотел еще что-то сказать, наконец, без слов повернувшись, пошел к калитке. Кэрли наблюдала, как он уходит. Она поняла, что вместо того, чтобы дать ему свободу в те прошедшие годы, она окружила его, как и себя, паутиной хитросплетений и несбыточных обещаний. Тогда она наобещала Дэвиду слишком много, правда, потом прислала письмо, в котором все свои обещания свела на нет.
Теперь ей представился случай расставить все по своим местам.
- Дэвид? - позвала она, забыв, что этим берет на себя ответственность хоть как-то наладить отношения между ними. Он остановился, взглянув на нее через плечо. Ветер подхватил его волосы и закинул их на лоб - перед ней промелькнул образ двадцатидвухлетнего парня, которого она любила и считала столь же необходимым, как воздух, которым дышала.
- Да?
- Не уходи, - выдавила Кэрли, проталкивая слова, словно комок, застрявший в горле. Впервые за многие годы она сделает что-то незапланированное.
- В чем дело? - Он возвратился.
Кэрли заколебалась.
- Почему ты пришел, Дэвид?
Резким, грубым движением он схватил ее, его пальцы вцепились в ее плечи.
- Чтобы отделаться от тебя, - вскрикнул он. Это признание с трудом вырвалось из него.
- Я больше не хочу думать о тебе. - Лицо Дэвида почти вплотную приблизилось к ней. - Больше не хочу вспоминать, что чувствовал, когда любил тебя. Не хочу сожалеть о том, что ты могла забыть все, что у нас с тобой было.
С неприязнью он отпустил ее и шагнул назад.
- Боже, клянусь, что не позволю этому повториться.
- Есть много такого, чего ты не знаешь, - сказала Кэрли. - Я была молода и боязлива, и верила, что то, что я делаю, хорошо для всех.
- Ты жалеешь, что вышла замуж за Итена?
- Я не позволяю себе говорить о подобных вещах.
- Чего ты испугалась, Кэрли? Меня? Ты думала, что я взбешусь, если ты скажешь мне, что спала с ним, когда я был в Нью-Йорке, или, что ты забеременела от него? Или думала, что я прикажу тебе убираться, считала, что сможешь овладеть Итеном тогда, когда захочешь?
Он убрал волосы со лба, и обручальное кольцо блеснуло в лучах утреннего солнца. Напрягшись, Кэрли выпрямилась во весь рост.
- Я не могу сказать тебе то, что ты хочешь услышать, Дэвид, но если ты дашь мне шанс, мы сможем стать друзьями.
Дэвид начал что-то говорить, но она, подняв руку, остановила его.
- Друзья прощают обиды легче, чем любимые.
Он хотел что-то ответить, но она продолжила:
- Не потому ли ты сказал, что пришел сегодня сюда, чтобы найти возможность забыть меня?
- Было бы трудно думать о тебе как о друге, если бы все эти годы ты презирала меня, - как можно мягче сказал он.
- Заходи. Я приготовлю кофе, и мы сможем поговорить.
Кэрли отошла от двери.
- Или ты теперь пьешь чай? - где-то в ее подсознании прозвучало предупреждение.
- Лучше кофе, - сказал он, входя в дом.
- Американцы не умеют по-настоящему пить чай. Я не имею в виду вообще, а в конкретных случаях.
Она всегда мечтала посетить Англию или Францию, или даже Китай, посмотреть своими глазами, как живут другие люди.
- Тебе нравится жить в Лондоне? - это был наивный вопрос. Если не нравится, зачем же он там живет.
- Да.
- И давно ты там живешь?
- Семь лет.
- Я где-то читала, что твоя жена англичанка.
Кэрли точно знала, где читала о Виктории Монтгомери - в одном первоклассном журнале под названием "Европейская жизнь". Статья была об известных людях лондонского общества. Там была статья, иллюстрированная фотографиями, о писателе, пользующемся большой известностью, Дэвиде Монтгомери и его великолепной супруге, в девичестве Виктории Дегби, дочери лорда и леди таких-то.
- Ты только это имеешь в виду, Кэрли - чашку кофе и пересуды? Если так, то мне это неинтересно.
Она вздохнула:
- Так не пойдет, Дэвид. Тебе надо стать немного помягче.
Дэвид снял и передал ей пальто.
- Мой агент говорит, что наступит время, и я превращусь в сукина сына, - сказал Дэвид вместо извинения.
Кэрли, держа пальто в руках, подошла к платяному шкафу.
Сразу видно, что пальто очень дорогое. В какой-то миг она подумала, как было бы хорошо надеть это пальто, завернуться в него, чтобы задержавшееся тепло Дэвида обволокло ее. Вспомнилось, что учась в высшей школе, она иногда одевала университетскую куртку Дэвида, и это создавало такое необычное приятное чувство интимности, особенно, когда Кэрли сидела в классе и от нее исходило тепло ее собственного тела, перемешанное с ароматом одеколона, которым пользовался Дэвид.
Вспомнив об этом, она повесила пальто рядом со своим и закрыла дверцу шкафа.
- У нас не так много времени, - сказала она. - Я никогда не знаю, когда и кто из детей вернется домой из школы на ланч.
- Мне это не помешает.
- Они не должны видеть тебя здесь, - быстро заметила Кэрли.
Его глаза сузились:
- Чего ты боишься?
Она решила сказать правду:
- Ничего не боюсь, а делаю это просто потому, что Итен, узнав о твоем приезде, просил меня не видеться с тобой. И лучше бы он не знал, что ты был здесь.
- Какой в этом смысл, - медленно произнес Дэвид, больше для себя, чем для нее. - Да… он победил. Почему он… - Голова его поникла. - Ну, хорошо, я отринут. Но, может быть, тебе не нравится ложиться в постель, которую ты выбрала сама?
- Ты всегда использовал слово как оружие, Дэвид.
Но никогда против нее. По крайней мере, до сегодняшнего дня. "Это особый случай".
Кэрли махнула рукой в глубину дома и сказала:
- Может быть, мы попьем кофе на кухне? Там солнечно и в это время дня очень приятно.
Дэвид кивнул, и они прошли на кухню. Когда Кэрли и Дэвид проходили гостиную, он заметил висящие на стенах картины. Если Кэрли даже не перестала рисовать акварелью, эти картины не ее. Кэрли обернулась что-то сказать Дэвиду и заметила, что он смотрит на картину: девушка, стоящая у дерева.
- Итен собирает картины художников начала века, - объяснила она.
Он посмотрел на нее вопросительно:
- Как давно? - он вспомнил, что Итен не особенно интересовался живописью.
- Он начал собирать их почти сразу после свадьбы.
- Не вижу здесь ни одной из твоих.
- Я просто устала от них.
Что-то не так…
- Что? Ты больше не рисуешь?
Вопрос несколько расстроил ее:
- Мне это немного наскучило. Трудно поддерживать энтузиазм к чему-то третьесортному.
Каковы же отношения между художником и критиком? На множество блестящих статей о его книгах есть примерно полдюжины плохих. Он помнит каждую из этих шести слово в слово.
- Кто это сказал, что твои работы третьего сорта?
Она повернулась и пошла дальше.
- Я знаю, - сказала Кэрли, подходя к буфету за кофе, - что сейчас происходит в мире искусства.
- Я видел много разных картин, черт возьми, некоторые даже приобрел для себя. И я помню твои работы, Кэрли. Они никогда не были плохими.
- Это в прошлом, - вздохнула Кэрли, - с трудом вспоминаю то чувство, которое возникало, когда я держала в руках кисть.
С наигранным безразличием она добавила:
- По меньшей мере один из нас уже находится в прошлом…
Не желая быть мстительным, он обдумывал, как рассказать ей о том, что он не раз подходил в своей жизни к черте - "быть в прошлом".
Как после ее письма он забросил школу и скитался по дорогам, проведя два года в поисках судьбы в Южной Америке. Затем на подвернувшемся корабле отправился в Европу. Судно было старое и ужасно тихоходное. На нем, кроме повара, который мог составлять только несколько самых необходимых предложений, никто не говорил по-английски. Скука и нужда заставили его снова писать. Взяв в долг бумагу, он начал сочинять рассказы о нацистах, которые после Второй мировой войны укрылись в Аргентине. Работа над рукописью была лучшими часами с тех пор, как Дэвид покинул школу. Более двух лет он пытался всеми средствами, не избегая и проституток, вырвать из памяти воспоминания о Кэрли, однако ему удавалось сделать это лишь на несколько часов.
Дэвид пересек кухню и прислонился к кухонному столу.