- А что такого? Если бы я не испортила ногу…
- Стала бы второй Айседорой Дункан!
- Очень может быть. А так пришлось стать сметчиком. И я хороший сметчик, Гастон. Правда.
- Ну-ну. - Карточка отправилась в банкомат.
- Разве моя сестра не говорила тебе об этом?
- Твоя сестра не из тех, кто любит рассказывать сентиментальные истории про своих родственников. - Банкомат выплюнул изрядную пачку купюр. Гастон протянул их мне. - На первое время хватит?
- Это много! Хватит пары сотен, я скоро найду работу.
- Работа, работа! Слышали уже. Бери. Я учреждаю фонд помощи безработным хорошеньким феминисткам имени… - Он притворно задумался. - Имени, скажем, Тамерлана!
- Ну тебя. Это несерьезно. Никакая я не феминистка.
- Но ведь хорошенькая!
- Нет!
- Ладно, согласен, ты красавица. Забирай деньги, и поехали. - Он сунул пачку мне в руки. - Красавица-сметчица.
- Только не в Булонский лес. - Мы пошли к машине.
- Хорошо, хорошо. Ты хоть спасибо-то скажи.
- Спасибо. Но я все равно не возьму все. - Я отделила несколько бумажек, остальные протянула ему. - Это лишнее.
- Ну ты и зануда, тетя Беа. - Он покачал головой и с неохотой пихнул в карман пиджака купюры. - Не думал, что сметчики такие же зануды, как те, ох, не к ночи будь помянуты, что служат в фининспекции. Прошу! - И камергерским жестом распахнул дверцу "мерседеса".
- Вовсе я не зануда. Хватит, Гастон. - Я шагнула к этому дизайнерскому чуду цвета бордо и чуть не упала. - Боже мой!
- Что такое? - Он мгновенно оказался рядом и уверенно поймал за талию. - Держись за меня!
- Каблук. Каблук попал в канализационную решетку. - Я наклонилась, машинально ухватив Гастона за плечо. Оно было крепким, очень крепким…
- От ненадежной ноги? - Он нагнулся тоже.
- Каблук не на ноге, а на туфле.
Волнистые волосы Гастона блестели. От них исходил призывный аромат едва уловимой изысканной мужской парфюмерии, смешанной с первобытным запахом дождя.
- Это понятно. - Он поднял на меня сочувственно улыбающееся лицо. Оно было совсем близко. - Нога-то как?
- Это не та нога. - Я облизнула губы. Речь давалась мне с трудом. - Эта нормальная.
- Значит, не очень больно? Выдернуть сможешь?
- Не знаю… Не очень…
- Не очень знаешь? - Гастон выпрямился, мотнул головой, откидывая со лба влажную прядь. - Тогда держись крепче. Я расстегну ремешок, ты вытащишь ногу, а я - туфельку.
- Да, но… - Моя вторая рука помимо моей воли легла на второе плечо Гастона и сама собой потянулась к его волосам. Я судорожно сглотнула, заставляя руку не делать этого. - Но…
- "Но" не нужно, - прошептал он; между нашими лицами оставалось не больше сантиметра. - Достаточно одного "да".
Я чувствовала на своих губах его дыхание и закрыла глаза.
- Одного "да" достаточно, - повторил он и занялся ремешком моей туфли. - Вынимай ногу. И чуть-чуть поиграй в цаплю. Хлопать ресницами цаплям не возбраняется. Хватайся, хватайся за меня, некого стесняться. Так, осторожненько… Готово! Извольте, принцесса, ваш хрустальный башмачок.
- Спасибо, - наконец смогла выдавить я, протягивая ногу.
Гастон смотрел на меня снизу вверх и держал в руках мою туфлю. А потом ловко, словно всю жизнь проработал в обувном магазине, надел ее. На какое-то мгновение моя нога почувствовала прикосновение его рук, они чуть-чуть погладили подошву и, застегивая ремешок, - щиколотку…
- Спасибо-спасибо! - ворчливо произнес он. - Старику сапожнику полагается настоящая награда. - Гастон с шутливой натугой разогнул спину и потыкал указательным пальцем в свою щеку.
Я поцеловала щеку. Губы случайно оказались рядом. Просто так устроено человеческое лицо, на нем все рядом - щеки, губы, нос, глаза, лоб…
Мы были как безумные, и это не произошло сразу, в бордовом "мерседесе", лишь потому, что из моросящей пелены возникла под гигантским черным зонтом рыжая полицейская барышня, похожая на красивое привидение, и неожиданным тоном древней консьержки проверещала, указывая на дорожный знак:
- Господа, стоянка здесь запрещена. Если у вас слабое зрение, обращайтесь к окулисту. - Ее наманикюренные пальчики протянули влажную бумажку штрафа…
Мы вихрем ворвались в мою квартиру и сразу же рухнули на кровать, срывая друг с друга остатки одежды; раздеваться мы начали уже в подъезде. Перепуганный кот едва успел спросонья спрыгнуть с подушки и даже не проронил ни звука от ужаса.
- Ты, ты, только ты! Ты совершенство, ты моя богиня… - задыхаясь, жарко шептал Гастон. - Я боготворю тебя всю, всю! До самых кончиков маленьких пальчиков…
Я тоже задыхалась, ощущая горячую тяжесть его спортивного, мускулистого, горячего тела.
- Сейчас, сейчас… О! Моя! Моя! Нет, я сначала должен поцеловать твое божественное…
Мы оба вздрогнули - за окном страдальчески и виновато взвыла автомобильная сигнализация.
- Проклятье! - Гастон неуклюже спрыгнул с постели и бросился к окну. - Мой "мерседес"!
- Ты уверен? - Стряхивая остатки страсти, я села на кровати и вяло зажгла ночник. Из меня вдруг вытекли все силы.
- Мой мальчик! Двести восьмидесятая модель! - Ночник осветил Гастона. Он, постанывая, суетливо влезал в брюки. - Умоляю, Беа, звони скорее в полицию! Там какие-то типы пытаются его вскрыть! Я кладу возле зеркала. - Что-то зашуршало. - Звони, не сиди столбом!
Хлопнула дверь.
Я натянула ночную рубашку и, едва переставляя ноги, пошла к телефонному аппарату. Он у меня в кухне, возле окна. Я выглянула. Возле вопящего "мальчика" двести восьмидесятой модели уже вертелась "мигалка" на крыше полицейской машины. Толпились темные фигуры. Из подъезда выскочил Гастон и побежал к ним. Шелковисто-пушистая мягкость ветерком коснулась моих босых ног.
- Как же я устала, Геркулес.
Я подняла кота с пола, он что-то маловразумительно буркнул, привычно полез ко мне на плечо, ткнулся в мою шею кожаным носиком и принялся ее вылизывать.
- Спасибо, зверь. Видишь, что у меня нет сил умываться. Только твой язык из наждака. Лучше не надо. - Я отстранила его морду и прижалась лицом к мохнатому боку.
- Мр-рм-рм-рм, - трактором запел кот. От него пахло шерстью, уютом и моим домом.
- Зверь, мой самый лучший в мире зверь. - Я потерлась об него щекой, побрела в спальню и в обнимку с котом забралась под одеяло. Глаза слипались. Пошарив над изголовьем, я дернула висюльку-выключатель ночника…
Глава 5, в которой я не напрасно прихватила зонт
Значит, я не напрасно прихватила с собой запасной зонт на длинной ручке взамен маленького, заедающе-складного, который где-то посеяла вчера. Небо бессистемно бросало вниз пригоршни дождя вперемешку со шквалами ветра, тоже без всякой логики приносившего то пронзительно-самоуверенный запах молодой травы, то автомобильную гадость, то вдруг отчетливо тянуло свежеиспеченной сдобой.
Пару лет назад, примерно в это же время года, после нескольких волнительных недель поисков работы, я все-таки устроилась и наконец-то получила первую зарплату. Почему-то у меня не было с собой зонта, но зато - и в избытке - отличное настроение; я купила этот: с пижонской ручкой в виде трости и куполом из разноцветных клиньев, похожим на радугу.
Ветер порой задумывался, невольно возвращая дождю вертикальное положение. Небо с любопытством выглядывало из-за туч и неуместно демонстрировало свою бельевую голубизну и край солнца. Похоже, даже такой кроткий надзор не нравился ветру, и он, так и не сумев изобрести ничего более оригинального, восстанавливал целостность туч и с удвоенным презрением принимался командовать аллюром дождя.
Публика томилась возле выхода из метро, меланхолично ожидая завершения погодных маневров. Я шагнула из укрытия и нажала механизм зонта. Яркий купол раскрылся. Я слегка посторонилась, пропуская в метро женщину с ребенком.
- Мама! Радуга! - воскликнула девочка.
- Радуга? Где? - Мамаша обернулась, инстинктивно подняв голову к небу. Ближайшая публика - тоже.
- Да не там, мама. Вон. - Девочка показала пальчиком на мой зонт и вдруг встретилась со мной глазами.
- Это не радуга, Лулу. Это зонт у тети. Нельзя показывать пальцем, тетя обидится.
Публика вздохнула и вернулась к своему ожиданию.
- Радуга. - Девочка не отводила глаз. - Настоящая радуга.
Я улыбнулась ей. Она - мне. Не смущаясь отсутствием передних зубов. Лет шесть, наверное, выпали, молочные.
Ветер и небо тоже проявили интерес к неожиданной радуге. Ветер притих, чтобы разглядеть ее получше; небо опять раздвинуло щелочку между серыми тучами. Только дождю до всего этого было мало дела. Но без атак ветра я вполне благополучно обогнула площадь, почти не забрызгав брюки. За уличными столиками "Ришара" публики не наблюдалось - хозяин зачем-то не по погоде убрал тент. Ветер вновь вспомнил о своих кавалерийских экзерсисах; я заспешила к кафетерию.
Внезапно в дверном проеме появился человек - его комбинезон был основательно перепачкан краской - и с размаху швырнул на улицу какую-то пластиковую круглую емкость. Лишь потом он заметил меня, вытаращил глаза и попятился, виновато прижимая руки к груди. Емкость оказалась пустым ведром из-под краски, но краски в ней имелось еще достаточно, чтобы, приземлившись прямо мне на ноги, испортить мои брюки, мои чудные шелковые брюки, брюки а-ля Лили Марлен…
- Это безобразие, мсье! - закричала я, моментально сложив "радугу", и, размахивая зонтом, как мечом, ринулась в кафетерий. - Вы мне ответите!
- Извините, мадам… Я не думал… Никого нет, такая погода, мадам… Я не видел… - Он все пятился и пятился.