Я была в дикой ярости и уже почти огрела его зонтом, как вдруг человек задел спиной какое-то шаткое сооружение; что-то посыпалось, покатилось. Человек споткнулся и, падая, вцепился в мой зонт. Я рассерженно дернула зонт и внезапно бухнулась навзничь на какие-то очень пыльные мешки. Похоже, он выпустил зонт из рук. Зонт со стуком отлетел в сторону. Я чихнула, помотала головой и только тогда поняла, что половина моего туловища лежит на мешках с побелкой, а в кафетерии полным ходом идет ремонт.
- Вы в порядке, мадам? Вам помочь? - Надо мной склонились мужчины в комбинезонах. Лица молодые и старые. - А она ничего! - одобрил кто-то.
- Отойдите все. Как вы себя чувствуете, мадам? Теперь надо мной было только одно мужское лицо.
Подробные, немного мягкие черты, оставшаяся от моды шестидесятых низкая челка на лоб, унылые усы в виде фигурной скобочки, но голос энергичный и уверенный. Засунутая в ухо миниатюрная трубочка от мобильника и микрофончик на лацкане пиджака придавали мужчине вид киношного радиста.
- А вы не видите сами? - зло отрезала я, сползая с мешков в положение "сидя на полу", и потерла нос. Но мои руки были белыми от строительной пыли, и я опять расчихалась.
Рабочие загалдели. Мужчина сверкнул глазами.
- Тихо! - И переспросил: - Как вы себя чувствуете?
- Полагаю, вы здесь главный? - Я попыталась поправить брюки. При падении широкая штанина задралась и выставила напоказ эластичный бинт, которым я сегодня, не поленившись, зафиксировала ненадежную ногу.
- Да, я. Что у вас с ногой?
- Не ваше дело! Дайте руку!
Он с сомнением протянул мне руку. Я схватилась за нее. Ладонь была непропорционально крупная и выпуклая, как у большинства коренастых мужчин.
- Все в порядке?
- Только не у вас, мсье. - Я посмотрела на него сверху вниз, на каблуках я определенно получилась выше ростом, и демонстративно принялась отряхивать свои одежды. Полетела белая пыль. - Почему вы не установили ограждений вокруг объекта? Почему ваши рабочие кидаются ведрами в прохожих?
- Что? - Он наморщил нос; усы встопорщились. - Ведрами? - Мобильник в его кармане заиграл "Болеро" Равеля.
- Понимаешь, патрон. - Мой обидчик шагнул вперед. - Я просто выставил ведро на улицу, а там ветер. - И развел руками.
- Слушаю, - сказал в микрофончик его усатый патрон.
- Ну-ну, ветер! - хмыкнула я. - Вы мне ответите за подобные действия!
- Нет, нет, Ролан! - заорал патрон. - Смесь мне здесь больше не нужна! Вези на улицу Пайен!
- Вы меня слышали, мсье? Я подам на вас в суд за нарушение прав личности!
Он крякнул и нетерпеливо отмахнулся от меня.
- Да, на Пайен. А здесь мне нужны ограждения! Я же велел тебе поставить их вчера! Ограждения, Ролан, ограждения!
- Спохватились! - сказала я. - Ограждения! Да вы вообще имеете представление о технике безопасности? Это что у вас за леса? - Я показала в сторону развалившегося сооружения, почувствовав на себе изумленные взгляды рабочих. - Это же преступно!
- Давай, давай, Ролан. И не забудь литров восемь зеленой краски. Да… - В его голосе за раздражением слышались нотки беспокойства. - Да, для склада на улице Тампль. Все, все, Ролан, мне некогда. Какие замеры? Почему все должен делать я? Пошли кого-нибудь, сам съезди… Пойдемте, мадам. - Он неожиданно схватил меня за руку и потянул к выходу. - Пойдемте, я отвезу вас, куда вам нужно. - Свободной от меня рукой он извлек из кармана мобильник и принялся набирать номер.
- Никуда я не пойду. - Я резко дернула свою руку, но он не отпускал. - Вы делаете мне больно! Пригласите полицию!
Он ослабил хватку, но не разжал, извинился, сказал в микрофончик:
- Надин? Мэтр на месте? - И веско сообщил, подняв глаза на меня: - Я звоню своему адвокату. С какими целями вы появились на моем объекте?
- Что?! Да как вы смеете?! - Я дернулась еще раз.
- Полегче, мадам. - Он и не думал отпускать меня. - Привет, Бруссарди. Ага, это я. Слушай, тут ко мне с улицы забрела одна любопытная, влезла в краску.
- Я забрела? Я сама влезла в краску?
- Да еще вроде с гипсом на ноге… В общем, короче, у меня не было ограждений… Ты думаешь? Да, да… - Он закивал невидимому собеседнику. - Годится. Салют, забор за мной.
- Как вы смеете меня задерживать? Это вы виноваты!
- Слушайте, мадам. - Он вдруг улыбнулся. - Давайте я отвезу вас в больницу.
- Зачем? - Я растерялась. Я совсем не ожидала, что у него может быть такая славная простодушная улыбка.
- Там осмотрят вас, вашу ногу.
- Это не гипс, это вывих. И… И у меня нет страховки.
- Я оплачу. Уладим все по-хорошему? А?
Его мобильник вновь потребовал внимания хозяина.
- Не переживай, Вобен. - Не смахивая улыбки с лица, он ободрил кого-то, уверенно подталкивая меня к выходу. - Уже везут. Привезли? Как не тот гипс? А какой? Кариатиду? Идиоты! Кариатиду нужно в химчистку на проспект Жюно!
- Послушайте, мсье, я не могу выйти на улицу в таком виде! Мой костюм загублен, я вся в побелке…
- Да, да, я учту, мадам, я все оплачу, мы все уладим. - Он рассеянно покивал, набирая новый номер, но по-прежнему улыбался, словно забыв снять улыбку. - Ты в своем уме, Ролан? Какого рожна ты отправил Вобену кариатиду? Там нужно двадцать два метра карниза и картуш. Нет, не с кошками! Не вздумай отправлять ему с кошками! Это же банк! С Фемидой!
- По-моему, Фемида всегда была покровительницей юристов, а не банкиров, - заметила я уже на улице. Ветер завывал, вальсируя по круглой площади, но дождь капал едва-едва, наверное, из сострадания ко мне. - Зачем банку Фемида?
- У Фемиды весы! Вы где живете?
- На улице Дантона. Стойте, я оставила внутри свой зонт!
- Эй, кто-нибудь! Принесите ей ее зонт! Садитесь, мадам. - Он распахнул дверцу некогда белого "рено", года эдак семьдесят девятого рождения. Сиденья были заляпаны краской и лепешечками цемента, пол терялся под слоем известковой пыли… - Замечательно, до площади Сен-Мишель мы доберемся минут за десять.
- Причем здесь Сен-Мишель? Я живу в Шантильи. - Я уселась на переднее сиденье. - Да, ни моему костюму, ни вашему "рено" уже не будет хуже от взаимного знакомства.
Он с интересом взглянул на меня, словно увидев впервые, и восстановил улыбку. В его кармане снова заиграло "Болеро".
- А вы, оказывается, с чувством юмора, мадам. Замечательно! - обрадовался он и только потом ответил на призыв мобильника. - Чего еще, Ролан? - Взгляд снова стал прежним, как бы внутрь себя и одновременно - в пространство. - Ну нельзя же так, малыш. Кошки идут на улицу Тампль!..
Мой обидчик с виноватым видом сунул в окошко мой зонт. Я сухо кивнула, машина тронулась с места, телефонный разговор продолжался.
- …Какое твое дело, Ролан? Это будет выставочный зал! Почему полтора метра? Они должны быть мелкие, двадцать три сантиметра! Верни, верни, Ролан. Что они там, сбрендили, отлили нам полутораметровых дур!..
Потом я узнала много нового: о состоянии его банковских счетов; о потерявшемся на складе кабеле нужной толщины; о состоянии умов сотрудников гипсовой мастерской; о недополученном от поставщиков вагоне песка; о накладных, выписанных на май нынешнего года, но почему-то прошлого века; о клиентах, которые загадочным образом разминулись с адвокатом подрядчика в своем же собственном офисе; о малярах, которые вдруг без предупреждения не вышли на работу, а потом внезапно появились в компании с пожарным инспектором; о крысе, трагически попавшей в цементный раствор, но по воле сентиментального Ролана избежавшей жестокой участи; об исчезнувших бесследно балках и швеллерах не того фасона; о патрубках и сгонах, канувших в Лету на одном объекте и мистически выплывших ровно в полночь на другом…
Очень понятные и до боли родные мне проблемы и словечки. Как же я, оказывается, соскучилась за эти два месяца по этим всем балкам, швеллерам, светильникам, штукам, метрам, патрубкам и сгонам… "Дворники" на лобовом стекле с философской сосредоточенностью разгребали сетку дождя. Я смотрела в окно, заставляя себя не думать о том, что машину сквозь непогоду ведет человек в пыльных ботинках и в довольно мятом костюме, ни на минуту не прекращая вникать в суть, принимать решения, отдавать распоряжения и, натренированно приладив аппаратик к рулю, одной рукой набирать очередной номер, да так проворно, что я даже не успевала вставить ни слова в его нескончаемый монолог. Лезли и другие мысли. Однако я старалась не думать ни о чем вообще.
Вояка-ветер увел куда-то передовые лихие эскадроны ливня; небу наскучило подглядывать аквамариновыми глазками из-за серых влажно-тяжелых облаков, и дождь, брошенный всеми на произвол судьбы, унылым сонным обозом лениво тащился через Париж - серый, будничный, суетливо-вязкий… Беззвучный метроном "дворников" нагонял покойную дрему, как если бы так и полагалось, чтобы этот мужчина вез меня домой на своей машине.
- …Я тебя умоляю, Жак, поосторожнее со светильниками! Мы не рассчитаемся с клиентом. Там каждая штуковина, как твоя месячная зарплата. Ты меня хорошо понимаешь, Жак? И построже! Да плевал я на твой профсоюз!.. У вас какой номер дома и квартиры? - Вопрос точно относился ко мне. Он был произнесен совсем другим голосом, но выражение глаз оставалось все тем же виртуальным, внутренне-внешним.
- Зачем вам номер квартиры? - Я передернула плечами, решительно избавляясь от дремоты. - Дом я покажу, когда подъедем поближе.
- Все, все, иди, работай, Жак. Конец связи. Я закажу пиццу. Есть охота, как из пушки. - Он быстро посмотрел на меня простодушными глазами голодного мальчишки и тут же свирепо рявкнул в микрофон: - Я сказал, все! Тебя это не касается, Жак! Иди, работай! За светильники я спрошу с тебя!