Рука коснулась ее плеча. Она инстинктивно отпрянула. Его неожиданное прикосновение так совпало с ее мыслями, что она резко отступила назад и почувствовала, как берег опасно пополз под ногами.
– Дурочка, – пробормотал Доминик, схватил ее за плечи и оттащил на безопасное место. – Боишься, что я тебя изнасилую?
Изнасилует? С каких это пор он вынужден прибегать к насилию над ней? Раньше-то этого не было.
– Оставь меня, – потребовала Мэдлин. Как она себя презирала! Даже теперь, спустя четыре года, один взгляд на него – и все ее существо уже жаждет его объятий и бешено колотится сердце.
Напряженный взгляд Доминика выражал столь знакомую ей страсть, чувственные губы плотно сжаты. Он стоял, возвышаясь над ней, – восхитительный мужчина, который всегда возбуждал ее, сводил с ума строптивую девчонку, да и сейчас…
Мэдлин ненавидела его за это. Ненавидела за то, что случилось.
Доминик быстро убрал руки, и Мэдлин едва устояла на ногах.
– Не бойся, – с трудом выговорил он. – Может быть, мне так же тяжело прикасаться к тебе, как тебе – чувствовать мое прикосновение.
– Что ты здесь делаешь? – раздраженно спросила Мэдлин. Ей хотелось стереть прикосновение его руки – кожа горела, как от ожога.
– Хотел повидать тебя, что же еще? – Он отвернулся и спрятал руки в карманы джинсов. – Четыре года я не смотрел в глаза женщине, которая публично опозорила меня.
– Публично опозорила? – Мэдлин хотелось громко засмеяться, но она лишь горько улыбнулась. – Насколько я помню, все было наоборот.
– Меня оскорбили не потому, что я это заслужил, о нет! – проворчал Доминик. – Капризная прекрасная сумасбродка оскорбила меня потому, что всегда думала только о себе!
– Благодарю, – церемонно произнесла Мэдлин. – Приятно узнать, что думает о тебе бывший жених.
– Мне тоже было приятно узнать, сколь вероломной невестой ты оказалась.
Мэдлин вздрогнула. Чувство вины и стыда, терзавшее ее четыре года, не давало вздохнуть. Она отвернулась, не в состоянии защищаться от безжалостных укоров. Слишком много правды было в словах Доминика.
В воздухе повисло молчание. Они стояли неподвижно, освещенные луной, подыскивая слова пообиднее. Странно, но они все еще чувствовали активную антипатию друг к другу. Она могла бы уже заглохнуть, превратиться в спокойную неприязнь, но этого не произошло. Они могли бы встретиться, как сейчас, в ту ночь после бала в загородном клубе и поговорить. И не было бы прошедших лет.
Луна висела над их головами. В свете луны были хорошо видны правильные черты красивого лица, темные шелковистые брови почти сходятся у переносицы. Глаза, опушенные густыми ресницами, и гордый прямой нос. Тонкие губы презрительно улыбаются. Эта улыбка не может скрыть врожденную чувственность.
– Четыре года прошло, – внезапно заговорил Доминик, – а ты по-прежнему выглядишь очаровательным ребенком. Только еще более красивым.
Мэдлин стало тоскливо. Она попыталась отвернуться, но Доминик сжал ее руки.
– Подожди, – выдохнул он. – Ведь ты не собираешься снова исчезнуть? Скажи, Мэдлин. – Он наклонился к ней, она увидела совсем близко его лицо. Доминик с горечью смотрел на нее. – Ты хотела наказать меня? Или тебе было просто наплевать на меня?
– Ты опоздал с выяснением причин ровно на четыре года.
Мэдлин откинула голову и пристально посмотрела на него. Их взгляды встретились.
Казалось, он охотно встряхнул бы ее, его пальцы сжали ее локти, но вдруг он передумал.
– Ты права, – согласился он. – Четыре года – слишком большой срок, чтобы дождаться ответа, который на самом деле меня и не интересует. Но вот что мне действительно интересно, Мэдлин, – голос стал резким, – каким образом пребывание в Бостоне и эти проклятые четыре года превратили своенравного ребенка, которого, как мне казалось, я любил, в женщину?
Этого нужно было ожидать, подумала Мэдлин мгновением позже. Все можно было прочесть в его глазах, вспыхнувших холодным блеском, понять по сжавшимся губам. Но Мэдлин была слишком взволнованна и не поняла намерений Доминика. Когда его горячее дыхание опалило ее холодные губы, ошеломленная Мэдлин не могла сдвинуться с места. Доминик крепко прижал ее к себе, даже через дубленку она чувствовала тепло его тела. Он нетерпеливо прижался губами к ее губам, раздвинул их, и Мэдлин сразу вспомнила его прежние поцелуи.
Его прикосновение разбудило ее. Внутри все задрожало от возбуждения. Но Мэдлин, отчаянно сопротивляясь, пыталась вырваться. Она чувствовала, как его нетерпеливая страсть вызывает в ней ответное желание, и не хотела ни того, ни другого.
Ни за что, с отчаянием твердила Мэдлин про себя. Никогда.
– Ты только полдня дома, – тихо сказал Доминик, поднимая голову, – а я уже не могу… – Он смотрел на нее странным взглядом, в котором смешались ярость и мука.
Он не договорил, снова прижался губами к ее губам, погрузил пальцы в шелковистые волосы, откинул ее голову и склонился над ней. Другой рукой он обнимал ее за талию, крепко прижимая к себе. Беспомощный стон вырвался у него, и Мэдлин ответила ему таким же стоном.
Он продолжал целовать ее, Мэдлин пыталась сопротивляться, в их жестокой борьбе было мало любви. Но Мэдлин чувствовала, что ее сопротивление ослабевает, что вся она, затрепетав, отвечает на его ласку. И вот они уже целуются, сжимая друг друга в объятиях и забывшись в смятении чувств. Четыре года назад они тоже переживали смятение чувств – самое волнующее в их отношениях. Если Доминик этого хотел. Но он редко этого хотел.
Воспоминание грубо вернуло Мэдлин к действительности. Она оторвалась от его губ и с горечью подумала, что снова поддалась его страсти – страсти, которая может внезапно вспыхнуть и так же внезапно погаснуть. Она испытала это на себе.
– Смешно, если бы все кончилось именно сегодняшней ночью на берегу реки, – пробормотал Доминик ей в щеку. – Мне кажется, ты излучаешь волны, Мэдлин. Я точно знал, когда ты ступила на землю Англии. Это признание что-нибудь говорит твоему трепещущему сердцу? Оно забилось сильнее? – легонько поддразнивая, спросил он.
Доминик положил ладонь ей на грудь. У Мэдлин перехватило дыхание.
– Прекрати, – свистящим шепотом выдохнула она, пытаясь оттолкнуть его. – Пусти, Доминик, пожалуйста!
– Почему? – Он усмехался. – Тебе же нравится! И всегда нравилось.
Он снова жадно поцеловал ее, потом оттолкнул от себя. Она стояла, изумленная: он оттолкнул ее с таким же неистовством, с каким только что обнимал.
– Следующий самолет в Бостон вылетает утром, – услышала Мэдлин холодный голос.
– Если ты не улетишь, я буду считать, что ты решила остаться и продолжать борьбу. А не убегать, как жалкая трусиха. Как ты сделала в прошлый раз.
Он подошел к лошади, вскочил в седло и ускакал, прежде чем до Мэдлин дошел смысл его слов.
Стук копыт и глухие удары сердца звучали в унисон. Мэдлин в замешательстве смотрела в пустоту, удивляясь себе и вспоминая невероятную сцену.
Одному Богу известно, как часто за последние годы она мечтала о такой вот встрече с Домиником, боролась с собой, стараясь справиться со своими чувствами. Но ей и в голову не приходило, что Доминик предъявит ей ультиматум. Раньше все было наоборот. Мэдлин была обиженной, а Доминик должен был падать ниц и умолять о прощении.
Так что же ей делать? Снова бежать? – размышляла Мэдлин, пытаясь унять дрожь. Неожиданная встреча с Домиником потрясла ее. Она поняла, что по-прежнему уязвима. Это открытие заставило ее задуматься – может быть, действительно лучше вернуться в Бостон, пока он снова не причинил ей боль?
Отомстить, мрачно решила Мэдлин, садясь в седло. Доминик предостерег ее, что готов отомстить – за оскорбление, которое она нанесла ему.
Но ему следовало бы понять, что он уже отомстил ей. С ее точки зрения, они квиты. И не должны больше встречаться.
– Черт с тобой, Доминик Стентон, – прошептала Мэдлин в темноту. – Есть много других забот.
Час спустя Мэдлин беспокойно ходила по спальне, руки в карманах голубого атласного халата, и продолжала проклинать Доминика.
Луиза, как всегда, обнаружила хороший вкус, обновляя интерьер, отметила про себя Мэдлин. Детские розовые обои исчезли, убранство комнат выдержано в мягких голубых и серых тонах с редкими пятнами глубокого лилового цвета. Из уважения к ее склонности к насыщенным краскам, на стенах вместо сердечек и цветочков – гладкие обои, мебель заменена либо обита заново. Новая обстановка должна соответствовать облику взрослой женщины, и только разбросанные повсюду атласные подушечки с кружевной отделкой смягчают строгость интерьера. Вместо узкой старой кровати – большая двухспальная кровать с прекрасным серебристо-серым покрывалом, на котором шелком вышиты голубые и лиловые цветы. Толстый серый ковер на полу, бледно-голубые шторы с кистями в тон покрывалу.
Мэдлин сидела перед туалетным столиком и с отсутствующим видом расчесывала щеткой волосы. Она выглядела усталой – темные круги под глазами, тело ломило, руки и ноги с трудом подчинялись ей. Очень хотелось спать.
Мэдлин знала, что ей понадобится несколько дней, чтобы прийти в себя после длительного перелета. Но сегодня ее беспокоила не разница во времени. Ее беспокоил Доминик.
Он совсем не изменился. Все такой же высокий, стройный, сильный – великолепный мужчина. Мэдлин никогда не могла перед ним устоять.
И целует по-прежнему, как дьявол. Она невольно сжалась от воспоминания, потом расслабилась и коротко вздохнула. То ли от нетерпения, то ли в отчаянии.