На самом деле Флер не смогла говорить дальше не оттого, что вспомнила предприимчивого Хановера-старшего, а потому, что подумала о его бесчестном сыне. Вероломство, как видно, было в генах этой семьи, и на миг она ощутила сострадание к Кэтрин Хановер.
Однако Флер тут же пришла в себя. Кэтрин Хановер была мстительной и злобной женщиной, такой, какой Флер ни за что на свете не собиралась становиться. Хорошо уже и то, что отец считает, будто она оберегает его чувства. Главное, чтобы он не заподозрил правду.
- Я не собираюсь иметь ничего общего с Кэтрин Хановер, папа, - сказала Флер. - Я никогда не прощу ей, что она закатала асфальтом поля своего мужа и превратила его владения в садоводческий гипермаркет.
- Предположим, но она давала объявления в местной газете, что ей требуются сотрудники. Наверное, думает, что тебе нужны деньги. Или хочет, чтобы ты сама убедилась, какие деньги она зарабатывает.
- Ты так думаешь?
Разве новый "мерседес", одежда от модных дизайнеров и великолепная обувь не давали повода всем местным дамам умирать от зависти к Кэтрин, неужели ей не было этого достаточно?
- Нет, папа, она не настолько глупа.
Флер не успела открыть письмо, как часы в коридоре прозвонили без четверти восемь.
- О боже! - Она вскочила с места, натягивая жакет. - Том, скорее!
Пятилетний малыш бегом спустился по лестнице, сияя улыбкой:
- Да я готов, мама!
Сердце Флер сжалось. Сын старательно причесался, почти ровно повязал галстук под воротничком, забавно торчавшим у него за ушами, кое-как зашнуровал ботинки.
- Молодчина, Том.
Ее голос задрожал. Как быстро растет ее маленький сынишка!
- Ну что, ничего не забыл?
- Пенал, учебник, сменная обувь, деньги на обед, - принялся серьезно перечислять Том, загибая пальцы на руке.
- Умница! Дать тебе яблоко, чтобы съесть на переменке? Ну же, поторопись! Поцелуй дедушку, а я пока принесу твою куртку.
Мэтью Хановер стоял у окна спальни, дожидаясь появления Флер. Он не видел ее уже почти шесть лет, с той минуты их брачной ночи, когда вдруг приглушенно зазвонил ее мобильный телефон. Он схватил аппарат, намереваясь отключить его, но она уже успела разглядеть высветившийся номер звонившего, к тому же они оба понимали, что звонок отца Флер посреди ночи может значить только одно - что-то случилось.
Так оно и было. Мэтт беспомощно наблюдал, как счастье и радость покидают лицо его возлюбленной. Ее мать тяжело пострадала в автомобильной аварии, и нельзя было терять ни минуты. Он умолял Флер позволить ему довезти ее до больницы, ведь они теперь как-никак супружеская пара, но она оставалась непреклонной. Быстро обняв его, Флер отвернулась и проговорила:
- Прошу тебя, Мэтт, не сейчас. Папе и так очень тяжело.
И он позволил ей уехать, потому что видел, как ей больно. Может, он ошибался, решив, что ни к чему спорить в такой момент? Да, он отпустил ее, поцеловав на прощание и попросив звонить и сообщать, как там дела у ее матери. Проводив ее, он снова улегся в постель, еще хранившую аромат ее тела, и принялся ждать звонка, но позвонила не она, а его собственная мама, которая сообщила о смерти отца. Дженнифер Гилберт убила его, сказала она.
Входная дверь дома Гилбертов распахнулась, и собака-метис, очень похожая на колли, побежала к припаркованному рядом "лендроверу". Вдруг появилась и Флер, пугающе деловая в своем элегантном сером костюме. Какое-то мгновение она постояла неподвижно, сжимая в руках кейс, потом, точно невидимое бремя сильнее надавило на ее плечи, сгорбилась и побрела к машине.
Мэтью был рад - так ей и надо! Она заслужила свои страдания.
Но когда из дома выбежал маленький мальчик и устремился к матери, рука Мэтта непроизвольно прижалась к оконному стеклу, словно пытаясь дотянуться до ребенка.
Как Флер могла так поступить? Отказать ему в праве на сына?
Мэтт мог бы никогда даже не узнать о его существовании, не пришли ему какая-то добрая душа фотографии со школьного рождественского спектакля. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Томас Гилберт - его сын, но все-таки увидеть мальчика сейчас во плоти и крови оказалось гораздо тяжелее, чем он мог предполагать.
Флер тем временем открыла дверцу машины и подтолкнула сына вовнутрь. Мальчик, смеясь, что-то оживленно рассказывал матери.
Должно быть, Флер еще не прочла его письма; если бы она это сделала, ни за что на свете ей не удалось бы сейчас удержать на лице улыбку.
Если бы он хоть когда-нибудь приехал домой… Если бы он не избегал разговоров с матерью и не прерывал ее всякий раз, когда она пыталась рассказать ему о своей войне с Гилбертами… Если бы!
Прошлого не изменишь. Мэтту потребовалось некоторое время, чтобы закончить свои дела в Венгрии, передать управление агропромышленной фирмой, которую он создал там, своему заместителю и поспешить домой. Каждый день, казалось, тянулся как год, и тяжело было побороть искушение улететь в Англию первым же самолетом. Однако он знал, что не может допустить, чтобы срочные звонки деловых партнеров из Венгрии отрывали его от той важной миссии, которая ожидала его дома.
Флер тщательно закрыла за сыном дверцу машины, отослала назад собаку, потом сама устроилась на водительском сиденье. И вдруг, точно повинуясь внезапному импульсу, подняла голову и устремила взгляд наверх, выше ограды, разделявшей владения Гилбертов и Хановеров, прямо на то окно, за которым стоял Мэтт. На мгновение его сердце замерло при мысли, что она могла разглядеть его за стеклом, но она тотчас опустила голову и взялась за руль.
- Что ж, - тихо проговорил он, - теперь посмотрим, кто кого.
Когда Флер высадила Тома у школьных ворот, зазвонил звонок. Мальчик стремглав бросился к своим друзьям, толпившимся во дворе, и все вместе, смеясь и толкаясь, дети дружно заспешили на уроки. Но у дверей Том помедлил и, обернувшись, помахал матери рукой. Сердце Флер сжалось. Он так походил на отца! Тот же поворот головы, те же жесты, тот же взгляд, и не зря местные кумушки разглядывали мальчика с большой подозрительностью. К счастью, Том унаследовал цветовую гамму Гилбертов - светлые рыжеватые волосы, которые с возрастом потемнеют, темно-серые глаза, не такого холодного светлого оттенка, как у Мэтью, но, скорее всего, с возрастом сходство с отцом станет более очевидным. И если только Кэтрин Хановер хоть что-нибудь заподозрит… Если бы Флер могла уехать отсюда!
Зачем только Кэтрин Хановер понадобилось основывать свое предприятие именно тут? Разве не удобнее было бы обосноваться по другую сторону Мэйбриджа, где находился большой деловой и торговый центр с многочисленными универсамами и развлекательными площадками? Неужели Кэтрин так нравилось терзать собственное сердце, живя бок о бок с семейством, которое она винила во всех своих несчастьях? Нет, видимо, здравый смысл тут ни при чем. Когда две семьи соперничают друг с другом и в бизнесе и в любви более двух столетий, всегда останется заманчивой перспектива побольнее ранить противника, хотя, пожалуй, за последние годы в своем стремлении уязвить Гилбертов Хановеры превзошли все мыслимые пределы.
Флер удалось втиснуть свой "лендровер" на свободное место как раз напротив банка, что было, конечно же, хорошим предзнаменованием. Подкрасив губы и поправив прическу, она решительно пересекла улицу и открыла двери банка.
- Бог мой, - поприветствовал ее знакомый служащий. - Тебя прямо не узнать.
- Это хорошо или плохо?
Флер не особенно любила пользоваться косметикой, но сегодня была готова на крайние жертвы в надежде произвести впечатление на нового менеджера, перед которым намеревалась предстать в облике уверенной в себе бизнес-леди. Она специально надела серебряные серьги-колечки с крошечными аметистами, которые Мэтт Хановер подарил ей, когда впервые попросил выйти за него замуж. Тогда она ответила: "Подожди. Не сейчас". Что ж, тогда ей было всего восемнадцать, и впереди еще три года в колледже. Он сам только что закончил университет и намеревался получить работу в другой части страны, так что нужно было ждать. Однако в знак своего согласия она приняла его подарок, хотя серьги и были слишком простыми и дешевыми, да к тому же еще и вызывали подозрение у ее матери.
Он пообещал когда-нибудь подарить ей бриллианты. Флер только посмеялась - зачем ей бриллианты, если у нее есть Мэтт! На коробочку с этими сережками она случайно натолкнулась, ища в ящике комода свой старый шелковый шарф; аметисты подходили к богатому пурпуру шелка, и Флер решила надеть серьги в знак того, что Хановеры - ни мать, ни сын - не властны причинить ей боль.
Но теперь она уже не была так в этом уверена…
- Ты выглядишь просто потрясающе, - прошептал банковский клерк, открывая перед ней двери кабинета менеджера, а потом громко проговорил: - К вам мисс Гилберт, миссис Джонсон.
- Мисс Гилберт? - переспросила Делия Джонсон, бросая на нее взгляд поверх нагроможденных на столе папок. - Вы одна? Я ожидала увидеть вас вместе с отцом.
Очевидно, Флер предстоял разговор с чужим человеком, с тем, кто не знал ее с детства, не знал ее истории, не понимал бизнеса ее семьи. Придется изрядно потрудиться, чтобы наладить контакт с этим новым менеджером, притом что другая сторона не выказывала никакого энтузиазма!
- В наших документах он значится как единственный собственник.
- Это уже не так, - ответила Флер, игнорируя стул, на который ей указала миссис Джонсон. - Наш бухгалтер посоветовал создать партнерское предприятие, потому что отец последнее время предоставил мне вести все дела. Его здоровье пошатнулось после того, как мама погибла в автомобильной аварии.
- Пошатнулось? И что же с ним?