Эмили помнила, какой интерес проявила Элис к овдовевшему Великому князю и его сыну. Каждый день она ходила на вершину горы и смотрела на замок, который назывался "Шато д'Оризон" и в котором жил Великий князь. И в конце концов это произошло.
Карета Великого князя, мчавшаяся по пыльной проселочной дороге, чуть не задавила малышку Терезу. Элис едва успела выхватить девочку буквально из-под копыт лошадей. Элис вся побелела, ее трясло, а Тереза страшно кричала у нее на руках. Карета остановилась, Великий князь заговорил с Элис и попытался успокоить плачущего ребенка.
Никто не присутствовал при этом разговоре, и никто никогда так и не узнал, что сказал Великий князь и что ответила Элис. Вполне возможно, что она поведала ему о своем жгучем интересе к замку, о том, что он напоминает ей о доме деда в Англии, так как на следующий день к хижине Ригад подкатила княжеская карета, чтобы отвезти Элис в замок. Только увидев карету, Элис сообразила, с кем она вчера разговаривала. И не успела изумленная и ошеломленная Эмили слова вымолвить, как Элис села в карету и уехала.
Однако по возвращении Элис Эмили наверстала упущенное. Она увела девушку на берег, так как это было единственное место, где они могли бы поговорить наедине, что было практически невозможно в доме, и вытянула из нее все о встрече с Великим князем. Постепенно она выяснила, что произошло в тот день в замке.
- Он очень добрый, - повторяла Элис, - у него такой очаровательный сынишка.
- При чем тут это, - настаивала Эмили. - Зачем он пригласил тебя?
- Он хотел показать мне замок.
- С чего это вдруг он решил показать тебе свой замок? У него полно друзей, которые равны ему по положению.
Элис стояла и смотрела на Эмили.
- Думаю, я тоже его друг, - тихо проговорила она. И тут Эмили взорвалась. Ни разу за восемь лет она не позволяла себе подобной грубости по отношению к Элис. Она рассказала ей то, что девушке уже было известно: что ее отец никогда не был женат на Мари Ригад. Она рассказала ей, как приехал ее дед и увез отца в Англию, пообещав дать на воспитание ребенка, которого ждала Мари, большую сумму, но либо намеренно, либо нечаянно забыл отправить деньги.
- Эти деньги пошли бы мне на приданое, - сказала Эмили, - но неужели ты думаешь, что это хоть чем-то помогло бы мне, мне, рожденной между двух миров, в жилах которой текла кровь джентльмена и крестьянки? Мужчины, домогавшиеся меня, были мне отвратительны, а те, кто мог бы мне понравиться, считали меня ниже себя.
- Бедная Эмили! - просто проговорила Элис, но Эмили знала, что девушка не поняла ее.
Движимая внутренним страхом, она добавила:
- Вот что ожидает тебя и ребенка, который может у тебя родиться в том случае, если ты будешь продолжать свои отношения с Великим князем. Он никогда не женится на тебе. Он знает, какое положение ты занимаешь и что мы, Ригад, твои родственники. Неужели ты можешь представить, что он сделает тебе предложение? Нет, ты интересуешь его только потому, что ты молода и красива. Существуют сотни женщин его круга, которые готовы по первому его слову броситься к нему в объятия и стать его женой. Такого человека не может интересовать женитьба. Ты больше не должна видеться с ним, слышишь?
Страстность Эмили так напугала девушку, что та не нашла в себе сил ответить. Она продолжала смотреть на море, и ее глаза были такого же цвета, как вода.
- Ты слышишь меня? - повторила Эмили.
Элис повернулась к ней.
- Да, слышу.
- Ты будешь подчиняться мне? - настаивала Эмили. - Ведь всем ясно, Элис, что ты не должна с ним видеться, ты не должна принимать приглашений посетить "Шато д'Оризон".
Элис не отвечала. Однако Эмили была уверена, что девушка не посмеет ослушаться ее. У нее никогда не было никаких проблем с Элис, девочка была такой послушной.
Но судьба распорядилась иначе, во всяком случае позже у Эмили сложилось именно такое впечатление. На следующий день с фермы пришло письмо, в котором сообщали, что Мари Ригад заболела. Она упала и сломала ногу, поэтому Эмили надо было срочно возвращаться. Сначала она собиралась взять Элис с собой, но потом решила, что подобная мера предосторожности нелепа. Они прожили в Монако всего несколько дней, а перемена климата и теплое солнце уже успели оказать свое целебное воздействие на Элис. Жестоко увозить ее отсюда и тащить на север, где на нее накинутся холодные мартовские ветры и штормы Бретани, которые неизбежно ослабят ее здоровье.
Эмили решила ехать одна, но перед отъездом она еще раз заговорила с Элис о Великом князе.
- Не вызывает сомнения, что он уже успел забыть о тебе, - сказала Эмили. - Но если все же придет приглашение, не принимай его. Ты поняла меня? Ты не должна даже близко подходить к его замку. Гуляй здесь, на берегу. Как только маме станет лучше, я вернусь за тобой.
Эмили уехала. Она вспомнила, как дилижанс катил по пыльной дороге, а она, высунувшись из окна, махала рукой до тех пор, пока Элис не скрылась из виду. Это воспоминание было последним из тех, что будоражили Эмили всю первую ночь в "Отеле де Пари": солнце освещает лицо Элис, ее откинутые назад волосы образуют светящийся ореол вокруг головы - а дилижанс увозит Эмили все дальше и дальше.
Она, должно быть, заснула в этой огромной комнате на удобном теплом матраце, и ей приснилась сестра, так как разбудил Эмили ее собственный голос, шептавший: "Элис! Элис!" У нее испортилось настроение, и когда Мистраль встретилась с ней за завтраком, тетка была в плохом расположении духа.
- О, тетя Эмили! - воскликнула Мистраль. - Это самое красивое место на свете. Я никогда не думала, что море может быть таким синим.
- Иди-ка поешь, Мистраль, - резко оборвала ее Эмили. - И не смей выскакивать на балкон. Я уже говорила тебе об этом.
- Но разве сегодня нельзя, тетя Эмили? Ведь мы собирались выйти, не так ли?
Эмили приняла решение.
- Нет, Мистраль, не так. Ты будешь сидеть в номере до ужина и только вечером выйдешь.
- Тетя Эмили…
В голосе девушки слышался даже не упрек - она была преисполнена неподдельного ужаса.
- Нет, Мистраль, не спорь. Я уже говорила тебе, что ты должна подчиняться мне, что какое бы решение я ни приняла, у меня есть на то свои причины.
- Но сидеть дома в первый день в Монте-Карло!
Губы Эмили сжались.
- Мы еще не скоро уедем. Завтра мы пойдем осмотрим город, хотя я сомневаюсь, что здесь будет много достопримечательностей. Но сегодня мы останемся в номере до ужина.
Мистраль знала, что означает звучавшая в словах тетки несгибаемая решимость. Девушка вздохнула. Она понимала, что бессмысленно умолять тетку передумать.
- Тетя Эмили, - проговорила девушка после продолжительной паузы, - мне хотелось бы вас кое о чем спросить.
- О чем?
- Почему мне дали имя Мистраль? Меня всегда интересовал этот вопрос, и я часто хотела спросить вас.
- Это имя выбрала твоя мама. И выбрала она его потому, что ненавидела ветер, который дует здесь на побережье.
- Ненавидела? - переспросила Мистраль. - Значит, моя мама приезжала сюда? Она была в Монте-Карло?
- Да, твоя мама приезжала сюда, - угрюмо ответила Эмили, - но она никогда не бывала в Монте-Карло. Девятнадцать лет назад этого города еще не существовало.
- Девятнадцать лет назад, - как эхо, повторила Мистраль. - Значит, она была здесь незадолго до моего рождения. О, тетя Эмили, как интересно! Ей понравилось здесь? Наверное, понравилось, раз этот город кажется мне таким прекрасным.
- Я не говорила, что твоей маме понравилось здесь, - заметила Эмили. - Когда она сообщила мне, какое выбрала для тебя имя, она сказала: "У меня родится девочка, и я хочу, чтобы ее назвали Мистраль. Как тот ужасный ветер - его завывание все еще стоит у меня в ушах. Да, назови ее Мистраль!"
- Но почему она так сказала? - спросила девушка. - И если она сказала так до моего рождения, откуда она могла знать, что у нее родится девочка? Вполне мог родиться мальчик.
- Она была абсолютно уверена, что родится девочка, - коротко ответила Эмили.
При этих словах она вспомнила затравленный взгляд Элис. Это выражение было в ее глазах и тогда, когда она выбирала имя для дочери, и в тот момент, когда она обратилась к Эмили:
- Ты не должна рассказывать ему! Поклянись на Библии, что никогда не расскажешь ему о ребенке.
Испуганный голос Элис, которая была на грани истерики, все еще звучал в ушах Эмили. Перед ее глазами встало бледное как снег лицо сестры. В тот момент Эмили была согласна на все, лишь бы успокоить Элис, и поэтому она дала слово. Но позже она не раз страшно сожалела о данном на Библии обещании.
Уже перед самым концом, когда жизнь потихоньку уходила из ее тела, когда у доктора от бессилия опустились руки, Элис прошептала:
- Ты обещаешь, что не расскажешь ему о Мистраль?
Сотрясаясь от рыданий, Эмили встала на колени возле кровати. Она дала слово, но позже, когда Элис уже не было на свете и они на церковном кладбище предали земле ее исхудавшее и изнуренное болезнью тело, Эмили была готова отдать все за то, чтобы вернуть свое обещание.