Глаза Элли налились слезами. Куинн попыталась отвести взгляд. Выйдя из главного входа, они проскользнули в галерею через боковой и забрались под стол, накрытый скатертью, так что их никому видно не было. Куинн было трудно притворяться, что она не замечает слез Элли.
- Прекрати! - строго велела она.
- Чего прекратить? - спросила Элли, шмыгнув носом.
Она знала, что Куинн презирает плакс, и изо всех сил пыталась сдержаться.
Чтобы сменить тему, Куинн вытащила из-за уха окурок, который нашла на лестнице. А уж стащить спички со стола было пара пустяков. Она чиркнула спичкой и затянулась.
- Ой, не надо! - взмолилась Элли. - А если ты умрешь? Курение смертельно опасно.
- Все умирают, - бросила Куинн. - Кого это волнует?
- Меня, - тихо сказала Элли.
Больше она не могла сдерживать слез, и они горячими ручейками покатились по ее щекам.
- Элли, а ты знаешь, зачем она приехала?
- На выставку.
- Дура ты! Вовсе не за этим.
Куинн вдруг стало страшно и душно под столом. Она затушила сигарету и сунула ее обратно за ухо. А потом откинула скатерть и поползла наружу. Элли - за ней. Люди глядели на них с изумлением, но Куинн было плевать. Ей надо было поскорее выбраться отсюда.
Блэк-Холл остался точно таким, каким его помнила Дана: спокойным и элегантным городком, залитым прозрачным желтоватым светом, который словно поднимался от болот и прибрежных бухт, освещая дома и шпили церквей. Именно здесь начинался американский импрессионизм.
- Привет! - окликнул Дану чей-то голос. - Ты далеко собралась?
Она обернулась и увидела все того же молодого человека с цветами. Да, она не ошиблась, ему лет двадцать восемь - двадцать девять, не больше.
- Мне надо кое-кого найти, - ответила она и не спеша пошла дальше.
Июньский воздух был свеж и прохладен. Дул легкий ветерок, и Дана поплотнее запахнулась в черную кашемировую шаль, наброшенную поверх белого шелкового платья.
- Ищешь детей? Племянниц?
- А вы откуда знаете?
- Я видел их. Они так похожи на вас с Лили.
- Вы знаете Лили?
- А я подумал, ты меня узнала. Не помнишь? Вы с Лили учили меня ходить на яхте. - Он протянул ей цветы. - Правда, это было очень давно.
Она взглянула, прищурившись, ему в глаза. И словно вернулась в свое последнее студенческое лето - она оканчивала школу дизайна на Род-Айленде. Они тогда подрабатывали инструкторами по парусному спорту. Неужели это один из тех детей, с которыми они занимались?
Дана присмотрелась повнимательнее, и в душе у нее что-то дрогнуло. Море, волны, они с Лили тащат к берегу потерявшего сознание мальчишку...
- Сэм! - Имя тут же всплыло в памяти.
- Вспомнила? - радостно улыбнулся он.
- А мы тебя никогда и не забывали. Лили мне рассказывала, как она тебя встретила. В театре, да?
- В театре, - кивнул он. - Чуть больше года назад.
- А здесь ты как оказался? Ты художник?
- Ну что ты! - рассмеялся он. - Я ученый. Океанограф. Помнишь крабов?
- А то, - ответила она и, вспомнив его худенькую фигурку на пристани, усмехнулась.
Сэм стоял, чуть наклонившись к ней. Так вымахал - ей, чтобы заглянуть ему в лицо, приходилось задирать голову. А еще он светился добротой и дружелюбием. И в стеклах его очков отражались золотистые лучи заходящего солнца.
- Я биолог, занимаюсь морем и его обитателями, - сказал он. - Мой брат тоже океанограф.
- Я помню твои рассказы о брате.
- Я теперь преподаю в Нью-Хейвене. В Йеле. - Сказав это, он смущенно пожал плечами - не хотел, чтобы она подумала, будто он хвастается. - Джо и Каролина поженились два года назад, они много путешествуют, но всякий раз, когда возвращаются, я приезжаю с ними повидаться. Это так здорово! - Он засмеялся и взглянул ей в глаза. - Да зачем я это рассказываю? Тебе это и так понятно.
- Понятно? - переспросила она, решив, что он говорит о брате.
А Каролина - это, наверное, Каролина Ренвик, дочь легендарного художника Хью Ренвика.
- Ну да - как это замечательно, приехать домой, повидаться с сестрой. Она здесь?
Дана не ответила. Мысли о Хью Ренвике тут же улетучились.
- Ты приехала повидаться с ней и детьми? - не унимался Сэм.
- Я приехала к ее детям. Они находятся под моей опекой. - Фраза получилась такая канцелярская, что она не удержалась и фыркнула. Насколько естественнее прозвучало бы: "Чудные мои племянницы, мои обожаемые девочки, дочки моей сестры". - Она так распорядилась в завещании: если что случится с ней или Майком, я должна позаботиться о девочках.
- В завещании? - тихо переспросил Сэм.
- Там говорилось, что мне нужно будет вернуться домой и взять воспитание девочек на себя. А я тогда была во Франции, пыталась работать. На похороны я, разумеется, прилетела. Но всю заботу о девочках взяла на себя моя мама...
- Дана, а что произошло?
- Они утонули. И Лили, и Майк.
- Боже мой, Лили... - Голос Сэма дрогнул. - Искренне соболезную.
- Спасибо.
Из галереи вышли несколько человек - искали ее. Дана слышала их голоса, но издалека. Она словно впала в транс.
- Она умерла десять месяцев назад.
- И ты вернулась воспитывать ее дочерей?
- Нет, - покачала головой Дана. - Я забираю их к себе во Францию.
- Вот как...
Дану наконец заметили и окликнули. Пора было резать торт и говорить тосты.
Глава 2
Хаббардз-Пойнт за сорок один год - а именно столько лет исполнилось Дане - нисколько не изменился. Здесь любил отдыхать народ поскромнее, те, кого смущали шик и роскошь пляжей, находившихся восточнее. Крохотные дворики, домики, стоящие почти вплотную. Строили их простые полицейские, пожарные, учителя - деды и прадеды нынешних владельцев.
В Пойнте изысканный стиль был ни к чему - его заменяли красота природы и дружелюбная атмосфера. Здесь все друг друга знали. Проходя или проезжая мимо, непременно здоровались, всегда охотно присматривали за соседскими детьми.
В восточной части Пойнта дома стояли на граните и кварце - каменные уступы спускались вниз к прибрежным бухтам. А дома, обращенные на запад, выходили к пляжу, окаймлявшему пролив.
Из дома Андерхиллов, построенного в самой высокой части Пойнта, открывался вид и на пляж, и на скалы. Коттедж, крытый посеревшей от времени дранкой, прятался за могучими дубами и виргинским можжевельником и был бы совсем неприметным, если бы не чудесный сад, который разбила Лили.
- Одни сорняки остались, - грустно вздохнула Элли.
- Да не так уж все страшно, - сказала Дана, отхлебнув кофе.
Было воскресное утро, и они сидели на каменных ступенях в тени сассафраса.
- Ну что ты! Эти вьющиеся розы все заполонили. Мамины грядки с травами вообще не поймешь где. Она посадила лаванду, розмарин, шалфей, тимьян. Вообще-то они многолетние, а я ни кустика не вижу.
Дана поставила чашку и принялась разгребать прошлогоднюю листву. Высвободила кустик шалфея с сочными зелеными листьями, увидела серебристые треугольные листочки тимьяна. Каждый сантиметр земли напоминал ей о Лили. Именно здесь она острее всего тосковала по сестре.
- Она не хочет со мной общаться? - спросила Дана вдруг.
Элли кивнула.
- Это из-за того, что я целый год не приезжала?
- Это не главное.
- Так почему же она со мной не разговаривает?
- Потому что ты хочешь увезти нас во Францию.
Куинн бежала по узенькой каменистой тропинке к пляжу - так бегали быстроногие индейцы-пекоты, пришедшие на эту землю десятки веков назад. Куинн знала об индейцах немало. Начать с того, что ее полное имя - Акуинна, а это на языке вампаноа значит "высокое место", "возвышенность". Родители назвали ее так, потому что они повстречались и полюбили друг друга именно в горах. Куинн решила, что, когда вырастет, станет антропологом. Будет заниматься индейцами: пекотами, могиканами, вампаноа.
И во Францию ей ехать совершенно ни к чему.
Она пробежала мимо парусных суденышек, вытащенных на берег около дамбы, мимо камней, где ловили крабов, к лесной тропе, вившейся среди высоких деревьев.
Куинн огляделась по сторонам и остановилась. Убедившись, что кругом нет ни души, она нырнула в чащу и добралась до склонившегося почти до земли дуба. Просунула руку под обвисшие ветви, дотянулась до дупла и вытащила оттуда обернутый в целлофан сверток. Засунув свое сокровище за пояс, она побежала обратно на песчаный пляж.
На пляже было пусто. Сюда они обычно ходили с мамой - искали отшлифованные морем стекляшки и плоские камешки, которыми так здорово было пускать "блинчики". Прижимая к груди драгоценный сверток, она пристроилась за здоровенным серо-розовым валуном, на котором искорками поблескивали вкрапления слюды.
С бьющимся от волнения сердцем она открыла пакет, достала оттуда тетрадь в синей обложке и фломастер. Взгляд ее остановился на записи, сделанной еще в октябре.
Бабушка такая же, как мама. Сначала несла всякую чушь типа "мне ты можешь доверять", а потом сделала то же, что и мама: прочла мой дневник. В этой семье что, так принято? Она прочитала про то, как я скучаю по маме с папой, про то, как жалею, что не оказалась в море вместе с ними. Я поняла, что что-то здесь не так, когда она снова заговорила про психолога. Считаю дни: скорей бы уж приехала тетя Дана, а бабушка отправилась бы в свою квартиру. Тетя Дана - классная, с ней все четко. Не понимаю, зачем она уехала так далеко.
Куинн перевернула страницу. Вот запись, сделанная несколько месяцев назад.