Тетя Дана странная. И ведет себя странно. Все обещает приехать, а не едет. Говорит, что готовится к выставке, что ей надо дописать еще пару картин. Совершенно этого не понимаю.
Мы должны жить с ней, а не с бабушкой.
Куинн облизнула кончик фломастера и открыла чистую страницу. Слова полились сами собой.
Ненавижу этот мир! Ненавижу бабушку, Элли, тетю Дану и маму! Одна поучает, другая ноет, третьей на все плевать, а мама вообще умерла. Бабушка все пристает ко мне, чтобы я вела себя хорошо. Элли - плакса, вечно волнуется, что да как будет. Тетя Дана решила увезти нас с Элли к себе во Францию, а мама прочла мой дневник, ужаснулась тому, какой я стала, а потом умерла. Угораздило же меня родиться в такой семейке! Во Францию не поеду ни за что. Пусть что хотят, то и делают.
Куинн написала это, и на душе стало полегче. Ярко светило солнце, на горизонте покачивались крохотные суденышки. Белые паруса, голубое небо. Куинн сунула руку в карман, вытащила подарок и, как всегда, положила его под валун со стороны моря.
Пора было прятать дневник и возвращаться домой.
Обе девочки как сквозь землю провалились. Дана решила сходить в гараж - он стоял у подножия холма, рядом с дорогой. С трудом открыв тяжелую дверь, она шагнула внутрь. В гараже пахло затхлостью и плесенью, по стенам вился плющ, пробившийся сквозь бетонный пол.
На ржавом прицепе лежала старая парусная шлюпка, краска на ней совсем облупилась. Места она занимала много, поэтому в нее сваливали что попало: грабли, лопаты, корзину для ловли крабов, удочки.
Дана с Лили на этой лодке учились ходить под парусом. Дана провела рукой по деревянному корпусу, вспомнила, как они с Лили приставали к отцу, уговаривая его отдать шлюпку им. Отец сказал, что они должны сами заработать деньги и выкупить у него лодку. Ладонь Даны коснулась кормы, и она, тяжело вздохнув, заставила себя взглянуть на транец, где было написано - "Русалка".
Пальцы ощупали буквы. Они с Лили долго и старательно вырезали трафарет, а потом Лили закрасила прорези белой краской. Они нарисовали полногрудую русалку с двумя хвостами, потому что им порой казалось, будто тело у них одно на двоих.
- Вот ты где, - сказала мать Даны, стоявшая, опершись на палку, у двери. - Я хотела поговорить с тобой, пока девчонки не вернулись. Ты когда собираешься уезжать?
- Мам, я же тебе говорила, в четверг.
- Мое мнение тебе известно.
- Да. Ты хочешь, чтобы я переехала сюда, а ты бы вернулась к себе в городскую квартиру. Но я так поступить не могу. В Онфлёре у меня мастерская. У меня сейчас два заказа в работе. Девочкам во Франции наверняка понравится. И язык они выучат мгновенно.
- Детка моя, это же твой родной дом.
- Знаю, - ответила Дана, краем глаза взглянув на шлюпку. - Мама, а почему она стоит в гараже? Почему девочки ею не пользуются?
- Они больше не хотят ходить в море.
- Грустно смотреть, как она здесь гниет. А Лили на ней часто ходила?
- Раньше - да. Учила на ней девочек. Но в прошлом году уже ею не пользовалась. Майк купил новую, большую, и Лили часто ходила в море с ним. Да и дома работы прибавилось, ей приходилось всем заниматься.
- Работы прибавилось...
- Когда я сломала ногу, - сказала Марта Андерхилл, внимательно вглядываясь в лицо Даны. - И дом, и сад - одной трудно справиться. Вот тогда я и решила оставить дом Лили, Майку и девочкам. Правда, немного беспокоилась, не обидишься ли ты.
- С какой стати, - сказала Дана, но вдруг поняла, что в глубине души она все же обиделась.
- Я знаю, как ты любишь девочек, - с чувством произнесла Марта. - Им столько пришлось пережить. Дана, боже мой, что ты задумала? Забрать их из родного дома, именно сейчас... Как тебе такое в голову пришло? Ты же училась живописи здесь, в Хаббардз-Пойнте. Не понимаю, почему ты не можешь писать дома.
- Думаешь, все дело в живописи? - спросила Дана, почувствовав, как кровь отливает от лица.
- В живописи и в Джонатане.
- Джонатан тут ни при чем, - сказала Дана через силу. - С ним все кончено.
- Значит, остается живопись.
Марта оставила новость о разрыве с Джонатаном без комментариев. Она приблизительно этого и ожидала. Все романы Даны были недолгими, и родственники уже устали надеяться, что она наконец на ком-нибудь остановит свой выбор. Они понимали, что для Даны самое главное в жизни - творчество.
- Можно и здесь построить мастерскую или переоборудовать гараж. Можно прорубить окно в крыше.
У Даны перехватило дыхание. Неужели мама не заметила, что даже в галерее Дана не могла заставить себя взглянуть на собственные картины? Они ее только раздражали. Все думали, что это ее последние работы, а на самом деле она достала из кладовки то, что было, так как нового ничего не написала. После смерти Лили Дана не могла заставить себя подойти к мольберту.
- Не в помещении дело, - сказала она.
- Значит, в твоей натурщице. Честно признаться, я так и не поняла, зачем она тебе. Мне Лили рассказывала, что ты наняла какую-то азиатскую девушку...
- Моник... - машинально сказала Дана. - Она вьетнамка.
У Даны плохо получались фигуры. И, решив писать русалок, она попросила девушку ей попозировать. Моник, изящная и миниатюрная, была идеальной моделью.
- С натурщицей был просто эксперимент. Из него ничего не вышло.
Мать ее реакция огорчила. Она надеялась, что разговоры о мастерской, об окне в крыше заинтересуют Дану.
- Бедная ты моя, - устало вздохнула она.
- Тетя Дана! - крикнула, сбегая с холма, Элли. - Тебя к телефону какой-то Сэм Тревор.
- Кто это? - спросила Марта.
- Один старинный знакомый, - сказала Дана.
И, опустив голову, чтобы не видеть грустных глаз матери, вышла из гаража.
Дана долго не брала трубку, и Сэм решил, что она уже не подойдет. Он стоял в кухне дома на Файерфлай-Хилл, а Огаста Ренвик сидела в кресле-качалке на веранде, оттуда разговора не слышно. Когда Джо женился на Каролине, Ренвики сказали Сэму, что он может считать этот дом своим и приезжать, когда пожелает. Он чувствовал себя немного виноватым - работы в Йеле было по горло, и часто наведываться в Блэк-Холл не получалось, но Сэм решил - раз уж Дана приехала - навестить заодно и тещу брата.
- Чему я обязана удовольствием тебя лицезреть? - спросила Огаста и, взяв под руку, повела его в дом.
Несмотря на возраст - сколько ей, под восемьдесят или побольше, Сэм точно не знал, - Огаста оставалась настоящей красавицей. Седые, распущенные по плечам волосы придавали ей загадочный и чарующий вид. Взглянешь на нее, и сразу понятно, почему великий художник Хью Ренвик влюбился в нее до беспамятства.
- Сюда меня привело желание повидаться с вами, Огаста, - ответил Сэм.
- Ах, дитя мое, - рассмеялась она серебристым смехом, - слышать это мне чрезвычайно приятно, но мы оба знаем, что это - чистое вранье.
- Прошу прощения? - покраснел Сэм.
- Ты разве забыл, что я тоже была в галерее? И видела цветы, которые ты преподнес Дане Андерхилл. Иди позвони ей. Телефон сам знаешь где.
И он пошел. Трубку сняла девочка - скорее всего, младшая племянница Даны - и побежала звать тетю.
- Алло! - наконец ответила Дана.
Сердце Сэма бешено заколотилось.
- Привет, Дана! - сказал он. - Это Сэм.
- Сэм, привет! Как твои дела?
- Я оказался здесь неподалеку и решил тебе позвонить. Хотел узнать, как ты.
- Ну... - начала она и запнулась - словно вопрос оказался слишком сложным.
- Я хотел спросить, - продолжал Сэм, - не согласишься ли ты перед отъездом во Францию со мной поужинать.
- Поужинать? - изумилась она так, будто услышала это слово впервые.
- Я сейчас как раз в Блэк-Холле. Скорее всего, здесь и переночую. Я мог бы за тобой заехать.
Она молчала. Он не хотел ее торопить. Ей сейчас, должно быть, очень нелегко.
- Ой, Сэм, - выдохнула она, и в ее голосе ему послышались странные нотки. Грусть? Боль? - Очень мило, что ты меня приглашаешь, но у меня столько дел... Ведь мы улетаем уже в четверг.
- Я надеялся увидеть тебя до отъезда. Хотел попрощаться.
Она снова помолчала - обдумывала ответ.
- Вы так много для меня значите, - сказал он хриплым от волнения голосом. - И ты, и Лили. Ты не думай, я очень хорошо понимаю, каково тебе сейчас.
- Этого никто понять не может, - тихо сказала она и повесила трубку.
Огаста Ренвик услышала, как звякнул телефон, и прикусила губу. Пальцы сами собой потянулись к шее, к нитке черного жемчуга, и стали перебирать бусины одну за другой. Сэм вышел на веранду.
- Что она сказала? - спросила Огаста.
- Сказала, что сегодня поужинать со мной не может. Наверное, у нее уже есть планы на вечер, - усмехнулся Сэм.
- Слишком уж вы добродушны, юноша, - покачала головой Огаста. - Вечно вы всех оправдываете.
- А как мне надо было себя вести? Заявить, что я все равно приеду?
- Хью именно так бы и поступил, - сказала она. - И твой брат Джо тоже.
Сэму было нечего возразить. Он опустился в соседнее кресло, и они с Огастой так и сидели, молча покачиваясь. Ей очень хотелось, чтобы он не упустил свой шанс.
- Тебе она нравится? - спросила Огаста.
- Да, - просто ответил он. - Я никогда о ней не забывал.
Огаста заметила, что он смотрит на восток, в сторону Хаббардз-Пойнта.
- Сэм, пошел бы ты прогулялся.
- Вы имеете в виду Хаббардз-Пойнт?
Огаста кивнула:
- Поговоришь ты с ней сегодня вечером или нет, значения не имеет. Оставь свои следы на песке, быть может, это к чему-нибудь да приведет.