Чтобы вернуться к нормальной жизни, Китти Рочестер забывает о прошлом. Она начинает все заново – с нуля – будто сердце и вовсе не разбивалось на осколки; будто воспоминания не приносят боли и не оставляют следов. Однако, оказывается, невозможно убежать от собственных страхов. Особенно тогда, когда у них жгуче-черные волосы и невообразимо голубые глаза.
Эшли Дьюал
} }
Расставаясь, не прощайтесь.
Аннотация
Чтобы вернуться к нормальной жизни, Китти Рочестер забывает о прошлом. Она начинает все заново – с нуля – будто сердце и вовсе не разбивалось на осколки; будто воспоминания не приносят боли и не оставляют следов.
Однако, оказывается, невозможно убежать от собственных страхов. Особенно тогда, когда у них жгуче-черные волосы и невообразимо голубые глаза.
Ты показала лучшее, что во мне есть, ту часть меня, о которой я не подозревал.
Ты взяла мою душу и очистила её.
Когда любишь – всегда кажешься немного сумасшедшим.
КИТТИ
Жизнь продолжается в любой ситуации. Даже тогда, когда она сложная, даже тогда, когда дышать невыносимо, и даже тогда, когда ты ни в чем не видишь смысла. Она не спрашивает: остановить время? Не спрашивает: повернуть его вспять? Она просто идет дальше, а тебе только и остается, что нестись за нею вслед, иначе совсем потеряешься.
Есть некоторые смертные, которые идут с жизнью за руку. У них все отлично. Точнее, нет. Все просто. Обыкновенно и размеренно. Есть и те, кто выбегает вперед. Им жить сложнее, однако интереснее.
Я же далеко позади этой прозрачной материи. И я стараюсь догнать ее, но каждый раз спотыкаюсь о корни, которые прорастают из моего прошлого.
Могу вас заверить, воспоминания исчезают очень и очень медленно, в особенности тогда, когда вы изо всех сил пытаетесь от них избавиться. Да и кто вообще способен сразиться со своей памятью? Говоришь и говоришь – каждый день – хватит! Остановись! Достаточно! Но она как сидит в твоей голове, так и продолжает там скрестись.
- Ты меня слушаешь?
Я киваю, пусть абсолютно и не улавливаю смысл маминых слов.
Всю дорогу до колледжа, она рассказывает, как правильно себя вести, как одеваться, как говорить, как учиться, как есть, дышать, спать. Такое чувство, будто мне пять лет!
- И постарайся найти друзей.
Уж постараюсь. Лишь бы еще они захотели найти меня.
О том, что теперь я буду учиться в Брауновском университете, я боюсь даже думать. Я уже и забыла, что это такое, когда на тебя не смотрят косо, когда никто не кричит тебе в след очередную шутку в стиле: посмотри под ноги – там твое будущее. Когда за столиком тебя не обволакивает пугающая тишина, а за партой – на удивление полно места. Мне трудно вспоминать о том времени, но я ничего не могу с собой поделать. Возможно ли, скрыться от собственных мыслей? Они ведь постоянно в моей голове. Куда бы я ни пошла и что бы я ни делала.
- И про это, конечно, тоже не забудь.
- Про что?
- Китти! Не витай в облаках. Ты в порядке?
- Конечно, да. – Конечно, нет! Как можно спокойно переехать в новый город? Да, я понимаю: это освобождение от прежних оков. Никаких тебе старых мест, старых лиц. Но все равно сердце в груди стучит так дико, что даже неприятно. – Так о чем ты говорила?
- О том, чтобы ты писала мне каждые выходные. Я надеюсь, у тебя все сложится в Провиденсе. Просто забудь про то, что угнетало тебя в Ричмонде. И проблемы сами собой улетучатся. Договорились?
Я натянуто улыбаюсь.
Мои родители были уверены: я разбилась на сотни частей, как уродливая ваза, и больше никогда не приму прежнего облика. Возможно, они правы. Иногда мне кажется, что теперь в зеркале я вижу совсем другого человека. И спрашивается: по какой причине? Разве то, что случилось со мной, калечит жизни, уродует, ломает? Нет. Однако мне словно перекрыли кислород. Я будто дышать перестала два года назад, и теперь уже и не знаю, как все исправить.
В Провиденс я приезжаю рано утром. Мама высаживает меня около общежития, и я минут пятнадцать уговариваю ее не идти следом.
- Пойми, - настаиваю я, - это совсем не круто. Если ты хочешь, чтобы я нашла нормальных ребят, не устраивай сцен. Пожалуйста!
- Но я ведь должна увидеть твою комнату, соседку, и…
- Мам, - обнимаю ее и громко выдыхаю, - все будет в порядке.
Не знаю, кого именно я пытаюсь успокоить. Мамины руки неуверенно сжимаются за моей спиной, и мне приходится ценой огромных усилий сдержать слезы. Прошедшие два годы были пыткой, в какой-то мере благодаря моим родителям. Однако сейчас я понимаю, я не хочу прощаться. У меня ведь больше никого нет.
- Звони! – вновь наставляет мама. – И прошу тебя, Китти, не вздумай связываться с кем-нибудь похожим на…
Она запинается.
И правильно делает.
Тут же во мне что-то щелкает, и я отстраняюсь.
Когда же упоминания о нем перестанут кромсать внутри мои органы?
Еще раз обнявшись, мы прощаемся, и, наконец, я оказываюсь лицом к лицу с огромным, кирпичным зданием темно-бардового цвета. Не могу сказать, что оно внушает мне доверия. Еще того гляди и рухнет!
Согласно письму, которое мне выслали относительно недавно, моя комната находится на четвертом этаже, и делить я ее буду с какой-то англичанкой. Папа уже столько шуток придумал по этому поводу: и что у нее сто процентов кривые зубы, и что она обязательно будет водить к себе друзей-ирландцев, и что в общежитии не утихнут звуки их национальной чечетки. Ох, чего он только не наговорил. На самом деле, я думаю, он просто пытался меня поддержать.
- Так, - шепчу себе под нос, несколько раз сжимая в пальцах рукоять сумки. Стоять перед закрытой дверью – не лучший способ завести друзей. Но как побороть свой страх? Да и что может быть ужаснее первого впечатления?
- Рассматриваешь?
- Что? – я резко оборачиваюсь.
- Дверь. Чего уставилась?
- Жду. – Мда. Говорить я определенно разучилось. Попытка номер два. – Точнее я искала ключи. Никак не могу их достать. Сумки тяжелые.
- Так поставь их.
- Кого?
- Сумки.
У моей новой знакомой огромные, карие глаза, и на данный момент они испепеляют меня искренним недоумением. Интересно, я, действительно, отстойно выгляжу, или пренебрежение в ее взгляде – напускное? Надеюсь, мы не соседи.
- Кажется, мы соседи.
Отлично!
- А ты разве из Англии?
- А ты пройдешь когда-нибудь в комнату, или мы так и будем стоять здесь до самого выпускного? Одно разочарование за другим! Святой Аврелий, неужто ничего из этой идиотской бюллетени не сбудется? Обещали нормальное общежитие с нормальными душевыми кабинками и нормальными соседями.
- А на деле?
- Отстой на деле.
Наконец, моя новая знакомая отпирает дверь. Энергичной походкой она врывается в комнату и неожиданно плюхается прямо лицом на кровать. На розовую кровать.
Помещение такое светлое, что я морщусь. Бросаю около пустой постели чемоданы и решительно задергиваю шторы. Так лучше.
- Я не для того сбежала из вечно серого Ливерпуля, чтобы скрываться от солнца.
- Так ты все-таки из Англии.
- Именно. Тебя смутили мои светлые волосы? Мелочи. Зато куча веснушек на носу. Ты ведь знаешь, что это проклятие для англичанки?
- Серьезно? Почему?
- Потому что это неестественно. – Моя новая знакомая переворачивается на спину и переводит в мою сторону пронзительный взгляд. – С какой стати веснушкам появляться на моем бледном лице? У нас ведь практически не бывает солнечных дней. Это такое же необъяснимое явление, как и рождение людей-альбиносов!
- Мне кажется, ты преувеличиваешь.
- Тебе кажется.
Со вздохом я усаживаюсь на кровать и медленно осматриваю комнату. И сколько же дней я проведу здесь? Сколько часов? Сколько новых мыслей придет ко мне в голову, когда я буду лежать на этой кровати или писать за этим столом. Сколько всего может измениться, и сколько всего уже изменилось.
- Тебя как зовут?
- Меня?
- Нет, меня! Ты чудная какая-то, - усмехается девушка. Она поправляет ярко-розовое одеяло и вновь бросает на меня недоуменный взгляд. Наверно, пытается раскусить.
- Я – Китти.
- Имя у тебя еще более чудное! Почему не Джессика или не Ребекка? Твои родители фанаты Хелло Китти?
- Кого?
Моя соседка стонет. Она хватается руками за подушку и так резко приставляет ее к своему лицу, что мне становится страшно. Вдруг еще задохнется?
- Ты сбежала из деревни? Говори сразу, потому что меня назвали в честь великого британского дизайнера, и я, знаешь ли, не стерплю невежества.
- Ну, в таком случае, мне тебя жаль, ведь я – само воплощение необразованности.
Блондинка удивленно вскидывает брови, а я хмурю лоб. Стоит ли ей знать о том, что раньше я была совсем другой? Стоит ли ей знать о том, что я так пыталась замкнуться в себе, что теперь попросту отключилась?
Нет. Не стоит.