- И потом теперь ты мой личный консультант, - прибавляет Максуэлл. - Я обязан тебя приглашать. Кстати, мы не заключили контракт и не оговорили условия. Может, займемся этим прямо сейчас?
Не пойму, шутит он или говорит серьезно. Скорее всего, это игра, дурачество, но я не вполне уверена. Не знаю и того, нравлюсь ли я ему как женщина, ну хотя бы немного. Черт! Зря я сняла тот топик.
- Говорить о контрактах у меня сейчас нет желания, - отвечаю я. - Юридический язык слишком тяжеловесный и нагоняет тоску.
- Согласен, но без него никуда. Так уж заведено.
- Не в любой ситуации уместны формальности, - говорю я, сама не вполне понимая, какой вкладываю смысл в эти слова.
Максуэлл на миг задумывается, многозначительно смотрит на меня и кивает.
- Ты права. - Он допивает капучино и потирает висок. - Жаль, что в понедельник ты занята. Но, может, вырвешься в среду? Мы будем в районе Пятой авеню.
- Пятой авеню? - озадаченно переспрашиваю я.
- Ага. Около полудня.
- У меня как раз начинается перерыв.
- Замечательно. Приедешь?
- Да.
3
Останавливаемся у моего дома. Машину Максуэлл оставил на стоянке, и целый квартал мы шли пешком.
Я провела в его компании не часок-другой, а целый вечер. Сейчас начало первого. Я бы и вообще с ним не расставалась - слушала бы и слушала его рассказы до самого понедельника. Но правила приличия требуют закруглиться. Во всяком случае, на сегодня.
- У тебя есть… гм… муж или друг? - неожиданно интересуется Максуэлл, глядя на мои темные окна.
Меня вдруг охватывает страх. Что, если этот парень такой, как все они, люди кино? Непостоянный и несерьезный, все время ищет новых приключений и относится к любовным связям, как, скажем, к спорту, к азартной игре?
- Сейчас нет, - медленно отвечаю я, раздумывая, не лучше ли соврать, что у меня кто-то есть. - Точнее… замужем я вообще не была, а с другом… - Умолкаю и пытаюсь понять по лицу Максуэлла, что у него на уме.
Он продолжает рассматривать окна, будто это освещенные, как в картинной галерее, полотна Пикассо и будто у него нет и мысли меня соблазнять. Страх в моей душе капля за каплей исчезает, уступая место любопытству, а потом досаде. Неужели я совсем ему не интересна? И он даже не попытается поцеловать меня? Может, со мной что-то не так?
- А с другом мы расстались, - договариваю я. - Он вдруг понял, что должен найти себя, решил пожить в Мексике, потом в Вест-Индии или Венесуэле - посмотреть мир. И уехал. Мне надоело быть как будто несвободной и в то же время одной и через четыре месяца я написала ему, что между нами все кончено.
Максуэлл переводит на меня взгляд.
- А если бы он уехал на фронт или в командировку?
Пожимаю плечами.
- Фронт или дела - это совсем другое.
Максуэлл понимающе кивает.
- Верно. Оставить такую девушку и податься на поиски себя… Ты уж извини, но у него, наверное, не все в порядке с головой.
- Не надо его обзывать, - заступаюсь я за Кристофера, а самой безумно приятно.
Максуэлл улыбается, по-моему с грустинкой.
- Что ж, Келли, спасибо за помощь и за приятный вечер. Кстати! - Он поднимает палец. - Может, посоветуешь что-нибудь еще? Раз не сможешь всегда быть на площадке?
Я слегка нахмуриваюсь, заставляя мысль работать совсем в ином направлении. Не так-то это просто, когда на улице ночь и глаза парня, с которым общалась целый вечер, так загадочно поблескивают в свете фонарей.
- Гм… Может, тебе стоит быть с ними помягче? - спрашиваю я. - С актерами, как бы они ни играли?
Лицо Максуэлла делается сосредоточенным.
- По-моему, больших успехов невозможно достичь криком, - поясняю я.
Максуэлл чуть сдвигает брови. Я пугаюсь: не перегибаю ли я палку? Но тут он с готовностью кивает.
- Да, все верно. Я сам понимаю, что чересчур расхожусь, когда мне кажется, что кто-то играет не совсем так. Но, видишь ли, в такие минуты эмоции бьют из меня фонтаном, такое чувство, что ничто на свете их не остановит. Вообще-то я совсем не истерик… - Он почесывает макушку.
- Остановить собственные эмоции в состоянии только ты, - говорю я. - А для этого надо лишь полностью осознать, что толку от этого будет намного больше. Поставь себя на место актера. Любому приятнее, когда ему делают замечания или что-то подсказывают аккуратно - образно говоря, шепотом.
Максуэлл задумчиво кивает.
- Да, все правильно. Буду стараться.
- И еще, - прибавляю я, сама пытаясь говорить как можно мягче. - Обращаться к людям лучше так, как они сами себя называют, ведь есть такие формы имен, которые некоторых просто бесят.
Максуэлл смотрит на меня в растерянности.
- Ты о чем?
- Например, о том, что мою подругу ты называешь "Лиз", а у нее это слово ассоциируется с соседкой из детских времен - грязнулей, врушкой и двоечницей. Конечно, Элли в твоем фильме почти ничего не значит, но дело не в ней, а в самом подходе к людям.
- Элли?
- Так к ней обращаются самые близкие - Эл, Элли. Остальным она представляется Элизабет и хотела бы, чтобы ее звали именно так.
Максуэлл на несколько мгновений задумывается и качает головой.
- Надо же! Казалось бы, все так просто и незначительно, а с другой стороны… - Он благодарно смотрит на меня и с улыбкой произносит: - Тебя мне сам Бог послал. Буду перевоспитываться. - На его лбу углубляются морщинки. - А как тебе удается все это подмечать?
Пожимаю плечами.
- Не знаю. Может, это от папы? Он прекрасный специалист, мы с ним большие друзья, и я во многом похожа на него… - Запинаюсь, вдруг подумав о том, не кажусь ли я нескромной. - Я хочу сказать, вероятно отчасти его способности быть психологом передались мне, вот и все…
Максуэлл кивает.
- Да, скорее всего. - Он протягивает мне руку. - Спасибо тебе, Келли. И спокойной ночи.
Я вкладываю в его руку свою, он сжимает пальцы, на миг замирает, медленно притягивает меня к себе и снова останавливается, проверяя, стану ли я сопротивляться. У меня от ликования все замирает внутри. Значит, все-таки дело не в топе… То есть и в таком, как этот - не очень-то сексуальном, - я ему понравилась…
Чувствую на щеке дыхание Максуэлла, и глаза застилает расплывчатая дымка. Взгляд приковывают к себе его губы, и, кажется, если они тотчас не прикоснутся к моим, я…
Максуэлл наклоняет голову и непродолжительно меня целует.
- Спокойной ночи, Келли, - горячо шепчет он и, когда я раскрываю глаза, уже идет прочь.
Среда выдается жаркая и влажная. Элли сегодня до вечера снимается в роликах для телемагазина, рекламирует какие-то чудо-пояса, при помощи которых якобы можно без всякого труда избавиться от целлюлита и лишнего веса, и прочую дребедень. Приезжаю на Пятую авеню в четверть первого, наспех перекусив мороженым и выпив стаканчик колы, смотрю по сторонам и вижу потоки народа, а съемочной команды не замечаю. Ужасно не хочется отвлекать Максуэлла от работы, но что мне остается? Конечно, надо было сразу договориться точнее, но я об этом как-то не подумала.
- Да? - тяжело дыша и чересчур деловито, отвечает на звонок Максуэлл.
Я в первое мгновение теряюсь. Почему он так неприветлив? Может, что-то изменилось?
- Гм… Максуэлл, это Келли.
- А, Келли! - восклицает он, явно стараясь быть поласковее, но его голос дребезжит от напряжения. - Не можешь нас найти?
Слава богу, он хотя бы помнит, что пригласил меня, и подробно объясняет, где находится съемочная площадка. Я прекрасно ориентируюсь в Манхэттене, поэтому, хоть и из-за шума плохо слышу, понимаю с полуслова, куда следует идти, и ничего не переспрашиваю.
- Хорошо, скоро буду. - Закрываю телефон и двигаюсь с потоком людей в сторону парка.
Что-то мне все это не нравится. Не представляю, как можно снимать в такую жару, притом в будний день, когда кругом такая толкотня. Мое внимание привлекает настоящее столпотворение - сотни людей стоят вытянутым кольцом, свистя и что-то выкрикивая. Где-то внутри щелкают вспышки и визжит какая-то женщина:
- Оливер Райдер! Я от тебя без ума, О-о-оливер!
Тут мне становится ясно, что происходит. Съемочную площадку атаковали папарацци и страстные поклонники Райдера и Грейсон.
- Джанин, детка, улыбнись старине Бобу! Ну же! - перекрикивает гул мальчишка лет шестнадцати. Ишь ты! Старина Боб!
Оливеру Райдеру около шестидесяти, но он до сих пор в прекрасной форме, а Джанин примерно тридцать, но выглядит она так, что невозможно определить ее возраст. Конечно, их все обожают и, разумеется, в столь людном и открытом месте тотчас окружили, позабыв о делах.
Теперь понятно, почему Максуэлл так странно ответил. Представляю, в каком он, бедный, напряжении, и начинаю протискиваться сквозь толпу.
- Эй, поосторожнее! - возмущается детина с банкой пива в руке. - Всем охота посмотреть, не тебе же одной!
- Простите, - бормочу я, еще настойчивее пробивая себе дорогу. Прядь моих волос за что-то цепляется. Я дергаю головой, слышу оглушительный вопль, поворачиваюсь и вижу темнокожую девицу в громадных серьгах, такую же рослую, как я, может даже выше. За одну из сережек я и зацепилась. - Прошу прощения, - с глупой улыбкой говорю я, торопливо распутывая волосы.