Лицо отца сделалось сосредоточенно серьезным.
- Но я помню, как ты был влюблен в ту актрисулю из вахтанговского театра, которая пела под гитару цыганские романсы. Я была тогда совсем маленькая, но хорошо все запомнила.
Отец вздохнул.
- Малыш, поговорим с тобой на эту тему как-нибудь в другой раз, ладно? Когда над пустыней Гоби прогремит гром и прольется веселый звонкий дождик. Договорились?
Она молча смотрела впереди себя. Шоссе стало шире и оживленней. Они подъезжали к Тамбову.
- Тебе нравится Борис? - вдруг спросил отец.
- Я его почти не знаю. Со сцены он смотрится неплохо.
- Мне по душе твоя рассудительность, малыш. Она заставляет верить в то, что наш мир не хрустальная ваза, которая может рассыпаться на мелкие осколки от одного неловкого движения неуравновешенного болвана.
- Хрусталь - это так старомодно…
- Ты права, малыш.
- Я никогда не смогла бы влюбиться в человека, увлеченного другой женщиной. Тем более моей сестрой. Так что не надо меня ревновать.
- Ах ты, моя умница. - Отец на короткое мгновение положил голову ей на плечо, и она ощутила легкое возбуждение от прикосновения его шелковистых волос. В отце было что-то такое, чего не было ни в одном существе мужского пола, с которыми Леле доводилось встречаться. Она не знала этому названия. Просто ее влекло к отцу. Порой это пугало их обоих.
На Ксюше были широкие белые штаны из "мокрого шелка" и черный хлопковый свитер ажурной вязки. В черных джинсах и легком красном пиджаке без подкладки Борис смотрелся стройней и выше ростом. Леля не видела его месяца три. Ей показалось, будто перед ней совсем другой человек.
- Елочка, ты стала такой раскидистой и большой! - Ксюша тискала сестру в своих сильных руках. Ей одной разрешалось называть Лелю Елкой. Для всех остальных она бесповоротно выросла из этого детского прозвища.
- Ты превратилась в настоящую примадонну. - Борис изобразил восхищение на своем сытом лице. - Наконец мы с тобой породнились. - Он громко поцеловал Лелю в щеку, а потом в шею. - Я кое-что привез тебе из Барселоны. И, кажется, не ошибся размером. - Он вытер платком взмокший лоб и грудь. - В самолете было так душно, хоть стюардесса и посадила нас на места, предназначенные для важных шишек. Оказывается, эта деваха была на моем последнем концерте в Доме ученых.
- Она сказала, что видела твою афишу, - уточнила Ксюша.
- Какая разница? - Борис провел пятерней по своим светло-русым ухоженным волосам. Он делал точно так же на сцене. Леля заметила, что женщинам очень нравился этот его хорошо продуманный и отрепетированный жест, в котором было столько наигранной небрежности.
Пока они ожидали багаж в душном полутемном здании аэропорта, Борис успел похвалиться, как хорошо его принимали в Барселоне, где он спел в концерте с испанской знаменитостью, приглашением в Шотландию. Леле казалось, будто он рассказывает это только для нее, хоть она и понимала, что это тоже продумано, как и тот небрежный жест, рассчитанный сугубо на публику. Артист и в жизни должен оставаться артистом. Это импонировало ее, Лели, врожденному чувству красоты. Это же делало окружающий мир скучным и банальным.
Когда они садились в машину, отец, улучив момент, шепнул Леле на ухо:
- Паяц не умеет взглянуть на себя со стороны.
- Напротив, ему это прекрасно удается, - возразила она тоже шепотом.
Когда они въезжали в ворота усадьбы, Леля заметила легкое шевеление в кустах жасмина справа. Она поняла, что это Петя, который, очевидно, провел в своей засаде не один час - по пути они заехали в ресторан, где Борис угостил всех обедом. Она едва заметно кивнула Пете и подмигнула. Тут же откуда-то с вышины раздался Ромкин голос:
- Привет дур-ракам. Дур-раки всего мирра, объединяйтесь!
- Какая же ты счастливая, Елочка, что провела здесь все лето. - Ксюша обняла ее за шею, дыша прохладной свежестью "Иссимиаки" и легкой грустью дорожной пыли. - Здесь совсем как в тургеневской усадьбе.
- Он смотрел на тебя взглядом пошлого киношного самца. - Петя облокотился о подоконник раскрытого окна, уперевшись подбородком в сложенные домиком ладони. - Мне так хотелось врезать ему по сопатке.
- Детям вредно пить шампанское. - Леля уже лежала в постели, натянув до подбородка простыню. - Кстати, шампанское купил Борис.
- В нем нет ничего натурального. Он напоминает мне избитый шлягер, который все повторяют только потому, что он навяз в зубах. Помнишь песенку из "Кавказской пленницы"?
- Я не смотрю советские фильмы, а уж тем более бабушкиных времен.
- Ну и зря. Это очень даже полезно. Вроде прививки от всех пошлостей жизни.
- Может, вызовешь его на дуэль?
- Я бы очень хотел это сделать. - Петя, ухватившись за край подоконника, быстро перемахнул в комнату. - Но некоторые люди, как ты знаешь, не имеют понятия о чести и прочих составляющих нормальной человеческой жизни. Можно я посижу в кресле? - Не дожидаясь ответа, он плюхнулся в плетеное кресло возле туалетного столика. - Это паяц подарил тебе духи?
- Во-первых, паяц подарил мне ярко-голубые бикини, которые мне очень идут, во-вторых, это не духи, а туалетная вода. Даже Ромке известно, что духи не наливают в такие большие пузырьки.
- Воняет бельем проституток. - Петя вертел в своих больших руках пузырек с "Эскейп", который он неуклюже поставил на место, зацепив при этом баночку с кремом. - Духи делают для того, чтобы возбудить сексуальную активность. Но это искусственное возбуждение. Я ненавижу все ненатуральное.
- А я не люблю зануд.
Леля демонстративно повернулась на бок, спиной к Пете.
- У тебя такой волнующий изгиб плеча. И вообще все линии мягкие и задумчивые, как акварель. Можно потрогать?
- Сперва сведи бородавки. - Леля сказала это беззлобно, но тут же поняла, что Петя обиделся. - Прости. - Она снова перевернулась на спину и протянула ему руку. - Если хочешь, могу попозировать.
- Я только сбегаю за бумагой и углем. Я мигом.
Он уже был в саду.
Леля спустила ноги на пол и встала, сбросив с себя простыню.
Она с детства привыкла спать нагишом. В четыре с половиной года она болела воспалением легких. От высокой температуры все тело покрылось зудящей сыпью и каждый шов одежды больно впивался в кожу. В комнате было холодно - в ту пору они еще жили в предназначенном на слом доме в Тетеринском переулке, и мать с Ксюшей, сменяясь по очереди, сидели возле ее кровати и следили за тем, чтоб она не раскрывалась. Однажды она стала брыкаться, и тогда Ксюша ловко сняла с нее старенькую тесную пижаму, положила ей на живот свою прохладную руку и прошептала:
- Только молчи. Сейчас тебе будет очень приятно.
Ее пальцы скользнули в пах, нащупали чувствительную точку между ног. По всему телу Лели разлилось приятное умиротворение. Она отдалась ему вся без остатка, забыв про свою саднящую кожу и отвратительно горькую сухость во рту.
- Ты сама себе можешь так делать, - шептала Ксюша, склоняясь над ней. - Только не говори родителям. Это будет наша с тобой тайна. Совершенно безвредная тайна.
Впоследствии Леля научилась ласкать все тело. Теребила соски, превращая их в тугую плотную массу, легонько пощипывала ягодицы и гладила низ живота. Это ее умиротворяло. Она очень любила свое тело. С Ксюшей они больше никогда не говорили на эту тему, тем более что сестра из-за своих тренировок и бесконечных поездок мало бывала дома. С прошлой весны Леля начала стыдиться своих ласк и краснела, вспоминая о том, что делала перед сном. В конце концов она прекратила эти занятия. Теперь по ночам ее часто мучили кошмары.
"Глупая, кому и что я этим доказала? - думала она сейчас, разглядывая себя в зеркало. - Для кого я пытаюсь сохранить себя? Уж не для Петьки ли?.."
Она услыхала шаги под окном и инстинктивно прижала к груди ладони.
- Пардон, мэм. Кажется, я ошибся спьяну окнами. - Борис восхищенно смотрел на нее сквозь прозрачную кисею занавески. - В этой светелке, оказывается, обитает наша прелестная Вирджиния.
Она почувствовала запах сигаретного дыма. Борис, как выяснилось, курит. Странно, сколько Леля помнила, он дорожил своими драгоценными связками и не пил ничего из холодильника, а уж о курении и говорить нечего. И вот…
Она попятилась и села на кровать. Казалось, глаза Бориса жгут и в то же время ласкают.
- Хороша, как полдень, сказал бы старина Рахманинов устами поэта. А я бы про себя добавил: опасна, как омут. Особенно для тех, кто не умеет плавать. - Борис тихо рассмеялся. - Скажи на милость, угораздило же меня очутиться в нужном месте в нужное время. Ты думаешь, я нарочно тебя подкарауливал?
- Я ничего не успела подумать.
- Вот и хорошо. Спокойной ночи, моя Вирджиния.
Он растворился в темноте ночи, а Леля легла и прикрылась до пояса простыней. Внезапно ее затошнило. Волны поднимались откуда-то снизу живота и, дойдя до горла, обдавали язык и рот колючим сухим жаром. Она закашлялась, судорожно прижала к груди ладони.
- Что ему нужно от тебя? - услыхала она над собой.
Петя успел переодеться в шорты и тельняшку. Леле показалось, будто у него в каждом глазу пылает костер.
- Кому?
- Не притворяйся! Я все видел. Ты позволила этому типу разговаривать с тобой таким тоном. Ты ведешь себя, как… девушка легкого поведения.
- А тебе какое дело? Я, кажется, не давала никому обета.
- Но я тебя люблю. К тому же ты моя сестра. Этот тип… да у него было столько женщин. И еще будут. Вот увидишь.
- Мне-то что? Пусть Ксюша за ним следит. Знаешь, я что-то передумала тебе позировать.
Петя погрустнел.
- Но ведь ты обещала!..