- Убиваешь меня. Ты только что украл у меня пять минут своими поцелуями. Господь Всемогущий.
- Юная леди, если вы не прекратите использовать имя Господа всуе, придется снова вернуть в наши отношения наказание тростью. Ты действительно жалуешься на то, что я тебя поцеловал?
- Да. Ты жульничаешь. Хочешь, чтобы я опоздала, и у тебя появился предлог меня выпороть.
- Как будто мне нужен предлог.
Сорен улыбнулся ей, заставляя Нору разрываться между желанием дать ему пощечину или поцеловать снова.
- Я ушла. Пока. Я люблю тебя, я ненавижу тебя, я люблю тебя. Увидимся в одиннадцать, и я буду очень стараться слушать твою проповедь и не отвлекаться на воспоминания о прошлой ночи. Но ничего не обещаю.
Нора направилась к двери.
- Элеонор... ничего не забыла?
Нора развернулась на каблуках и вернулась к нему. Поднявшись на носочки, она обвила руками его шею.
- Разве, Сэр?
Он наклонился, чтобы поцеловать ее снова.
- Кровать.
Нора закатила глаза. Отстранившись от него, она быстро заправила постель, взбив подушки с почти ураганной скоростью.
- Готово, Сэр. Теперь довольны?
Сорен притянул девушку к себе и провел пальцами по ее щеке.
- Ты здесь. Конечно, я доволен.
Нора вздохнула от его слов и прикосновений. За те годы, что она и Сорен провели вместе, эти десять прекрасных лет в ошейнике до того инцидента, когда она оставила его, они, как правило, проводили вместе две или три ночи в неделю. Но затем, после пяти лет разлуки, она вернулась к нему, и с тех пор практически каждую свободную минуту Сатерлин проводила рядом с ним: в домике священника, в особняке своего друга Кингсли на Манхеттене или в "Восьмом Круге", порочно известном подпольном садо-мазо клубе, где Сорену практически поклонялись. Девушка ненавидела оставаться дома одна в последние дни. Дом казался слишком большим, слишком пустым, слишком тихим.
Руки Сорена покинули ее лицо, прикоснувшись к шее. Нора услышала щелчок, и почувствовала, как Сорен снял белый кожаный ошейник. Каждый раз, когда он снимал его с ее шеи, Нора испытывала щемящее чувство в груди. Сорен открыл коробочку из палисандра, и достал белый воротничок, кладя на его место ошейник Норы.
- Jeg elsker dig. Du er mit hjerte.
Я люблю тебя. Ты мое сердце.
С громким стоном Нора рухнула ему на грудь.
- Ты знаешь, как меня заводит, когда ты говоришь на датском?
- Да. Теперь иди. Ты опаздываешь, и надеюсь, хорошо помнишь, что было в последний раз, когда ты опоздала к мессе.
- Ага. Но мне понравилось, так что угроза так себе.
- Я могу пригрозить тебе неделей без секса, но так как лично я не собираюсь опаздывать, не вижу никаких причин наказывать еще и себя. Элеонор, ты всегда можешь переехать поближе. Ты думала об этом?
Она думала. Целых пять секунд, прежде чем решила, что скорее отрубит руку, чем продаст свой дом.
- Я люблю свой дом. И хочу там жить.
- Дело в доме или все же в воспоминаниях, которые ты хочешь сохранить?
Нора уставилась взглядом в пол.
- Пожалуйста, не заставляй меня переезжать.
Еще год назад Ссорен спрашивал ее, не хотела бы она переехать поближе к нему и церкви. Нора не сказала "нет" тогда и не сказала бы сейчас. Она знала, что он мог приказать переехать ближе, и так бы она и сделала. Но до сих пор такого не случилось. Сорен кивнул, и Нора отстранилась от него.
- Встретимся после церкви? - спросила Нора, стоя в дверях спальни.
Послеобеденное время воскресенья всегда принадлежало им. Прихожане Сорена всегда оставляли его в покое в воскресенье во второй половине дня, предполагая, что тот занят молитвой. Ну, не совсем.
- Если не произойдет божественного вмешательства.
- Божественное вмешательство, отец Стернс?
Нора тряхнула волосами с высокомерной игривостью.
- Богу лучше определиться с планами побыстрее.
Улыбнувшись через плечо, Нора последний раз взглянула на Сорена. У него, без сомнения, было самое красивое лицо, которое она когда-либо видела. Самое красивое лицо, самый острый ум, дьявольски ненасытное либидо, сексуальное тело и самое преданное сердце... Четыре года из тех пяти, что они прожили отдельно, были агонией для нее. И теперь, когда они больше года были вместе, все стало идеально. Что ж, почти идеально.
* * *
Как обычно, Микаэль проснулся задолго до будильника. Он лежал в постели с рукой в трусах и думал, что частичное отсутствие воздуха сделало бы наслаждение еще более острым. Но он обещал отцу С, что больше не станет причинять себе вред. Отец С ничего не имел против аутоасфиксии*, но запретил Микаэлю это делать в одиночку.
- Мы чуть было не потеряли тебя, Микаэль. Я бы предпочел, чтобы такого не повторилось, - сказал отец С, и Микаэль решил, что никогда не простит себе, если подведет священника - человека, который спас его - снова.
Поэтому вместо этого Микаэль просто закрыл глаза и вызывал в памяти образ Норы Сатерлин, связывающей его, направляющей его член внутрь себя и сжимающей так крепко, что он вздрогнул. Воспоминание сработало, и Микаэль сильно кончил в руку.
Вместо того, чтобы воспользоваться салфеткой, Микаэль встал и направился прямиком в душ. Он пробыл в душе дольше, чем большинство парней его возраста, но у них не было таких длинных волос, падающих на плечи, и любви к самоистязанию в буквальном смысле этого слова. Кипяток был не настолько хорош, как обжигающий воск свечи, но это было лучшее из имеющегося под рукой.
После душа Микаэль вытерся и оделся. Высушив длинные волосы, и собрав их в низкий конский хвост, он погладил свою белую рубашку, черные штаны на армейский манер и даже надел галстук. Но не из-за эротических пристрастий... хотя его желание произвести впечатление на Нору Сатерлин могло считаться за такое пристрастие.
Как обычно, перед тем, как выйти из спальни, Микаэль закатал рукава, нанося витамин Е на оба запястья. Витамин Е предположительно должен был помочь шрамам зажить и исчезнуть, но до сих пор эффект был минимальным. Парень надел часы с широким кожаным ремешком на правое запястье и натянул черный браслет на левое, после чего направился в комнату своей матери.
Микаэль постучал в дверь ее спальни.
- Иди без меня, - сказала она, как он и предполагал. Однако он всегда спрашивал. - Оставь машину. Мне нужно заехать кое-куда сегодня утром.
Оставь машину... просто отлично. Хорошо, что церковь "Пресвятого сердца" была в паре кварталов отсюда.
Надев солнцезащитные очки, Микаэль схватил скейтборд и рюкзак на пути к выходу, и вышел на улицу. Доехав прямо до крыльца "Пресвятого сердца", парень поднял скейт и сунул под мышку. Перед тем как войти в святилище, он зашел прямиком в кабинет секретаря, и выкопав что-то из недр своего рюкзака, отправил факс.
После, Микаэль направился в церковь, заметив, что Нора еще не пришла, и сел на десятой скамье, если считать от алтаря, на два ряда позади обычного места девушки. Ее маленькая тень, семилетний Оуэн Перри, уже ждал свою мисс Элли. Оуэн обожал Нору-мисс Элли - и совершенно не скрывал этого. Он сидел рядом с ней во время мессы, а иногда даже лежал, свернувшись калачиком, на ее коленях. Однажды Микаэль проходил мимо них и увидел Оуэна, лежавшего в полусне на коленях молодой женщины, пока Нора бездумно водила пальцами по его лбу. У них обоих были волнистые черные волосы. Любой видевший их впервые мог бы подумать, что Нора - мать этого малыша.
То, как Оуэн прижимался к Норе, задевало парня. Он завидовал ребенку, который мог спокойно показывать Норе свою любовь и внимание. Микаэль целовал бы ее ноги, если бы она позволила. И еще он завидовал самой Норе. У нее, по крайней мере, был кто-то, кто не боялся прикасаться к ней на людях. Микаэль даже не мог вспомнить, когда последний раз кто-то дотрагивался до него. Даже его собственная мать перестала обнимать после того, как отец ушел из дома.
У Норы были не просто люди, которые могли прикоснуться к ней. У нее был Отец С, который мог дотрагиваться до нее наедине. Микаэля беспокоило, что кто-то узнает об Отце С и Норе. Все знали, что Нора пишет эротику, и прихожанам тайно нравилось иметь мини-знаменитость в своей среде. И все в церкви преклонялись перед Отцом С. Но Нора и Отец С влюбились друг в друга, когда ей было всего пятнадцать лет. Если кто-то узнает об их прошлом, или еще хуже, настоящем... Микаэль даже не хотел думать о том, что тогда могло бы произойти.
Посмотрев на часы, парень понял, что у него еще есть время сбегать выпить воды. Он встал и быстро направился к двери. Выходя из святилища он увидел Нору впорхнувшую через передние двери в облегающей белой юбке и в вышитой черной блузке. Ее длинные волосы были уложены в пучок на макушке, а на полных красных губах играла легкая улыбка. Микаэль мог только представить, что делал с ней утром Отец С, отчего на ее лице теперь играла такая улыбка - мог и частенько представлял.
Нора подошла к нему, и Микаэль замер. Они никогда не говорили друг с другом, ни слова с той ночи, проведенной вместе. Но, как обычно, он помахал ей, и вместо того, чтобы помахать ему в ответ, Нора взяла его за руку, задержав ее в своей ладони на долю секунды. Она сжала его пальцы, и отпустила, проходя мимо так, будто ничего не произошло.