Она даже вообразить себе не могла, что он влюбится в нее. Он был, по словам Эммы, известным сердцеедом. Он подарит ей прекрасное, безмятежное время. И Кэтрин, которая была уверена, что начисто лишена шарма, нужного, чтобы увлечь такого мужчину, просто закрыла глаза и доверилась ему. Открой меня, сказала она, вручая ему ключи, и он так и сделал, а она лишь несколько дней назад поняла, что он, повернув ключик ее сердца, изменился сам. Может быть, она была просто слепа. Слепа… и – если заглянуть под эффектную внешнюю оболочку – осталась такой же неуверенной в себе, хотя, как ей казалось, ее робость давно исчезла. Слишком неуверенной в себе, чтобы заметить, что невозможное произошло.
– Понятно. – В голос его вползал холодок, а взгляд с каждым мгновением становился все отчужденнее.
– Нет, ничего тебе не понятно, – с мольбой в голосе ответила она. Потом протянула ему коробочку, и он бросил на нее испепеляющий взгляд.
– Думаю, я отлично все понял, Кэтрин, – с ледяной вежливостью проговорил он. – Ты хорошо проводила время, но все же недостаточно хорошо, чтобы связать себя серьезными обязательствами. – Он поднялся и зашагал прочь, и она почти побежала следом, чтобы поспеть за ним.
– Остановись, пожалуйста, Доминик, – позвала она, сдерживая голос, чтобы не привлечь внимания окружающих.
Он остановился, обернулся к ней и ехидно поинтересовался:
– Зачем? Чтобы поговорить? Лично я терпеть не могу людей, которые тратят время, посмертно производя вскрытие своих отношений. – И пошел дальше, а она опять почти вприпрыжку побежала рядом, поскольку его длинные ноги мерили путь шагами куда легче, чем ее.
– Я не могу оставить себе кольцо, – произнесла она. – Забери его. Наверняка оно стоило кучу денег.
– Так и есть, – спокойно ответил он, остановившись и глядя на нее сверху вниз. Вся теплота, все обаяние, которые так пленяли ее эти полгода, исчезли, уступив место ледяной бесстрастности, которая приводила ее в ужас.
Она никогда не сомневалась, что он человек жесткий, что под обаятельной внешностью скрывается стальное ядро. Пару раз она видела эту сталь в действии – когда он имел дело с неприятными ему людьми. Он с ними беседовал, но в его голосе постоянно слышался запрет, некое напоминание, что им не дозволено переступать определенные границы.
"В бизнесе существует один-единственный закон, – сказал он ей как-то раз полушутя-полусерьезно. – Это закон джунглей. Я веду честную игру, но, если кто-то пытается встать на моем пути, я считаю необходимым показать, кто хозяин".
– Кольцо мне не нужно, – ответил он ей сейчас с улыбкой, от которой мурашки побежали у нее по спине. – Оставь его себе как сувенир. Как очередной скальп у тебя на поясе.
– Ты не понимаешь, – пробормотала Кэтрин, переминаясь с ноги на ногу. Ей ужасно не хотелось отпускать его – и так же не хотелось признавать, что другого выхода у нее нет.
– Полагаю, – произнес он все с той же грозной улыбкой на губах, не обращая внимания на ее умоляющий тон, – что мне еще повезло. Ты по крайней мере не авантюристка, гоняющаяся за чужими деньгами. Ты никогда ничего не принимала от меня. В свое время меня это восхищало. Среди богатых мужчин вряд ли найдется такой, который не поддастся чарам равнодушной к деньгам женщины.
– Да, твои деньги никогда меня не волновали. – Хоть это было правдой.
Он сунул руки в карманы и устремил на нее немигающий взгляд. У него были удивительные глаза. Редкого, насыщенного зеленого цвета. Глаза, которые могли сверкать, которые могли смотреть на нее и сквозь нее, проникать в такие глубины, о существовании которых она и не подозревала. Так ей, во всяком случае, казалось.
– Может, твой интерес крылся в чем-то другом? – мягко спросил он. – Может, ты хотела доказать самой себе, что способна завоевать такого мужчину, как я?
– Нет, конечно, нет! – пылко возразила она. – Как ты мог такое подумать!
– Я пытаюсь найти ответы на парочку вопросов, Кэтрин. Будь паинькой и сделай мне такое одолжение.
Сердце ее колотилось в груди со страшной скоростью. Как будто удары молота раздавались внутри, как будто там работал паровой двигатель, вытягивая из нее силы и дыхание. Очень медленно она опустилась на ближайшую скамейку – отчасти потому, что ноги не держали ее, отчасти для того, чтобы можно было не смотреть на Доминика. Сидя, она сможет уткнуть взгляд куда-нибудь еще. В нескольких метрах от них было что-то вроде пруда, и она сосредоточила все внимание на нем.
На противоположном берегу расположилась мамаша с двумя маленькими детьми. Малыши, играя в мяч, оказались у самого края воды, и мать встревоженно следила за ними, готовая мгновенно подскочить, если кто-то свалится в пруд. Кэтрин не сводила взгляда с этой сцены и не повернулась, когда Доминик сел рядом с ней. Но ощущала его присутствие, ощущала флюиды, исходящие от этого мощного мужского – тела.
– Я понимаю, ты, должно быть, считаешь, что безразличен мне, но это не так, – произнесла она, глядя прямо перед собой.
Небезразличен, подумала она, Боже, что за неподходящее слово для описания моего чувства к тебе. Чувства, которое состоит из тысячи оттенков, тысячи эмоций, чувства, которое меня переполняет и делает меня тем, что я есть.
– Какое великодушие с твоей стороны.
– Но все равно я не могу выйти за тебя замуж. Я никогда не смогу за тебя выйти. Мне с самого начала не следовало с тобой встречаться.
Это тоже было правдой. Поначалу она была слишком опьянена, чтобы задумываться над последствиями своих поступков. В мире мрака он стал внезапным, ярчайшим лучом света, и ее повлекло к нему, как бабочку к огню. Все было таким новым, таким сказочным, все, что происходило, происходило ради нее. А ведь она привыкла считать себя будничной и невзрачной, мысль о ее серости вколачивали ей в голову с тех пор, как она вообще научилась понимать.
– Ты всегда будешь ничтожеством, – твердила, не переставая, мать. – Ты слишком серая мышка. Совсем как твой отец. Я могла бы заполучить любого, но выбрала его – и вот, взгляни, что он со мной сотворил.
Почти с самого младенчества она усвоила, что сходство с отцом – это преступление, за которое ей никогда не будет прощения, и мать напоминала ей об этом так часто, что Кэтрин в конце концов научилась отключаться, как только поднимался этот вопрос.
Доминик пробудил ее к жизни. Он увидел ее – и она расцвела под взглядом этих умных, сексуальных, проницательных зеленых глаз.
– Почему это? – язвительно осведомился он. – Почему тебе не следовало встречаться со мной?
– Я не имела на это права. Я была настоящей эгоисткой.
– Прекрати говорить загадками. Если у тебя есть что сказать, почему бы не сказать это прямо?
– Мы не подходим друг другу, – беспомощно проронила она.
– Чушь.
– Мы совсем непохожи.
– Мне ни к чему зеркальное отражение собственного "я". Нарциссизмом я не страдаю.
– Я вовсе не это имела в виду!
Она начинала терять нить собственной логики. Нужно было просто оборвать все это, заставить его уйти, но какая-то частичка внутри ее не хотела, чтобы он уходил с дурными мыслями о ней. Неужели это тоже эгоизм?
– Я совсем не эффектная женщина, – попыталась она объяснить, что имела в виду. Она и вправду не была эффектной, только пыталась казаться такой. Воспользовалась гардеробом Эммы и носила ее одежду, распустив волосы, – и ей это нравилось, но это была не она. Ее яркая внешность родилась из страха и отчаяния, из острого желания увидеть как можно больше, пока такая возможность не ускользнула. Ее можно было сравнить с парашютистом, который изо всех сил зажмурился и шагнул вниз. Наверное, люди внизу посчитали бы ее смелой, но она-то знала, какой ужас гнездился в ее душе.
Женщина, в которую он влюбился, была химерой, иллюзией, эфемерным созданием, сотворенным ею самой по только ей известным причинам. И причины эти она не могла открыть никому на свете.
– Ты в высшей степени эффектная женщина, Кэтрин Льюис, – оборачиваясь к ней, произнес он, и Кэтрин с трудом удержалась, чтобы тоже не обратить к нему лицо.
– Тебе нужна другая женщина. Того, что, как тебе кажется, ты нашел во мне, на самом деле нет.
Ну вот, думала она, я продолжаю создавать путаницу, пытаясь сказать так много – и все же не слишком много.
– Хватит объяснять мне, какая мне нужна женщина, – как бичом хлестнул он ответом. – У меня нет желания сидеть тут и выслушивать дурацкие объяснения. Ты сказала мне, что не можешь выйти за меня замуж, и я хочу услышать – почему. К чертям доклады на тему о совместимости.
– Жизнь не только черно-белая, – огрызнулась Кэтрин, выходя из себя.
Она наконец-то отвернулась от двух ребятишек, чья мать, уступив беспокойству, оттащила детей от пруда с туманными обещаниями прийти в другой раз.
– Когда? – визгливо спрашивал старший. – В другой раз – когда?
– В другой раз, когда-нибудь, скоро! Ну, все, хватит капризничать, а то не куплю вам мороженого!
Оба мгновенно умолкли. Как здорово, думала Кэтрин, быть ребенком, чтобы все твои проблемы решались покупкой мороженого.
– В таких вопросах – да, только черная или белая, – отрезал Доминик. – Я предложил тебе выйти за меня замуж, ты ответила – нет, и я хочу знать – почему.
– Тебе что, раньше никогда ни в чем не отказывали? – бросила ему Кэтрин.
– Очень редко, и никогда – женщина.