- Хочу тебе напомнить, - сказал лорд Марстон, - что я здесь лицо официальное, а потому постарайся не впутать меня в какой-нибудь скандал. Иначе я получу нагоняй, как то уже не раз бывало в прошлом.
- Мы будем действовать чрезвычайно осмотрительно, - заверил его князь своим низким, бархатным голосом, но глаза его искрились весельем, и лорд Марстон, посмотрев на него, воскликнул:
- Ох, Иван, Иван! Опять ты накличешь беду на мою голову!
- А если б я этого не делал, из тебя бы вышел невыносимый упрямец и зануда. Что ж, о России я тебе рассказал. А что нового в Париже?
- Здесь есть все, что подсказывает тебе воображение, - сказал лорд Марстон. - Хочешь заглянуть на Выставку?
- Упаси Боже! Какой в том смысл?
- По большей части политический. Французы стали очень наблюдательны после того, как пруссаки победили австрийцев при Садове в прошлом году!
- И какое это имеет отношение к Выставке? - спросил князь.
- Французская армия не в том состоянии, чтобы предпринять поход против Пруссии, и посему император Наполеон III решил снискать расположение парижан устроением пышных юбилейных торжеств и маскарадов при дворе.
Князь Иван расхохотался:
- Языческая тактика!
- Совершенно верно, - согласился с ним друг.
- Я намерен проигнорировать как выставку, так и дворцовые увеселения, - заявил князь. - Что еще ты мне предложишь?
- Demi-monde.
- "Полусвет"? - Князь поднял брови. - Уж не новое ли это обозначение куртизанок, les expertes es science, les femmes galantes, les grandes cocottes?
- Именно так, - отвечал лорд Марстон. - Этим понятием несколько лет назад воспользовался Дюма-сын для описания жизни declasses. Ты, должно быть, уже наслышан о его пьесе?
- Полагаю, что был наслышан, но успел о ней забыть, - ответил князь.
- Тогда я тебе поясню, - продолжал лорд Марстон. - Во втором действии один из героев толкует понятие "demi-monde" своему знакомому. Женщин известного сорта он уподобляет корзине с персиками, где каждый фрукт с червоточинкой, и говорит при этом такие слова: "Дамы, которых ты видишь перед собой, имеют в своем прошлом некий изъян, пятно на репутации. Происхождением они не уступают светским дамам, у них та же внешность и те же предрассудки, но от высшего общества они отлучены… Мы называем их поэтому demi-mondaines.
- Блестящее определение. А теперь, милый Хьюго, предлагаю их проведать. Надо думать, Паива все еще надевает к платью королевский выкуп в виде драгоценностей?
- Ну разумеется, - ответил лорд Марстон.
Паива, обольстительная фигурка которой бывала украшена бриллиантами, жемчугами и драгоценными камнями на все два миллиона франков, считалась одной из величайших debauchee своего времени. Даже в век parvenúes она умудрялась выделяться аморальностью. Многие утверждали, будто у нее вовсе нет сердца, но лорду Марстону было известно, что стоило в пределах ее видимости объявиться князю Ивану, как у нее обнаруживалась уязвимость, которую никто из прочих мужчин, без устали проматывавших свои состояния, не в силах был для себя открыть.
- А как наша кастилийка? - осведомился князь.
- Графиня по-прежнему любовница императора, а следующая из твоих cheres amies, мадам Мюстар, получила несметное состояние из рук голландского короля, который от нее совершенно без ума.
- Она милашка, - лаконично заметил князь Иван.
- Их всех по-прежнему можно встретить в Булонском лесу, а также в их обычных притонах. Как и раньше, в несколько недель они опустошают кошельки очередных недотеп, которых потом отшвыривают прочь, как хорошо выжатый лимон.
- Всякий раз я приезжаю сюда в надежде, что Париж наконец станет другим. Но он, похоже, неисправим.
- Париж - всегда Париж, - рассмеялся лорд Марстон, - и даже не тебе, Иван, пытаться его изменить.
- Да я и не собирался этого делать, - сказал князь, но в голосе его прозвучала неуверенность.
Друг пристально поглядел на него:
- Чего же ты ищешь, Иван? С первых дней нашей дружбы я чувствую, что ты постоянно в поиске…
Князь улыбнулся:
- Ты начинаешь походить на мою дорогую матушку. Год назад, перед своей смертью, она сказала мне, что если я влюблюсь в порядочную женщину, для меня это будет подлинным спасением.
- Неужели княгиня и впрямь говорила такое?
- И не один, а много сотен раз. Она была одержима идеей меня женить, заставить остепениться, обзавестись потомством. На самом деле я не настолько далек от этой затеи, однако… - Он замолчал.
- Ты боишься, как бы избранница не повергла тебя в смертельную тоску?
- Если иметь в виду известных мне до сих пор женщин - да, боюсь!
Он поднялся и начал беспокойно мерить шагами ковер.
- Пойми, Хьюго, я отдаю себе отчет в том, что мне необходимо иметь жену, растить сыновей, которые станут наследниками огромных богатств, и все же… - Он остановился, однако лорд Марстон ждал продолжения. - У меня такое чувство, - глухо вымолвил князь, - что я либо идеалист, либо романтик.
- И то и другое, - поправил его друг. - Да ты и всегда был таким. Не помнишь, как мы, бывало, строили планы на будущее? Мне и тогда казалось, Иван, что ты - эдакий благородный деспот, способный осчастливить того, кто верно ему служит, а сам пребывающий в мире идеалов и мифов…
- Проклятье! - вскричал князь Иван. - Ты делаешь из меня недоумка, но, чует сердце, в твоих словах есть доля истины. Я к чему-то стремлюсь, Хьюго, стремлюсь всей душой, но только не понимаю, куда и к чему.
Лорд Марстон окинул его понимающим взглядом.
Он стоял к князю ближе всех прочих людей и знал, как при всем его, зачастую нарочитом высокомерии он умел быть, при желании, великодушным и добрым деспотом.
Никто лучше его не обращался со своими крепостными, и задолго до того, как царский манифест предоставил им свободу, в имениях Волконского отпала необходимость за нее ратовать.
Не менее великодушным князь бывал и в своей интимной жизни.
Женщинам, с которыми он расставался, не приходилось сетовать на то, что он обделил их своими щедротами, а во многих случаях он старался устроить и будущее этих дам.
Представительницы ли полусвета или аристократки, они были не в силах удержать при себе князя, и, обретя свободу, он мчался во весь опор к неясным горизонтам, в поисках нового увлечения.
Резко сменив настроение, он воскликнул:
- Черт возьми, не для того, однако ж, заявился я в Париж, чтобы читать здесь проповеди! Хьюго, умоляю, предложи мне наконец что-нибудь выпить!
- Дружище, я кругом виноват! Я был настолько ошеломлен твоим внезапным появлением, что совершенно забыл о приличиях!
Сказав это, он поднялся и позвонил, и спустя несколько минут лакеи уже вносили в кабинет бутылку шампанского в серебряном ведерце и поднос, на котором рядом с фужерами красовались икра, pate de fois gras и прочие деликатесы.
Князь пригубил шампанское:
- Ты здесь совсем недурно устроился, но, если пожелаешь переехать ко мне, я буду безмерно рад.
- Неплохая мысль, - сказал лорд Марстон. - Я, однако, не хотел бы задеть чувства посла и его очаровательной супруги. Они были чрезвычайно милы со мной.
Граф Коули служил британским послом в Париже вот уже пятнадцать лет. Он обладал безукоризненными манерами, был добросовестен, благоразумен, но с представительством интересов Англии удачней кого бы то ни было справлялась его супруга.
Умея оказать изумительный прием гостям, обладая неиссякаемым остроумием, она пользовалась огромной популярностью у французов.
Лорд Марстон припомнил, какие розыгрыши она устраивала вместе с французским министром иностранных дел Дроменом де Люи.
- Когда графиня дала объявление о найме сиделки для своей беременной дочери, министр явился в дом получить это место, обвесив себя предварительно диванными подушками.
Князь расхохотался:
- Этот поступок вполне под стать нашим с тобой проказам, Хьюго.
- Я знал, что тебе он придется по душе. Но уж если ты вознамерился вести себя вызывающе, Иван, я бы скорее переехал в тот особняк на Елисейских полях.
- Да-да, конечно! Я строю планы относительно весьма необычных вечеринок.
Лорд Марстон воздел руки:
- Бога ради, Иван, я ведь прекрасно осведомлен о природе этих вечеринок, - моя репутация в Париже будет навек загублена!
- Вздор! - резко парировал князь. - Ты ведь не хуже моего знаешь, что я сумею вдохнуть в этот город новую жизнь!
Лорд Марстон подумал про себя, что это явное преуменьшение.
О вечеринках у князя судачил весь Париж - от королевского двора в Тюильри до самого затрапезного кафе на бульварах.
То были не просто буйные, необузданные зрелища - вечера эти превращались в захватывающие действа, и не получившие на них приглашение чувствовали себя до такой степени уязвленными, что стремились покинуть Париж, предпочитая делать вид, будто связаны обязательствами срочных визитов где-то в провинции, нежели угодить в положение обделенных.
Когда открылись двери и на пороге показался посол Англии, друзья были по-прежнему увлечены беседой.
Оба тут же поднялись со своих мест, и, бросив на князя мимолетный взгляд, посол протянул ему руку.
- Счастлив видеть вас, ваше высочество. Вы совсем о нас забыли.
- Вы очень добры ко мне, ваше превосходительство, - отвечал князь Иван. - Но я приехал один и надеюсь, вы не строго взыщете с меня, если я уведу вашего гостя, с тем чтобы он составил мне компанию.
Граф с улыбкой взглянул на лорда Марстона:
- Думаю, вы отослали премьер-министру достаточное число отчетов, чтобы корзина в его кабинете была заполнена до краев. Подоспело время уделить внимание досугу.