Серафима скромно сидела на краешке стула, лениво поклевывая Люсины вкусности и не встревая в спор старшего поколения. Она кожей чувствовала: центр внимания за столом сместился от Викентия Модестовича и Марианны Лаврентьевны в ее сторону. Это оказалось неожиданно приятно - даже приятнее, чем влюбленные взгляды Стасика и его неуклюжие попытки прижаться под столом огромной лапищей к ее изящной ножке. Все домочадцы, как школьники, очарованные учительницей, стремились поймать взгляд лучистых зеленых глаз красавицы, вызвать ее улыбку, получить из хрупких бледных рук в награду хоть что-нибудь - пусть даже плетенку с хлебом или сахарницу. Так талантливая актриса, притягивая взгляды публики, заставляет зрителей смотреть только на нее, сколько бы других артистов ни толпилось на сцене. Вот и эта девушка, почувствовав власть над незнакомыми людьми, по-королевски - скромно и с достоинством - принимала от них знаки внимания и восхищения.
- Мам, а можно Серафима поживет немного у нас? - спросил Стасик, взглянув на мать такими глазами, с какими в детстве клянчил новый велосипед.
- Ну конечно, - сказала Люся, автоматически наводя порядок на столе, - и она тоже пусть поживет.
- Мам, что ты делаешь? - истошно завопила Катя. И тут все увидели: Люся рассеянно скармливает черному терьеру Тимоше пирог юной гостьи. Пес, разумеется, не возражал и смотрел на хозяйку такими же глазами, какими Стасик минуту назад.
Люся вздрогнула, очнулась от своих дум и решительно отобрала у пса остатки десерта.
Но через несколько минут зачем-то воткнула в него вилку из селедочницы. Катерина подскочила, убрала вилку на место и с укором посмотрела на мать, откровенно и эгоистично занятую своими мыслями.
- Мам, ну ты прям как тетя Ангелина! - возмутилась Катя. - Она в прошлый раз печенье в холодильник засунула. Хорошо хоть утюг туда не положила!
Ангелина ни капельки не обиделась. Молодежь всегда так прямолинейна! Может, это и к лучшему, а то ее поколению внушали: мол, неприлично указывать на чужие промахи. А что в итоге? Когда не в таком уже далеком будущем склероз начнет одолевать, никто из ровесников не скажет правду. Будут соблюдать правила хорошего тона…
Все чаще воскресные обеды в доме проходили без молодого хозяина Дениса Петровича. Съемки на его киностудии нередко выпадали на выходные и праздничные дни, а обязанности продюсера требовали постоянного присутствия на площадке. Стасик и Катя шутили, что давно забыли, как выглядит отец. Зато его с успехом заменяла неистовая Марианна Лаврентьевна.
- Вот мы тут сидим, едим, зубоскалим, озабочены только своими мелкими делишками, - подала она зычный голос, - а мэр тем временем творит в нашем городе все, что хочет.
Столь неожиданный переход от сфер небесных к делам земным поверг гостей в легкий шок. За столом воцарилась неловкая тишина.
- А при чем тут мэр, тетя Марьяша? - наконец подала голос Ангелина. Она впервые назвала Марианну домашним именем, как называла когда-то в детстве, надеясь хоть таким нехитрым способом отвлечь старушку от политики.
- Он всегда, Линка, при том, - безапелляционно заявила Марианна Лаврентьевна и сурово сверкнула очками. В эту минуту она чем-то напомнила Лине "телекиллера", будоражившего умы столичных обывателей несколько лет назад. Тот тоже к месту и не к месту приплетал столичного градоначальника, обвиняя его во всех грехах - от захвата Батыем Рязани до казни Петром стрельцов на Красной площади.
За столом повисла неловкая пауза. Спорить о политике в этот чудесный летний день никому не хотелось. Дачники задвигали стульями, вспомнили про комаров, у которых в теньке была своя, легкая дневная трапеза, замахали веточками и застучали ладонями. Воспользовавшись заминкой, Ангелина извинилась, выбралась из-за стола и отправилась прогуляться по деревне. Ну да, пора, наконец, немного подвигаться, а то после обильных завтраков, обедов и чаепитий новые белые брюки точно не налезут. Или опять со всей остротой встанет вопрос: а позволено ли вообще брюкам размера XL быть белого цвета и к тому же иметь кокетливую длину семь восьмых?
Дом и участок Викентия Модестовича располагались не в закрытом коттеджном поселке, а в одной из деревень ближнего Подмосковья. Сельский пейзаж со следами обычного российского запустения, лес у горизонта, большие приусадебные участки со старыми раскидистыми яблонями относились к плюсам, а разбитая поселковая дорога и поросший бурьяном проход к речке - к явным минусам деревенской жизни. Впрочем, заброшенный колодец и старый почерневший мостик даже оживляли пейзаж. Можно было легко представить, что именно здесь писали свои великие полотна Поленов и Левитан.
Лина шла по деревне и вспоминала, что роскошная природа этих мест всегда с успехом врачевала ее сердечные раны. Расставание с бывшим мужем, отнявшее столько душевных сил. Бурный роман с глубоко женатым музыкантом, для которого она была лишь очередной, удачно найденной музыкальной темой. Было еще несколько эпизодов личной жизни, к счастью тоже оставшихся в воспоминаниях. Все они на фоне щедрой природы казались мелкими, глупыми и необязательными. Лишь в доме у Викентия Модестовича, где Лину принимали на правах близкого человека, она по-настоящему отдыхала душой. Обычно она останавливалась по выходным в маленькой мансарде. Там же развилась и окрепла ее страсть к сочинительству. В последнее время Лина привозила на дачу к подруге свой ноутбук и записывала наблюдения и мысли, которые казались ей оригинальными. Набрасывала сюжеты будущих рассказов, не надеясь особенно их где-нибудь напечатать. Написание недлинных текстов доставляло ей удовольствие, как всякое необязательное занятие. В другие дни на это не хватало времени. Лина руководила детской студией "Веселые утята" и работала в будни, а случалось, и в выходные с утра до позднего вечера. А здесь она словно проживала другую, параллельную, приятную и спокойную жизнь. Общалась с подругой детства Люсей, с ее домочадцами и домашними любимцами. Лина почти не тяготилась тем, что живет чужой жизнью, чужими заботами, радостями и отношениями, словно поставила на самой себе жирный крест. Только иногда, как минувшей ночью, накатывала свинцовая тоска, но многоголосый храп обитателей особняка быстро усыплял и убаюкивал, порой смешил, а главное, отвлекал от грустных мыслей…
Не успела Лина отойти от дома, как рядом промчался видавший виды жигуленок, щедро обдав ее жирной подмосковной грязью.
- Эй, шеф, нельзя ли аккуратнее! - крикнула Лина, с досадой разглядывая пятна на белых брюках.
Из окна выглянула небритая, довольно-таки неприветливая мужская физиономия. Мешки под глазами, всклокоченные волосы - вот он, деревенский поклонник Бахуса во всей красе. И как только наглости хватило в таком виде сесть за руль!
"Про таких-то субчиков и снимает передачу "Дорожный патруль", - с досадой подумала Лина, - хорошо еще, что на этих колдобинах не разгонишься, а то сбил бы и не вздрогнул. Или удрал бы, не оказав помощи".
- Безобразие! Облил грязью и даже не извинился! - продолжала она кипятиться.
- Облил грязью! Да я чуть в столб не врезался, когда вы из кустов выскочили! Гуляли бы лучше, мадам, по дорожкам барской усадьбы, зачем кидаться под мою раздолбанную машину? - набросился на нее водила. Его голос неожиданно показался Лине приятным - иногда встречаются и среди пьяниц такие "мужчинские мужчины" с отрицательным обаянием - вроде мужественных героев Бельмондо или Депардье.
"Да что это я! - очнулась Лина. - Сравнить это чудовище с брутальными французами! Да он, кроме футбола, по телику ничего не смотрит, а уж актеров французских точно не знает".
Вслух она сказала:
- Не очень-то вы вежливы с дамой.
- Отработай, дорогуша, как я, две смены, тогда будешь морали читать, - не унимался незнакомец, хамовато переходя на "ты".
"Да с кем это я тут спорю! С деревенским пьяницей! С маргиналом!" - опомнилась Лина.
Она резко развернулась посреди дороги и быстро пошла обратно.
"Зачем с алкашом связываться? Все равно что читать мораль девушке легкого поведения. Ну и ну! Вот и прогулялась… "Куда бежишь, тропинка милая, куда с собой меня зовешь?" Да он по-своему прав, этот Спиноза! И впрямь лучше сидеть за высоким забором на даче у Викентия и не рыпаться. Там хоть никто не нахамит. А этому озлобленному гастарбайтеру только дай поскандалить, - подумала она с неприязнью. - Небось с похмелья еле пилит на своей разбитой тачке, хозяин опять с зарплатой кинул, трубы горят, подлечиться не на что, вот и хамит. Еще, чего доброго, подаст назад, выскочит из машины и огреет по темечку монтировкой".
Чувство самосохранения пересилило гнев. Да и жалко ей вдруг стало этого незадачливого "гостя Московской области". В любом случае ему хуже сейчас, чем ей. Лина, в душе презирая себя за интеллигентское добросердечие, резко остановилась, затем сделала несколько шагов обратно. А потом и вовсе широко, как в рекламе зубной пасты, улыбнулась и сказала как можно приветливей:
- Эй, господин! То есть товарищ! Нате, возьмите на поправку.
Она достала мятую сотню, которую случайно нащупала в кармане брюк, и как можно ласковее, стараясь не снимать с лица "американскую" улыбку, протянула купюру незнакомцу.
- Да вы, мадам, там у себя, в домике на горке, совсем от жизни оторвались, - неожиданно расхохотался мужчина, - за такую денежку нынче и сок-то не всякий купишь! Спросили бы у прислуги, если цен не знаете. Оставьте, мадам, вашу бумажку себе на шоколадку, а еще лучше - яблочек на станции купите, а то вы бледная какая-то. Гемоглобина, похоже, в крови мало. Это я вам как врач говорю.
Он резко газанул и, подняв столб пыли, покатил по деревне.