- Он один из Сарджентов, - неохотно ответила Исидора.
- Не Оуэн ли Сарджент? Тот самый, что написал обнаженного лорда Люсьена Джурдена с букетиком фиалок?
- Тот самый…
- Тогда ты должна была видеть этот портрет, - с восхищением проговорила Джемма. - Фиалки были написаны там, где ты думаешь? А на нем был парик? Я сама слышала о картине, но не видела ее.
Исидора вздохнула.
- Не знаю уж, как это произошло, но в вопросах нравственности я куда более нетерпима, чем члены моей семьи. Видишь ли, Джемма, я правда не хотела видеть лорда Джурдена без одежды.
- Исидора… - умоляющим тоном промолвила Джемма.
- Ну разумеется, на нем был парик, - ответила Исидора. - Помню, я была действительно очень удивлена размером его… м-м-м… фиалок. - Взяв остывший чай, Исидора сделала глоток и поставила чашку обратно на стол. - Может, мне стоило отправиться в путешествие вместе с Козуэем и все выяснить? Я же могу раздеться в его спальне и посмотреть, как он на это отреагирует. Если он отреагирует…
- Это зависит от того, насколько сильно ты хочешь стать герцогиней, - сказала Джемма. - А то вы бы оба оказались в неловком положении.
- Да, я хочу быть герцогиней. Я много лет представляла себя герцогиней! И все эти годы я говорила себе, что приму герцога, каким бы человеком он ни оказался. Я была готова смириться с тем, что у него окажется одна нога или что он будет большим грешником. И я все повторяла себе, что хочу иметь настоящего мужа, родить детей и покончить наконец с этим полусуществованием.
Джемма кивнула.
- Я так хорошо тебя понимаю, дорогая.
- Так какая же на самом деле разница между одноногим и безумным мужем? Я вполне могла бы перенести такого рода недостатки. К тому же он не слышит голосов, как, к примеру, лорд Крампл.
- Вот и отлично, - кивнула Джемма. - Ты очень смелая.
- Но если лорд Козуэй не может ответить мне… то, возможно, нет. - Исидора сдвинула яйца к краю тарелки. - Представить даже себе не могу, что я найду себе любовника лишь для того, чтобы родить наследника. Я не очень авантюрная женщина.
- Большинство женщин не остались бы девственницами, оказавшись на твоем месте, учитывая, что их муж отправился в Африку на долгие годы. Ты же, как говорится в Библии, бесценная жемчужина.
- Я скучная жемчужина, - пробормотала Исидора, опять передвигая яйца на тарелке. - Я это поняла в то время, когда жила в поместье лорда Козуэя. Мне не хочется вести интересные разговоры о французском языке или смотреть неприличные пьесы о жизни греческих богов. И я не желаю из-за своих проблем находить замену мужу.
- В таком случае тебе действительно необходимо выяснить, может он что-то в постели или нет, - сказала Джемма. - Если не может, ты имеешь право аннулировать брак. Зато если может, ты должна привыкнуть к его эксцентричности.
Исидора кивнула. Она читала у Тацита о том, как вести войну, и у Макиавелли - о том, как завоевать королевство. Так что она в состоянии организовать такую изощренную кампанию против мужа, что он никогда и не догадается, кто сделал его мишенью. Вдовствующая герцогиня наверняка убедит сына одеться в платье, подобающее герцогу. Что ж, Исидора готова потратить время на то, чтобы попытаться уговорить мужа снять с себя это платье.
Она отодвинула тарелку. Преждевременное планирование пагубно для любого военного плана.
- Если я напишу синьоре Анджелико, она быстро пришлет мне ночную сорочку, - сказала Исидора.
Джемма усмехнулась.
- Отличная ловушка, - заметила она. - Нормальный мужчина должен немедленно отреагировать, когда увидит на тебе соблазнительную ночную сороку. А если он не…
Потянувшись, Исидора взялась за шнурок звонка, чтобы позвать горничную. Дни Козуэя - холостяка и девственника - сочтены.
Глава 5
Ревелс-Хаус
22 февраля 1784 года
Отец Симеона редко пользовался своим кабинетом. Он больше любил проводить время вне дома. У Симеона сохранились счастливые детские воспоминания о том, как они днями напролет бродят по сырому лесу в поисках дичи.
Симеон нерешительно вошел в отцовский кабинет и сел за большой дубовый стол. У него было такое чувство, что отец вот-вот вернется к жизни и закричит на него. Симеон помотал головой. Его великий учитель, Валамксепа, научил его тому, как достичь мира с самим собой, контролируя свои эмоции. Он буквально слышал тихий голос этого человека - как он говорит ему о голоде, боли, жажде, страсти… Все эти напасти - не более чем укусы насекомых, терзающих его душу.
Человек идет по жизни по дорожке, которую создает сам. Он не позволит мелочам сбить себя с пути. Уроки Валамксепы позволяли ему оставаться спокойным, когда в племени вспыхивали беспорядки, когда от кишечной лихорадки и яростных песчаных бурь умерла половина его погонщиков верблюдов. Так что это было несравнимо.
Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Симеон сел и отодвинул в сторону стопку бумаг. Потом он помедлил и просмотрел их еще раз. Чек без даты на покупку кровельных материалов из соломы - вероятно, для починки крыш в деревне. Письмо от владельца коттеджа с просьбой выдать ему зерна. На нем паучьим почерком его матери было подписано: "Выполнено". Симеон просмотрел первые десять - пятнадцать документов. Лишь на нескольких стояли пометки его матери; остальные она проигнорировала.
Гнев - не более чем оборотная сторона страха… Но и то и другое заставляет человека пасть на колени.
Симеон взял еще несколько бумаг и просмотрел их.
Спустя несколько часов он поднял голову и невидящим взглядом уставился на дворецкого.
- Ваша светлость, хотите, чтобы я подал вам легкий завтрак? - спросил тот.
Симеон запустил пятерню в волосы.
- Который час? - поинтересовался он.
- Одиннадцать утра. Вашей светлости следует лечь спать, - неодобрительным тоном проговорил дворецкий.
Неужели он просидел в кабинете всю ночь? Похоже, что так. А на столе все еще остаются огромные стопки документов, требующих его внимания. В четыре часа утра он нашел новый тайник, в котором были письма от разных поверенных, умоляющих оплатить услуги их клиентов, послания от поверенных его отца с информацией о поместье, о капиталовложениях… Единственное, что характеризовало эту стопку, - то, что письма в ней были написаны на вощеной, а не на обычной писчей бумаге.
Неужели мать не ответила на эти письма, потому что ей не нравилась бумага, на которой писали авторы писем?
При одной мысли об этом Симеону захотелось застонать.
- Завтрак, - подсказал Хонейдью.
- Да.
- Без сомнения, вы захотите умыться перед едой, - сказал дворецкий. - Я прикажу лакею приготовить вам ванну немедленно. - Это был не намек. Это было королевское приказание.
- Мне нужно прочитать еще несколько документов, - промолвил Симеон.
Через несколько минут он поднял голову.
- Кстати, Хонейдью, я забыл…
- Сейчас уже час дня, - сообщил ему дворецкий.
Симеон с некоторым удивлением увидел перед собой поднос. Кажется, он съел все тосты и даже не заметил этого.
- Бумаги ждали несколько лет, ваша светлость, - сказал Хонейдью. - Так что еще ночь-другая никакой разницы не составит.
- Для некоторых из них - нет, для многих - да, ведь они написаны еще при жизни моего отца.
- М-да… - Лицо дворецкого оставалось безучастным.
- Но отец не страдал от какой-то долгой болезни, он погиб от несчастного случая с его каретой. Как могло так случиться, что… - Симеон прикусил губу, не договорив фразы до конца. Нехорошо спрашивать дворецкого о том, почему отец перестал отвечать на письма, касающиеся его поместья.
И все же это правда. Невероятно, но, кажется, отец имел привычку не оплачивать счета до тех пор, пока в этом не возникала крайняя необходимость, пока в письмах от поверенных не начинали звучать истерические и неприятные нотки. Теперь он был в этом уверен. Он нашел все письма. Симеон даже думал, что у отца была целая система: он раскошеливался только после четвертого или пятого письма, причем часто он оплачивал счет лишь частично.
Очевидно, торговцы были так счастливы получить хотя бы несколько пенни с одного фунта, что они переставали жаловаться. Это непостижимо! Хотя, возможно, отец находил это вполне приемлемым, имея дело с людьми небогатыми. При этом самого герцога Козуэя едва ли можно было назвать бедняком.
Симеон продолжал листать отчетные книги поместья с аккуратными записями, аккуратно переплетенные. Поместье голодало. Он не мог объяснить, как это случилось и почему. Долгие годы не производились никакие улучшения. Отец много лет назад уволил управляющего поместьем. Но дело от этого не менялось. Он не оплачивал даже самые большие счета и не испытывал при этом никаких угрызений совести.
Почему он так поступал?
Лишь один человек мог ответить на этот вопрос - мать, но Симеон не хотел разговаривать с ней.
- Приехал мистер Киннэрд, ваша светлость, - объявил Хонейдью.
Слава Богу! Отец почему-то не уволил Киннэрда, управляющего его лондонской собственностью, - может быть, из-за того, что он не слишком часто видел его.
- Прошу вас, немедленно приведите его сюда, - сказал Симеон.
Киннэрд вошел и поклонился. Это был высокий, нервный на вид человек с тощим задом, на котором одежда висела мешком.
- Киннэрд! - резко бросил Симеон, подумав о том, что его гость смахивает на полного глупца. А потом к этой мысли добавилась другая: "Этому глупцу я годами беспечно пересылал тысячи фунтов в виде тканей и бриллиантов".
Рука Симеона сжалась под столом в кулак, но когда он заговорил, его голос зазвучал спокойно и ровно: