- Здравствуйте, милая, здравствуйте. Это вы меня испугались? Не надо, я как раз ухожу, пора, и так задержался… на этом свете… - И, опустив глаза, заторопился, проходя между нами в дверь. Уже за порогом, как бы желая исправить свою неловкую шутку, он оглянулся и улыбнулся - с той же отрешенной грустью в глазах. - До свидания, дети.
- Спокойной ночи, дядя Вася!.. - Я благодарно кивнул ему и, едва дождавшись, когда он скроется из поля зрения, мягко, боясь поспешностью обидеть старика, прикрыл за ним дверь - предательский замок все же щелкнул.
Что же с ним было такое? Загадка.
Мельком я, правда, подумал, что, возможно, он уже не первый день подспудно переживает мучительный период осознания каких-то своих потерь, ошибок, неудач и в эту ночь проговорился впервые, а я где-то читал, что человек на этой почве даже заболевает психически - может, и у него подобное?
Но смутная догадка без всплеска потонула и растворилась в нашем тихом омуте (где черти водятся), со дна которого уже, казалось, пробивались родники начавшегося, быть может, наиважнейшего события соей жизни…
- Ну?.. - с трудом выправляя смущенно перекошенную улыбку, он вдруг почувствовал себя астронавтом перед выходом в открытый космос. - Снимайте, что ли, ваш чехол?..
Она медленно, словно еще колеблясь, начала расстегивать кнопки на куртке и тоже смущенно и удивленно повела глазами на дверь:
- А кто это был?
- Дядя Вася? Сосед.
- А я подумала - дядя.
- Нет, никакого родства. Просто сосед, бывший учитель, историк.
- И вы так запросто с ним - "дядя Вася"?
- А что?
- Учитель все-таки.
- Да нет, он не мой учитель. Я еще маленький был, когда он вышел на пенсию. И вообще он не из нашей школы - не из той, где я учился. Не знаю, всегда, сколько помню, зову его дядей Васей. По-моему, нормально, по-соседски. Не звучит?
- Звучит. Только точнее было бы - дедушка.
- Точно, дед Вася, дедуля, дедок. Но, наверно, когда меня с ним знакомили, он считал себя еще дядей…
От звуков собственного голоса, казалось, обмирало сердце, а в паузах от тишины в ушах звенело, и все же, забирая у гостьи ее куртку, он успел отметить краем глаза, в чем она осталась: пестрый свитерок-размахайка, свободно висящий на маленьких округлых плечиках и острых грудках, джинса, последний писк, ну и в ушах, само собой, какие-то забавные висюльки, - короче, все понты при ней.
- Проходите, - сказал он, указав на распахнутую дверь в гостиную.
Она хитро склонила голову и опять повела глазами:
- А там - никого?
- Никого, - засмеялся. - Дядя Вася случайно забрел на огонек.
- Ну спасибо… - И осторожно, словно еще не очень ему доверяя, пошла впереди, мельком, как все новые гости и гостьи, оглядывая непривычную обстановку.
- Располагайтесь… - Он опять невольно отметил про себя волнующую грацию ее походки, жестов и манер и, чтобы хоть чем-то занять свои руки, взялся перекладывать с места на место все подряд, будто бы наводя какой-то порядок. - Тут у меня черт ногу сломит - не обращайте внимания, ладно?
Гостья пожала слегка плечами, спокойно осмотрелась, выбирая себе место, и непринужденно-грациозно присела на диван, в то время как хозяин дома, потихоньку наблюдая за пришелицей, все больше и больше обалдевал от восхищения и робости.
Ему вдруг открылось - еще в прихожей, а потом и при ярком свете люстры в гостиной, - что она поразительно, то есть сверх всякого ожидания, хороша собой, причем во всем, со всех сторон, во всех возможных проявлениях.
Наверно, при такой счастливой внешности легко входить в любое общество, но было удивительно, что сама она, казалось, меньше всего об этом помнила, во всяком случае, не пыталась произвести впечатление, словно что-то другое, глубинное, занимало ее и отвлекало от внешнего в себе.
Поэтесса! - вдруг предположил он с тихим ужасом.
Вот почему она и пришла-то так запросто, в поисках слова, поэтически-безрассудно, отлично сознавая, впрочем, тайную свою неуязвимость.
До чего ж ей, наверное, были смешны его нелепые поползновения говорить с ней на равных и даже свысока - тогда, на скамейке, когда он не сумел разглядеть ее в неверном свете фонаря и возомнил себя рядом с ней по меньшей мере Аполлоном Бельведерским с улыбкой Смоктуновского, - вот идиот!
Ну и как же теперь вести себя с ней? Что делать? О чем говорить?
- Странный он, да?.. - сказала она и, на мгновение встретившись с ним глазами, опять как будто покраснела.
- Дядя Вася? - Не сразу понял, о ком она. - Почему?
- Ну… отрешенный как будто.
- Не знаю… Что-то захандрил он сегодня - никогда его таким не видел… Душевный старик вообще-то. Одинокий, жалко. Недавно жену похоронил, старушку, тоже бывшую училку. А детей у них, кажется, не было, не знаю… - И, осторожно обрывая этот, в сущности, дежурный разговор, напомнил: - Как насчет кофе? Будем?
Она улыбнулась. Конечно, дядя Вася интересовал ее лишь постольку-поскольку.
- Кофе на ночь? А моя мама даже прячет его от меня. Очень вреден, говорит. Особенно на ночь.
- А может, ей жалко?
- Да нет, на нее не похоже. Просто она медик. Слишком много знает. Бережет единственную дочь от нервного расстройства.
- По-моему, чепуха. Наш кофе самый некофейный кофе в мире. К тому же мы уже не на ночь, а на утро. Гениально?
- Гениально… - пожала плечом, повела головой.
- Порядок… - Приятно удивленный ее коммуникабельностью, он рванулся наутек.
- Я недолго. Заряжу и назад. Осваивайтесь…
Наконец-то, сбежав на кухню, хоть немного перевел дух.
Он все еще был в шоке от ее удручающе идеальной внешности.
Но, с другой стороны, ведь и ее, наверное, заинтересовало в нем что-то, иначе бы она и не пришла?..
Ох, лестная догадка, что и говорить, но мысленно он смеялся над собой и хорохорился: "Руками не трогать"! - золотое музейное правило или еще лучше: "Опасно для жизни!" - молния, череп и кости.
Однако при всем том вот что удивительней всего: он опять как будто предвидел и предчувствовал чуть ли не всю свою дальнейшую судьбу, ни больше ни меньше, и это-то и взбудоражило его до холода в конечностях и нервного озноба.
Ах, зазноба! - вон откуда, значит, это слово.
И теперь, конечно, ждать сто лет, пока электроплита разогреется, он не мог. Да и вправду вполне имело смысл отлучиться на минуту от холодной смеси кофе с сахаром: некорректно вроде оставлять такую гостью долго в одиночестве.
И он отчаянно вздохнул и выдохнул, как на премьере перед первым выходом из-за кулис на сцену, и - пошел.
- Кофе по-турецки годится?.. - этаким беспечным бодрячком.
И вдруг увидел на ковре перед диваном ее туфли в смешной косолапой позиции, в то время как сама зазнобушка великолепно, с ногами, устроилась на диване: дымок от сигареты струился кверху серой нитью, и пепельница наготове в другой руке, и даже приемник исходит тихой музыкой - очень мило, очень эротично, так что опять его слегка зазнобило.
Но, впрочем, когда он вошел, она поспешно спустила ноги с дивана:
- Ой, извините, домашняя привычка.
- Да что вы! - запротестовал он, смеясь ужасно натянуто, и с ходу плюхнулся в кресло напротив. - Пожалуйста, сидите, как вам удобно!..
- Правда?..
- Конечно, о чем разговор!..
Она поколебалась немного и с удовольствием вернулась в свою излюбленную позу, напомнив Клеопатру на троне: в каждой руке по царскому причиндалу.
- Прекрасно, - сказал он. - И мне без хлопот. Не нужно быть слишком внимательным, предупредительным, не люблю это дело, не умею. О, кстати… - указал на ее туфли, - я вам дам что-нибудь полегче, можно?
Она опять - такая интересная привычка - пожала плечом, качнула головой и повела глазами:
- Если вам не трудно…
- Ну почему же не трудно? - возразил он, чуть ли не кувырком выкатываясь из кресла, подхватывая туфли и унося в прихожую. - Трудно, ужасно трудно, но для вас - чего не сделаешь!.. - И, откопав лучшее из того, что было, поскорей вернулся, скромно показывая изящные плетенки без пятки. - Вот такие, мамины, сойдут?
- Наверно… - улыбнулась, но что-то ее, кажется, смущало в его суесловной и чересчур бодряческой подвижности.
- Они новые, - молотил и молотил без остановки язык его, враг его, и никак не мог попасть в нужный тон. - И размером похожи. Я прикладывал к вашим, сравнил: инь-динь-тично, то ж на то ж. - Аккуратно поставил плетенки перед ней. - Пли-из, маленький стрипти-из… - И, брякнув, сам же внутренне затрепетал от страха, опять заметив в ее улыбке затаенную настороженность, срочно сменил тему, вернее, вернулся к прежней: - Ох, нет, не умею, вы же видите, абсолютно не умею занимать гостей…
Чтобы не очень бросаться ей в глаза, сел рядом на диване, на безопасном расстоянии.
- Так что это уж вы меня извините, если что не так…
Слегка приподнявшись с дивана, потянулся за сигаретами на столике.
- А кофе скоро будет. Я говорил? По-турецки…
И будто бы не замечая ее насмешливого взгляда, закинул ногу на ногу, сосредоточенно копаясь в спичечном коробке.
Она усмехнулась:
- Почему вы такой болтун?
- Разве?.. - Он даже покраснел. - Не замечал… Это я с вами, наверно, слишком разболтался. Надоедает, да? Тогда я лучше помолчу, вы правы. Может, за умного сойду…