* * *
- Ты не горячись, Надя, не надо, и не расстраивайся, - шепнула Наталья новой подруге, мелкими глотками допивая вино. - Мне завтра в штаб Шумилова только к семнадцати надо. Так что утром вместе пойдем, я рядом буду, погляжу, чтоб никто не дергал по-пустому. Все получится, я уверена. Тогда и капитан отношение поменяет. Его тоже понять можно. Не хочется быть хуже всех.
Спустя час в землянку набилось много народа. Люди стояли, сидели на нарах и прямо на земляном полу. Солдаты, сержанты, офицеры. Многие небриты, в грязном обмундировании, с обветренными лицами и загрубелыми руками. Простые русские мужики, да и не только русские. Было два казаха. У одного фамилия - язык сломаешь - Турбанбердыев, так Иванцов за два года войны так и не выучился ее выговаривать. Всегда кричал: "Этого зови, Турбан… вот черт, ну, сам знаешь!" Ну, украинцы, конечно, с мягким окающим говорком, белорусы. В основном из деревень, из глубинки. Одних она знала меньше, других больше. У Иванцова она чувствовала себя спокойно. Капитан ее в обиду не давал - любого на место поставит, только брякни что-нибудь. Так постепенно и отстали все, привыкли, чуть ли не своей считать стали. С ними она чувствовала себя лучше, чем при штабе с офицерами, которые часто и пороха не нюхали. И смерти не боишься. А что бояться? Вначале боялись, а потом отпустило, как говорит Иванцов. И ее тоже отпустило после Сталинграда. На передовую она не боялась приезжать, даже стремилась сюда при каждом удобном случае.
- Ночевать с Прохоровой пойдешь, - шепнул, подсев, Харламыч, - она с санинструкторами в землянке. Я им сегодня дровишек подбросил, прибрал слегка, пока капитан наш Прохорову уму-разуму учил, а санинструкторши раненых отправляли. У них там зеркальце, мыльце, все, что женщине надо, есть.
- Спасибо, Харламыч, - Наталья с благодарностью сжала его руку. - Я не привередливая.
* * *
Он провел обеих до землянки.
- Прохорова, под ноги смотри, - Надя поскользнулась и охнула, Наталья подхватила ее под руку. - Без второй ноги останешься, кто тебя на руках носить будет. Вот уж капитану радость.
- Не волнуйся, Харламыч, иди, - отпустила его Наталья. - Мы и сами справимся.
- Ну, надеюсь на тебя, Наталья Григорьевна, - тот усмехнулся в усы. - Прохорова у нас - сокровище ротное. Другого-то снайпера нет. Да такого и по всему фронту не сыщется. Ладно, до утра, девоньки. Если что надо, зови, Наталья.
- Конечно, Харламыч. Спасибо тебе.
- Вот так все издеваются надо мной, - пожаловалась Надя, укладываясь на жесткий, дощатый топчан.
Наталья расстелила шинель, легла на приготовленный топчан рядом. Напротив у стенки спала санинструктор. Вторая в землянку еще не вернулась.
- Я только сегодня благодаря тебе себя человеком и почувствовала, - призналась Надя, - а так все одна, одна. Капитан ругается. А тебе, Наташа, нравится здесь кто-то? - она придвинулась. - Ну, молодой человек, там, при штабе?
- Был. Не при штабе, конечно, - Наталья вздохнула. - Здесь, на передовой, был. Но его убили под Курском. Сама видела. Сгорел в танке.
"Оберштурмфюрер СС. Сгорел в танке. Очень любопытно, - с горькой иронией подумала она про себя. - Особенно для того майора из НКВД, который меня сегодня на машине подвозил. Она - лейтенант Красной армии, он - оберштурмфюрер СС. Встретились случайно, он приехал на танке в деревню, где она жила. Собой красавец, насмешил до упаду. Она растаяла, влюбилась. А потом она под Сталинградом из пушки по таким же, как он, стреляла и из такой же пушки и его грохнули. Он сгорел в танке, а она осталась. Шекспир, да и только. Ромео и Джульетта. Вот только Джульетта до сих пор жива. Особисты проглядели".
- Ты переживала, да? - Прохорова придвинулась еще ближе. - Очень любила? Чего молчишь-то? Плачешь?
- Нет, не плачу, - ответила Наталья тихо. - Отплакала уже свое. Но никто другой не нужен. Его помню, хоть тресни. Никого больше не хочу. Как отрубило.
- Красивый был? - Прохорова спросила с придыханием.
- Да, только это не главное вовсе, - Наталья пожала плечами. - Я даже не знаю, что главное. Я его полюбила и все. И до сих пор люблю.
- Ох, счастливая ты, Наталья, - в голосе Нади промелькнула зависть. - Хоть и погиб, а такое было. Мне бы так.
- Так тебе, Надежда, точно не надо, - Наталья резко оборвала ее рассуждения. - Погиб, что хорошего? Чему завидовать? Спи лучше. Нам вставать рано. Тебе выспаться нужно, чтоб не зевать потом в окопе.
И, завернувшись в шинель, повернулась к ней спиной.
- Я не понимаю, что мы здесь завоевать хотим, это просто пустыня какая-то: солнце палит, ни травинки.
- Что мы здесь завоевать хотим, это не наше дело, Штефан, фюреру виднее. Я бы на твоем месте меньше рассуждал об этом.
- Очень ты, Людвиг умный, осторожный такой. Ты пушку проверил? Ее клинит все время.
- Да все клинит, жара. Мотор и тот вот-вот сдохнет.
- Фрейляйн, фрейляйн, воды не найдется? Куда это она?
- К мамаше, наверное, прятаться.
- Сейчас я посмотрю. Фрейляйн, воды…
Она в испуге бросилась в сени.
- Ты куда лезешь, куда лезешь, - тетка Анна больно схватила за руку, - в платье вырядилась. Я тебе сказала: салоп надень, чтоб до пят. Они же бешеные. Баб нету, только и ищут, какую бы дуру изловить. А ты высунулась.
- Фрейляйн…
- Нет тут никого! Никого!
- Фрейляйн, нам бы воды. Ничего не понимают, Людвиг. Ну и страна! Хоть на каком языке спрашивай, ответа не дождешься.
- Я понимаю, сейчас принесу, - она вдруг шагнула вперед. Прятаться, бояться надоело. Как чувствовала - плохого не будет.
- Куда? Куда? Вот оглашенная, - кричала тетка, схватила, стукнула по плечу.
- Пустите меня, Анна Михайловна. Я не боюсь.
- Обрюхатят, поздно бояться будет, - она вышла на крыльцо.
- Идемте, я наберу воды.
- Вы говорите по-немецки? - Штефан присвистнул. - Да мы сами наберем, только покажите, где.
- Идемте.
Она подвела его к колодцу.
- Почти пересох, - сказала, глядя в землю. - Если что за ночь набирается, потом мелеет быстро, испаряется все.
Взялась за колесо. Он подошел сзади, она напряглась, почти сжалась. Но он только осторожно отстранил ее.
- Я сам, фрейляйн, позвольте.
Зачерпнув воды, вытащил ведро, перелил в другое ведро, пустое, стоявшее рядом.
- Спасибо, фрейляйн.
Она растерянно пожала плечами, переступила с ноги на ногу, не зная, что делать: убежать - не убежать. Потом подняла глаза. Он стоял перед ней - высокий, статный; воротник рубашки под кителем расстегнут. Мускулистая загорелая шея, плечи широкие, сильные; лицо черное от загара и гари, на нем светлые большие глаза смотрят внимательно, серьезно, совсем не зло; белокурые волосы растрепаны, присыпаны пылью и пеплом.
- Спасибо, фрейляйн.
- Наташка, Наташка, ты чего кричишь? - Прохорова трясла ее за плечо. - Приснилось, что ли, что?
Она вскинула голову.
- Что? Что случилось? Пора уже?
- Да ты так кричала, прямо навзрыд, - Прохорова села рядом. - Его вспомнила, что ли?
- Да нет, так простудилась малость, - Наталье больше о своих чувствах говорить не хотелось. - Теперь вот температура крутит, то поднимется, то вроде снова ничего.
- Так ты у Раи, санинструкторши нашей, какое-нибудь лекарство возьми, - тараторила Прохорова.
- Знаю я Раины лекарства, - Наталья поморщилась. - Тут одно лекарство: спирту хлебнул, и все прошло. Но это не по мне. Ладно, как-нибудь сама справлюсь. Сколько времени-то? Может, идти нужно? - она полезла за часами.
- Девчата, завтрак! - наверху послышался голос Харламыча. - Как там у вас, зайти можно?
- Заходи, заходи, - крикнула Наталья. - Встали мы уже.
- Вот и ладненько, - Харламыч спустился в землянку, в руках у него был повидавший виды медный чайник и котелок, закрытый крышкой.
- Чайку, девчата, - он все расставил на столе, - вот горяченькой картошечки с мясом. Ешьте, ешьте, золотые мои. Погодка сегодня славная, солнышко встает, подморозило. А вчера как крутило. Кстати, Наташка, - он вдруг усмехнулся, - а сегодня с утречка пораньше за тобой еще один фрукт из штаба Шумилова пожаловал, - сообщил он. - Позицию ему, видите ли, проверить надо, какие-то схемки чертит. Такой занозистый мужичок.
- Кто такой? - Наталья положила несколько кусочков мяса на хлеб, отпила чая из кружки.
- Коробов, кажись, фамилия, - Харламыч, нахмурился, вспоминая. - Ну, да, Коробов. Так они с капитаном нашим поцапались уже. Все время у него под ногами вертится.
- Коробов?! - Наталья чуть не поперхнулась. - Вот принесла нелегкая!
- Кто это? - Прохорова наложила себе целую миску картошки и уминала за обе щеки с аппетитом.
- Да хлыщ один штабной, - Наталья скривилась так, словно проглотила кислый лимон, причем целый. - То его на передовую арканом не затащишь, а то примчался - позицию ему покажите. Думает, пока затишье, так быстро обернется.
- За тобой небось прискакал донжуан-то, - Харламыч заговорщицки подмигнул Прохоровой. - Неймется ему все. Его вся дивизия знает, байки рассказывают.
- Да, прямо не вздохнешь от его ухаживаний, - Наталья допила чай. - Наконец-то для него поручение нашли. Если выполнит хоть что-то, то это просто невиданное событие будет.
Взяв шинель, решительно встала из-за дощатого столика.
- Ну, ты долго жевать будешь? - строго посмотрела на Прохорову. - Кто же так наедается перед тем, как на противника охотиться? Я хоть не снайпер и вообще к боевым делам мало отношения имею, но мне и то понятно. От такой порции только на боковую завалиться, а не немца выслеживать. Заснешь. Да и вообще женщине так много есть нельзя.