Жюли привыкла к тому, как по-разному смотрят на нее мужчины: с тоской, с благоговением, с любопытством, реже - с вожделением. Но почему-то дерзкий, оценивающий взгляд заставил ее похолодеть от смутного предчувствия.
- На черта мне сдалась медсестра! - возмутился Адам. - Пришли ко мне Яноша. Он ходит за мною вот уже много лет, справится и сейчас.
- Боюсь, мне придется возразить. Я затратил на тебя слишком много времени и усилий, чтобы непрофессиональный уход погубил плоды моих трудов. - Ференц улыбнулся. - Так что изволь-ка вспомнить о благодарности. Жюли - лучшая из моих медсестер. Но не вижу, почему бы и Яношу не прислуживать тебе по мелочам, если уж ты так хочешь.
Зарумянившись от удовольствия при словах нежданной похвалы, Жюли подняла благоговейный взгляд на Ференца. Руки непроизвольно вцепились в край одеяла, натягивая ткань.
- В чем дело?
Жюли вздрогнула, пальцы поспешно разжались.
- Извините.
Расправляя одеяло, она заметила неприязненный взгляд пациента. Желая предупредить конфликт, она накрыла его руку своими ладонями, инстинктивно открываясь той целительной силе, что неизменно помогала ей облегчать страдания больных.
- Теперь отдыхайте. Чем скорее вы поправитесь… - уголки ее губ на мгновение приподнялись в озорной улыбке, - тем скорее от меня отделаетесь.
Безмятежный ангел словно по волшебству преобразился в шаловливую насмешницу! Удивляясь неожиданной метаморфозе, Адам понемногу расслабился. Напряжение исчезло, а вместе с ним и боль. Не отдавая себе в этом отчета, он не отвел глаз от ее лица и не отдернул руки.
Ференц не упустил из виду ни одной детали. Подметил, как Жюли с легкостью рассеяла гнев пациента. Как ее прикосновения облегчили боль. Значит, интуиция его не подвела. Адама спасет только чудо, так что вся надежда на эту девушку с нежным сердцем и руками целительницы.
Как врач, Ференц Батьяни сделал все, чтобы вернуть к жизни израненное тело, но если душа Адам не исцелится, старания хирурга пойдут прахом. Он взглянул на Жюли, склонившуюся над больничной койкой, и ощутил неизъяснимое облегчение.
Неумолимо подступал ужас, и Адам напрягся, готовясь бороться до последнего. Видения пережитых кошмаров приходили каждую ночь. Он даже боялся закрывать глаза. Своеобразным, хотя и мучительным, спасением тогда становилась боль в спине и ногах: физические страдания не давали заснуть до тех пор, пока изнуренный мозг не утрачивал способность порождать сны…
Адам приник к шее коня, с трудом удерживаясь в седле. Тошнотворный, сладковатый запах собственной крови проникал в ноздри. Боль время от времени напоминала о себе резкими толчками, заставляя судорожно хватать ртом воздух.
Надо добраться до Илоны. Предупредить ее. Помочь скрыться. Решающая битва проиграна, и скоро неприятельские войска хлынут на венгерские равнины, опьяненные победой, хмельные от крови.
Вдали уже показался увитый плющом дом. Но тут тело Адам обмякло, и он рухнул в траву. Приподнявшись на локтях, он пополз вперед. Нещадно палило солнце, каждое усилие давалось с трудом, пот заливал глаза. В ушах звенело.
Дверь дома распахнулась, и Илона выбежала навстречу, выкликая его имя. Только тогда Адам заметил всадников и понял: это не кровь стучит в висках, это цокот копыт раздается по иссохшей земле. Их окружили тесным кольцом. Затем один из всадников выехал вперед и спешился. Он долго разглядывал Илону, затем крикнул что-то через плечо.
Угрюмый наемник подъехал к Илоне и подхватил ее с земли - так, походя, срывают цветок на лугу. Она вскрикнула только раз, прежде чем мясистая ладонь зажала ей рот.
Ужас придал Адам сил: он приподнялся с земли. И тут на него надвинулась тень. Все мельчайшие подробности намертво врезались в память: полковничий мундир иноземного образца и лицо, похожее на плохо отреставрированную скульптуру: перебитый нос, рассеченная шрамами кожа. Полковник ударил сапогом в грудь раненого с такой силой, что хрустнули ребра.
Рухнув на спину, словно поваленное дерево, Адам распростерся на земле, не в состоянии двинуться, едва дыша. Губы беззвучно шептали проклятия. Полковник отрывисто расхохотался и шагнул к коню.
Земля задрожала: всадники поскакали прочь. Беспомощный, Адам лежал под палящим августовским солнцем, повторяя страшную клятву: он выживет и освободит Илону. Он выживет, а человек с перебитым носом умрет от его руки!
- Шшш, тише. Все в порядке. Это всего лишь сон.
Звук медово-нежного голоса и аромат вербены привели его в чувство. Тело сотрясалось от пережитого кошмара, но сил унять дрожь недоставало. Стыдясь собственной слабости, Адам крепко зажмурился. На этот раз он знал, кто склонился над ним. Даже не открывая глаз, видел точеные черты. Губы ласково улыбаются, а в топазовых глазах затаилась печаль. Или, может быть, насмешка?
Картины ночного кошмара вновь замелькали перед мысленным взором, столь реальные, что Адам как наяву ощутил пыль и запах крови, и тело снова затряслось в лихорадке. Он знал: видения сгинут, если открыть глаза. Но он упрямо не размыкал век, опасаясь прочесть издевку во взгляде медсестры.
- Откройте глаза, - уговаривала Жюли. - Вы в Ницце, в клинике вашего брата. Вы в безопасности. - Одна прохладная ладонь легла на его щеку, вторая погладила влажный лоб.
Только ее тут не хватало! - думал Адам. Он хотел остаться наедине с тягостными воспоминаниями. Хотел оттолкнуть чуткие, нежные руки, но не смог. Ведь каждое их прикосновение сулило утешение и покой.
Адам с трудом разлепил веки: во взгляде его читалась такая мука, что Жюли задохнулась. Она привыкла иметь дело с физическими страданиями пациентов, но душевная боль, - не боль, агония! - застала ее врасплох. Готовая сделать все, чтобы облегчить эту пытку, и, опасаясь, что дара ее окажется недостаточно, Жюли коснулась губами впалой щеки.
Ощутив легкое прикосновение, Адам непроизвольно повернул голову, - так цветок пустыни тянется навстречу весеннему ливню. Уста их сблизились.
Шли минуты, а целомудренный поцелуй все длился. Молодые люди застыли, словно в оцепенении, не подозревая о таинственных силах, что уже пробудились к жизни в их душах.
Наконец Адам пошевелился, и Жюли инстинктивно отпрянула. Потрясенная до глубины души, с неистово бьющимся сердцем, она встала. Смущение и чувство вины охватили ее, не давая осознать значимость происшедшего.
Встретив смятенный взгляд девушки, Адам сомкнул веки. Но образ Жюли остался с ним как талисман, оградивший от ночных кошмаров, когда вновь наступила тьма.
Едва серо-голубые глаза закрылись, Жюли вздохнула с облегчением. Страдание и боль свели их вместе на краткое мгновение вне времени и пространства. Завтра, при свете дня, они и не вспомнят о случайном эпизоде. Второй раз за день Жюли взяла пациента за руку. Но на этот раз, дожидаясь, чтобы Адам заснул, она не грезила о Ференце Батьяни.
2
Жюли закончила перевязывать пациенту спину и принялась ловко бинтовать плечи. Доктор Буше, ассистент Ференца Батьяни, закрыл последнюю баночку с мазью и обернулся к девушке.
- Вы ведь скоро освободитесь?
- Еще минуты две, - улыбнулась Жюли. - Вам что-нибудь еще нужно, доктор Буше?
Слегка покраснев, молодой человек покачал головой.
- Просто хотел проводить вас домой, - тихо сказал он. - Если вы позволите…
Не успела Жюли ответить, в разговор вмешался пациент:
- Будьте добры, назначать свидания в другом месте и в другое время.
Нет, Адам Батьяни и святого выведет из себя, подумала Жюли, закусив губу: язвительный ответ так и дрожал на кончике языка. С того самого вечера, когда она избавила его от ночных кошмаров, Адам не упускал возможности выместить дурное настроение на медсестре, но других не задевал… вплоть до сегодняшнего дня.
Видя, как смутился молодой доктор, Жюли приветливо кивнула ему.
- Я, пожалуй, сама все закончу.
Решив, что в данном случае настаивать неуместно, доктор Буше собрал инструменты, застенчиво улыбнулся Жюли и вышел из палаты.
- Ну, и стоило ли грубить человеку ни с того ни с сего? - осведомилась Жюли, едва за ассистентом закрылась дверь.
- Ему? - Адам приподнял голову. - Я нагрубил вам.
- И то утешение! Полагаю, мне следует поблагодарить вас за оказанную честь?
Резкий тон медсестры заставил Адам изловчиться и взглянуть на Жюли.
- Ага, она таки умеет дать отпор! - Брови его сардонически изогнулись. - А я-то полагал, что вы - образец христианского всепрощения!
Прежде чем удостоить наглеца ответом, Жюли туго затянула повязку и закрепила концы бинтов. Адам сердито хмурился, золотистые пряди в беспорядке падали на лоб: ни дать ни взять непослушный мальчишка! Вот только язвительный тон и исполненный горечи взгляд не вяжутся с образом.
- Так оно и есть, - заверила Жюли, с трудом сдержав улыбку. - Но в вашем случае я решила сделать исключение.
Мгновение Адам смотрел на нее, а затем рассмеялся - к превеликому изумлению их обоих.
Когда я смеялся в последний раз? - спросил себя юноша и обнаружил, что не помнит.
Когда он смеялся в последний раз? - спросила себя Жюли и поняла, что вся его раздражительность и недовольство, все придирки последних дней изгладились из памяти, точно по волшебству.
Услышав смех брата, доктор Батьяни остановился в дверях: сердце его дрогнуло. Ничего подобного он не испытывал с тех пор, как впервые услыхал смех Марии, своей жены.
- Ну-с, - проговорил Ференц весело, проглотив комок в горле, - а меня вы посвятите в шутку?
- Ваш брат меня изводит.
- Ваша медсестра мне дерзит, - передразнил ее Адам.