Избранная Рада представлялась Р. Ю. Випперу "тесным советом" при Иване Грозном. Отметив, что название Избранная Рада принадлежит кн. Курбскому, историк говорит: "Ни у кого другого этого названия не встречаем; а русский эмигрант, разумеется, применяет его недаром: у него перед глазами высший совет, ограничивающий власть польского короля, "паны-рада".
По мнению К. В. Базилевича, "инициаторами в образовании "Избранной рады" были близкие к великому князю священник Сильвестр и дворянин Алексей Адашев… После пожара и московского восстания 1547 г. они собрали вокруг себя из княжеской и боярской знати людей, образовавших неофициальный совет при московском государе. Его следует рассматривать как собрание людей, принадлежавших к дворцовой знати, одинаково смотревших на задачи внутренней и внешней политики. Позже князь Курбский назвал его "Избранной радой" (советом) лучших, избранных людей". К. В. Базилевич полагал, что Рада "не имела постоянного состава". Историк верно, на наш взгляд, угадал характер Избранной Рады, считая ее "неофициальным советом". Но с ним трудно согласиться, когда он говорит, что этот совет (Рада) не имел постоянного состава, Если бы это было так, то Избранная Рада была бы долговечнее, чем это произошло в действительности.
Д. Н. Альшиц, обращаясь к Избранной Раде, подчеркивает, что царь Иван никогда не отождествлял ее "со своим официальным, лучше сказать традиционным "синклитом", т. е. Боярской думой или даже с Ближней думой". Довольно показательно, по Д. Н. Альшицу, то, что "оба полемиста - Иван Грозный и Курбский наделяют "совет", о котором у них идет речь, - Избранную раду функциями директории, фактического правительства. Поэтому точнее всего… Избранную раду правительством и называть. Это тем более верно, что в отличие от органа совещательного и законодательного - Боярской думы Избранная рада была органом, который осуществлял непосредственную исполнительную власть, формировал новый приказный аппарат и руководил этим аппаратом. Царь входил в правительство, фактически управлявшее страной в конце 40–50-х гг., и был удостоен в нем "честью председания" (по его утверждениям, лишь номинального). Он участвовал в его работе вместе со своими "друзьями и сотрудниками" Сильвестром и Адашевым. Это важнейшее обстоятельство придавало Избранной раде характер управляющей инстанции".
Группа, правившая в 50-е годы XVI века, - так характеризовал Избранную Раду Я. С. Лурье.
Интересные соображения по вопросу о соотношении понятий Избранная Рада и Ближняя Дума привел В. Б. Кобрин. Имея в виду своих предшественников в деле изучения эпохи Ивана Грозного, он пишет: "Предполагали, что термином "Избранная рада" Курбский передал русский термин "Ближняя Дума", круг наиболее близких к царю бояр, с которыми он советуется постоянно. Однако источникам XVI века Ближняя дума еще не известна, она появляется только в XVII веке. Кроме того, Сильвестр, будучи священником, не мог входить ни в Боярскую думу, ни тем более в ее часть - Ближнюю. Отсюда порой делают вывод, что Сильвестр не входил в Избранную раду. Но ведь вопрос можно поставить и иначе: раз Сильвестр входил в Избранную раду, она не была Ближней думой. Ведь об участии Сильвестра в правительственной деятельности сохранилось немало известий, возникших самостоятельно, независимо друг от друга… Вполне вероятно, что этот правительственный кружок был неофициален и не имел твердого, прочного названия". Среди названных положений В. Б. Кобрина наибольшую ценность, по нашему мнению, представляет положение о неофициальном статусе Избранной Рада, т. е. о ее неформальном характере. Именно неформальный характер данного государственного института позволяет понять многое в его загадочной и во многом темной истории.
Возражения историков против отождествления Избранной Рады с Ближней Думой не произвели серьезного впечатления на И. Гралю. И он убежденно заявил, что точка зрения С. В. Бахрушина "решающим образом повлияла на историографию", что вывод его "не был опровергнут", и "большинство исследователей признает существование Избранной рады", отождествляя ее с Ближней Думой. Предшествующий историографический обзор показывает поспешность подобных заключений. Сам же И. Граля считает бесспорным "факт образования на рубеже 50-х при царе группы советников, тесно связанной с Ближней думой или даже идентичной ей".
Следует упомянуть еще об одной концепции Избранной Рады, основанной на толковании слова избранный в значении выборный, избранный. Еще В. И. Сергеевич, отвечая на вопрос, из кого состояла Рада, замечал, что в нее "входили не все думные чины, а только некоторые из них, избранные". М. Н. Покровский, касаясь сюжета об управлении государством "в дни молодости Грозного", говорил, что во главе этого управления "стояла не вся дума, а небольшое совещание отчасти думных, а отчасти, может быть, и недумных людей, но члены этого совещания были избраны не царем, а кем-то другим. В пылу полемики Грозный даже утверждал потом, что туда нарочно подбирались люди для него неприятные, но из его же слов видно, что неприятны они были своей самостоятельностью по отношению к царской власти, и возможно, что именно этот признак и решал выбор. Если понимать слова Курбского буквально, то это совещание и называлось "советом выборных" - избранной радой, выборных, разумеется, от полного состава боярской думы, хотя и не всегда из этого состава. Повинуясь обстоятельствам, бояре должны были допустить сюда людей, не принадлежавших к их корпорации…".
Представления М. Н. Покровского об Избранной Раде получили недавно развитие в исследовании В. В. Шапошника, который, как и его предшественник, полагает, будто Курбский слово избранная применяет в значении выбранная. Правда, здесь же мы узнаем от автора, что "беглый боярин" хотя и пользуется данным словом в указанном значении, но подразумевает в нем и другой смысл - лучшая. Хотелось бы, конечно, большей определенности в этом принципиальном вопросе. Разумеется, вряд ли кто-нибудь решится возражать В. В. Шапошнику в том самоочевидном вопросе, что лица, входящие в Раду, не избирались "прямым, равным и тайным голосованием". Сомнение в другом: избирались ли они вообще. Подобное сомнение тем более уместно, что к мысли об избрании "радников" историк приходит довольно оригинальным способом. Он утверждает, будто лица, входящие в Раду, пользовались поддержкой "определенных социальных групп", чьи интересы отражали, и потому были "более-менее самостоятельны по отношению к царской власти". Этой поддержке В. В. Шапошник придает особое значение, поскольку "в глазах беглого боярина (Курбского. - И.Ф.) именно поддержка определенных общественных сил делала членов "Рады" "избранными", т. е. выбранными. Тогда при чем, спрашивается, здесь выборы? При том, оказывается, что царь по собственному усмотрению выбирал из различных общественных групп (сословий) своих советников и вводил их в Избранную Раду, полагая, что они "будут выражать интересы различных групп - бояр, дворян и духовенства". Но царский выбор есть, собственно, назначение. В результате получается так, будто Иван IV назначил представителей от разных сословий и собрал их вокруг себя в качестве советников, "зависимых не только и не столько" от него, сколько от этих сословий. Неудивительно, что для В. В. Шапошника Избранная Рада стала воплощением "некой формы представительства", схожей с Земским собором. И В. В. Шапошник говорит об этом вполне определенно: "Рада являлась представительным органом, своего рода моделью Земского собора…".
Если названные выше исследователи, несмотря на расхождения во взглядах на Избранную Раду, все же признавали ее реальность, то в лице И. И. Смирнова, А. Гробовского и А. И. Филюшкина мы встречаемся с историками, подвергающими сомнению сам факт существования данного института.