Вся эта мистификация меня забавляла и пугала одновременно. Неужели так просто ввести в заблуждение бывалых акул, плещущихся в бурных политических волнах? Неужели так легко заставить их поверить в существование могущественного политтехнолога, о котором еще час назад никто ничего не знал?
Получается, что просто, иначе они не включились бы с такой охотой в игру под названьем "кошки-мышки".
- Два года - это срок, - глубокомысленно заметил "смокинг", - а для такой очаровательной дамы - и подавно. Женские привязанности сродни погоде, то есть переменчивы. Александра побила все рекорды, так долго храня верность вам.
- Не стоило беспокоиться, - неприязненно сказал Леонид, и на лице у него явственно проступила тревога, как будто ему напомнили о давнем карточном долге.
- Девушка мечтает взять у вас интервью, - "смокинг" решил не тянуть резину.
- Я не даю интервью! - резко ответил Леонид. - Это всем известно.
Мы со "смокингом" переглянулись, и он сделал успокаивающий жест: не все еще потеряно, поборемся. Я расстроенно пожала плечами.
- Простите, Гений, а с кем вы сейчас работаете? - спросил Леонида невзрачный тип, все это время болтавшийся где-то на задворках компании. Леонид посмотрел на него как на безумного и ничего не ответил.
- Так с кем? - не отставал тип.
- Я не уполномочен сообщать подобные сведения, - с презрением сказал Леонид. - Они относятся к разряду сугубо конфиденциальных.
- Да бросьте! - Уязвленный и разозленный поведением Леонида "смокинг" скорчил брезгливую рожу. - Они, конечно, сугубо конфиденциальные, зато хорошо известны широкой общественности.
- Да? - Леонид внимательно посмотрел на него. - Возможно. Но не от меня.
- Какая разница - от кого. Как не бывает осетрины второй свежести, так не бывает тайны, которую хранят сотни доверенных лиц.
В этот момент кто-то дотронулся до моего плеча. Я вздрогнула, оглянулась и не поверила своим глазам - на меня, ласково улыбаясь, смотрел Александр Дмитриевич Трошкин, звезда отечественного политического небосклона.
- Прекрасно выглядите, - сказал он. - Похорошели.
У меня опять возникло странное чувство: с одной стороны, я верила, что он доподлинно знает, как неважно я выглядела раньше; с другой стороны, я точно знала, что раньше мы с ним никогда не встречались. То есть я-то видела его по телевизору неоднократно, а он меня - нет.
- Вы тоже, - мило улыбнулась я.
Трошкин усмехнулся и, видимо стремясь быть оригинальным, предложил мне выпить.
- Она не пьет, - немедленно встрял Павел. - И не вздумай увести от нас Александру. Ты опоздал. Она уже наша.
А вот это уже возмутительно! "Наша"! С чего бы?
Я презрительно дернула плечом и отвернулась от Павла. Трошкин заметил мой молчаливый демарш и одобрительно кивнул.
- Так и я не пью, - сказал он, не обращая на Павла ни малейшего внимания, и протянул мне тяжелый стаканчик. Себе политолог взял такой же. - За нас с вами…
Трошкин выпил и принялся выделывать с пустым стаканом что-то немыслимое - он крутил его в пальцах, как фокусник, катал по стойке и подкидывал, как мячик. Руки у него были маленькие и ухоженные, как у женщины, и ловкие до безобразия.
- Это у вас нервное? - спросила я, в основном чтобы прервать затянувшуюся паузу.
- Это - гимнастика для рук. - Трошкин смотрел на меня совершенно серьезно. - Такие манипуляции способствуют развитию интеллекта, потому что на кончиках пальцев находятся специальные нервные окончания…
- Развитию интеллекта способствуют гены папы и мамы, а также игра в шахматы и занятия математикой, - перебила я его, боясь, что сейчас известнейший политолог зарядит скучнейшую лекцию об акупунктуре. - Извините, вы не договорили.
- Правильно, меня надо одергивать. - Трошкин был сама либеральность и демократичность, не то что этот гнусный Манукян. - Вы мне нравитесь все больше. А потому позвольте пригласить вас за тихий столик в уголке. А то здесь слишком шумно и слишком много бестолочей. - В этом месте трошкинской речи Павел как-то нервно дернулся и стремительно удалился. - Нам надо кое о чем потолковать.
Найти тихий столик в уголке не составило никакого труда. Ресторан был скорее пуст, чем полон, и большая часть бомонда по-прежнему толпилась у бара. Кроме того, уголков в зале ресторана было ровно четыре, что неудивительно для помещения квадратной формы. Трошкину полюбился уголок около большого пластмассового дерева: судя по стволу - типичная береза, но листья к ней прицепили кленовые.
Меня подмывало спросить, с кем же он меня путает, но условия нашего с Леонидом задания не предполагали, что я направо и налево стану удовлетворять свое праздное любопытство. Путает - и ладно, наше дело пользоваться ситуацией и внедряться, внедряться, внедряться, как завещал Вася.
- Я хочу сделать вам предложение и очень надеюсь, что вы его примете, - несколько высокопарно начал Трошкин.
- Извольте. - Я постаралась подстроиться под его тон, но получилось, как всегда, плохо - вроде я над ним подсмеиваюсь.
- Не пугайтесь, речь идет не о предложении руки и сердца, - зачем-то разъяснил Трошкин.
- Понимаю, - кивнула я, - для этого мы не так давно знакомы.
И тут же наступила себе на ногу - вот дура, может, та, за кого он меня принимает, как раз его давняя знакомая.
- Вот именно, - согласился Трошкин, - как ни огорчительно, но приходится считаться с подобными условностями. Предложение мое куда менее судьбоносное и куда более скромное.
- Не томите, предлагайте, - выдохнула я.
- Я хотел заказать вам книгу. План такой - вы пишете ее за месяц, мы издаем ее в течение недели.
- Заказать книгу - мне?!
- А что вы удивляетесь? Пишете вы чудесно, быстро, легко…
Слушать комплименты в свой адрес я могу бесконечно. Более того, я страстно люблю, когда хвалят мои писания, время от времени восклицая: "Вот это тонко!" или: "Остроумно, ничего не скажешь". Но Трошкина мне пришлось перебить на самом приятном месте, потому что он нахваливал, увы, не меня, а кого-то другого, то есть другую, ту, с которой он меня перепутал. Пришла пора сознаваться и выходить из укрытия. Но сделать это следовало элегантно и тактично, чтобы не смущать известного политолога и не акцентировать внимание на том, что упражнения со стаканами лишь затуманили остроту его зрения и прямиком привели к легкому склеротическому тупику - своих не узнает, чужих привечает. Но у меня была еще одна цель, не очень красивая, зато полезная. Мне хотелось, чтобы Александр Дмитриевич Трошкин сам догадался, что "я - это не я", но уже после того, как я приму его сногсшибательное предложение. И тогда, если что-то человеческое в политологах все же есть, он должен почувствовать себя крайне неловко. Согласитесь, не очень прилично уговорить человека написать книжку, а потом вдруг хлопнуть себя по лбу и вспомнить, что, "оказывается, я не вам хотел сделать такое предложение".
Я посмотрела на Трошкина с благодарностью:
- Книжка будет называться: "МУР побеждает мафию"?
- Конечно, нет, - хмыкнул Трошкин.
- Неужели - "Мафия побеждает МУР"? Вы смелый человек.
- Книжка о нашем фонде, о его деятельности и, уж простите, обо мне, как о президенте фонда, - терпеливо разъяснил Трошкин.
- И вас не смущает, что я всю свою журналистскую жизнь специализировалась на криминальной проблематике? И ни о чем другом никогда не писала?
- Нет, не смущает, - ответил Трошкин. - К тому же сейчас-то вы пишете о политике, не так ли? Думаю, вам полезно будет познакомиться с деятельностью политического фонда.
Я поняла, что уже ничего не понимаю. Так он знает, что я - это я?!
- Простите, - растерянно пролепетала я, - вы случайно не знаете, как меня зовут?
Согласитесь, не хилый вопрос. Кого угодно можно поставить в тупик. Конечно, я хотела спросить по-другому, но от волнения не смогла нормально сформулировать. Впрочем, вопрос: "Кто я?" тоже прозвучал бы диковато.
Надо отдать Трошкину должное - он не испугался, а сочувственно взял меня за руку и спросил:
- Забыли? Вот беда. Вас зовут Саша. Фамилия - Митина. Вам двадцать семь. Работаете политическим обозревателем "Вечернего курьера". Что-нибудь еще?
- Достаточно. Большая книга? - слабым голосом уточнила я.
- Восемь авторских листов. Две тысячи - аванс, остальное - после сдачи рукописи. Всего десять тысяч. Долларов, разумеется. Вы согласны?
- А можно без аванса? - жалобно попросила я. - Вдруг работа не пойдет? Дело для меня новое, незнакомое…
- Нет, нельзя, - отрезал Трошкин. - Не пойдет - вернете деньги.
И он тут же выложил на стол пачку стодолларовых банкнот.
Я взяла деньги, положила в сумочку и растерянно оглянулась по сторонам, что совершенно естественно - когда совершают дурной поступок, всегда пугливо озираются. Первым, кого я увидела, оказался Леонид, и сказать, что он бесстрастно наблюдал за мной, значило бы гнусно соврать. Его большие глаза увеличились как минимум вдвое и переместились на лоб, а мне страшно захотелось показать ему язык: вот, дорогой мой, как надо работать. А потом я увидела блондинку, с которой Трошкин недавно прогуливался по аллее, и задор мой мгновенно улетучился. Она расположилась за столиком в другом "тихом уголке" ресторана и смотрела на меня с такой нескрываемой ненавистью, что жуть брала.
- Спасибо, я, наверное, вам надоела, - сказала я. - Детали совместной работы мы обсудим… ну, завтра, например.
- Нет-нет, Сашенька! - Трошкин пылко схватил меня за локоть. - Вечер только начинается, не уходите. Вот уже и ужин разносят.