Хотя до сего времени солдаты в Азове крепки, только для лучшего их укрепления надобно с полками нам поспешать; опасно того, чтоб вор их чем не прельстил".
В тот же день Петр получил от Долгорукого тревожное письмо о том, что часть Запорожцев двинулась на соединение с отрядом Драного, высланным Булавиным. Долгорукий не уведомил государя о своих планах относительно этого движения, и это еще более тревожило Петра. На следующий день, т. е. 14 июня царь писал г. майору следующее:
"Получили мы от вас ведомости, что запорожцы идут в случение к Булавину, а не пишет того, что ты против сего хочешь делать; и того накрепко смотрю, чтобы оным не давать случиться, но конечно, с помощью Божиею, на одну из них половину, то есть или на Донских, или на Запорожцев поди, понеже, когда случатся, тогда хуже будет".
Опасение Петра за медленность действий князя Долгорукого вполне оправдались через пять дней, когда царь получил от майора уведомление и отчет в его действиях. Между тем Долгорукий медлил не двигаясь путем к Черкаску и остановил даже полки, высланные Петром из Киева для защиты Азова. Петр письмом от 19 июня приказал двинуть на Дон батальон Ингерманландского и Бильсова полков и написал князю письмо, в котором выразил свое неудовольствие по поводу его медленных действий и давал инструкцию к более решительным и быстрым действиям.
"Господин майор!
Письма Ваши до меня дошли, из которых я выразумел, что вы намерены оба полка, то есть Кропотова драгунский и пеший из Киева удержать; на что ответствую: что пешему ежели опасно пройтить в Азов, то удержать у себя, а конный не мешкав конечно отправить в Таганрог. Также является из ваших писем некоторое медление, что нам было неприятно; и когда дождалися нашего баталиона Ингерманландского и Бильсова полков, тогда тотчас подите к Черкаскому и сослаться с Губернатором Азовским, чини немедленно, с Божиею помощью, промысл над теми ворами; и которые из них есть пойманы, тех вели вешать по городам Украинским. А когда будешь в Черкаском, тогда добрых обнадежь, и чтоб выбрали Атамана доброго человека, и по совершении оном, когда пойдешь назад, то по Дону лежащие городки також обнадежь; а по Донцу и прочим рекам лежащие городки по сей росписи разори и над людьми чини по указу. Piter
P. S. Надлежит опустошить по Хопру с верху Пристанный по Бузулук, по Донцу с верху по Лугань. По Медведице - по УстьМедведицкий, что на Дону. По Бузулуку все. По Айдару все. По Деркуле все. По Калитвам и по другим задонным речкам все. А по Илавле - по Илавлинский, по Дону до Донецкого надлежит быть так, как было".
VI
Указ о разорении означенных мест был после два раза подтвержден князю Долгорукому и копия с этого письма за подписью царя была 28 июня прислана к азовскому губернатору Толстому. А одновременно с приведенным выше письмом к майору Долгорукому Петр писал Азовскому губернатору следующее:
"Господин Толстой!
Письма ваши через Пискарского Мы получили, и о всяком поведении тамошнем в трудах ваших оный Пискарский нам донес, что Мы слыша о добром тамошнем состоянии зело радовались, за что вам благодарствуем, и притом объявляем, когда к вам полковник Кропотов прибудет с полком драгунским, тогда будет возможно, чтоб вы согласилися с доброжелательными Черкаскими казаками сухим путем, также убрав и водою один или два корабля, да брандеры, и одну или две галеры, промысл учинить над тем вором; буде ж не под силу вам будет, то дождався с другой стороны Господина Майора Долгорукова, и в то время також чини обще, с Божиею помощию, с обеих сторон над теми ворами промысел. Пойманных Турок с Калмыками, ежели будут Турки просить, и о том к вам станут писать, то к ним ответствуй, что оные пойманы с изменническими письмами вора Булавина, которые он от себя писал к Татарам, и что те воровские письма послал ты ко Мне, и без указу нашего их освободить не смеешь, для того что они взяты не так, как прочие полоненики, но с самыми воровскими письмами, яко злодеи сущие".
Между тем, в начале июля напряженное положение дел разрешилось самым благоприятным и счастливым образом для царя. Долгорукий, конечно, продолжал сидеть в Острогожске и боялся двинуться дальше на юг, где было самое горячее дело. Предупредить соединение Запорожцев с Донцами выступил бригадир Шидловский, под командой которого было, кроме его полка, еще три полка: драгунский Кропотова, полтавский и компанейский. Драный, с 5000 казаков, двигался на соединение с Запорожцами к Ямполю, где был назначен сборный пункт для запорожцев. В Валуйском уезде от его отряда отделились Голый Никита и напал на Сумской полк. Он перебил всех офицеров, полковника и солдат, не пожелавших пристать к казакам, и захватил весь обоз. Три полка под командой Шидловского окружили оставшуюся с Драным часть казаков недалеко от р. Тора, у Кривой Луки. Произошла жестокая битва. После пятичасового кровопролитного боя казаки уступили, потеряв своего атамана. Запорожцы засели было в Бахмуте, но Шидловский скоро принудил их к сдаче и истребил всех до единого. "Сдавались они нам, едной в том гаму нам не донесено, восприяли по начинанию своему", - так доносил он князю Долгорукому о "конклюзии", учиненной над "воровским собранием". Городок Бахмут был до тла разорен и выжжен".
VII
Битва эта происходила 1 июля. 6 числа того же месяца был отбит неудачный приступ казаков к Азову, а на другой день последовал трагический конец самого руководителя мятежного движения - Кондратия Афанасьевича Булавина. Казаки отправили депутации с повинною в Москву, Воронеж и в Острогожск, где стоял Долгорукий.
Доблестный майор теперь именно и решил пустить в дело быстроту и натиск для усмирения уже угасшего бунта. Узнав от присланной депутации о трагическом конце Булавина и перемене настроения во всем войске, он сейчас же двинулся в Черкаск и 15 июля, с дороги, писал Петру следующее:
"Я пошел к Черкаскому для лучшего укрепления казаков. Вашему величеству известно, какие они шаткие люди и нынешний атаман какого он состояния; как в Черкаском, так по всем городкам, по большим и по малым все изменили сплошь, и ежели в нынешний случай, что они в великом страхе от наших полков, под ними чего указом вашего величества не будет учинено, то конечно и впредь от них тогож ждать. Коли я был малолюден, то все вышеписанные воры всеконечно хотели меня совсем снесть; а коли я собрался и учинили поиск над Драным, то все начали робеть и бежать, и в Черкаской Драного сын прибежал с вестью, что отца его под Тором убили, и для того у них лучшая надежда пропала. Василий Фролов кой час услышал, что Драного убили, то он и все при нем сказали: ежели в Черкаском то сведают о Драном, конечно Булавина убьют, для того, что Булавин был дурак, все воровство и вся надежда была на Драного. Под такой случай надобно определение с ними сделать, чтоб и впредь им нельзя не токмо делать и мыслить, и вольность у них убавить.".
В конце июля Долгорукий подошел к Черкаску. Новый атаман Илья Зерщиков и старшины выдали ему, по его требованию, пущих заводчиков - 26 человек в том числе - сына и брата Булавина. Долгорукому этого показалось мало. Он потребовал выдачи всех Рыковских казаков, которые из всех низовых станиц принимали наибольшее участие в "воровстве". Атаман и старшины отказали ему в этом. Зерщиков за это после сложил свою голову на плахе перед глазами самого царя. Но старшины вполне резонно разсуждали, отказывая Долгорукому в его требовании выдачи Рыковских казаков. В откровенной беседе с г. майором, Зерщиков и есаул Соколов сказали, "что они все этому делу виновны, и ежели это дело разыскивать, то все кругом виновны". В письме царю из Черкаска Долгорукий с особенным усердием настаивал на том, что "не только Рыковские - все сплошь Черкаские в том воровстве равны", и просил разрешения подвести всех "под главу".
"За их воровство всех сплошь рубить - и того мне делать без указу вашего величества невозможно". - не без сожаления писал он в заключение своей реляции.
Царь, не отличавшийся особой мягкостью сердца, обнаружил большую дальновидность, чем не в меру усердный исполнитель его предначертаний. Сложившее оружие казачество было еще достаточно внушительной силой, которую ненужная жестокость могла объединить и снова поднять против Моск. Правительства, а это пока не входило в расчет самодержавного строителя государства. И потому приказом от 15 авг[уста] он предписывал ему несколько умерить свой усмирительный пыл.
"Господин майор!