Массивные спортивные часы охватывали тонкое, жилистое запястье Татьяны, подчёркивая его хрупкость. Впрочем, истощение ей не грозило: одно то пирожное тянуло калорий на пятьсот, да ещё кофе со сливками и сахаром - на двести. Беспорядочное и редкое питание девушка частенько пыталась уравновесить вот такими сверх-калорийными перекусами, могла целый пакетик орехов за один присест сгрызть и "заполировать" его сухофруктами, но всё равно оставалась поджарой, как русская борзая. Потому что бабушкины сырники и пирожки зачастую оставались нетронутыми - ну, или чуть надкушенными. Татьяна вообще была плохим едоком, чувство голода у неё почти отсутствовало, и только нарастающая слабость сигнализировала ей о том, что пора подкрепиться.
- Спасибо, ба. Что б мы без тебя делали?..
- С голоду померли бы точно, - покачала головой бабушка.
Татьяна намазала повидло на пирожок с картошкой и грибами, чем нанесла удар бабушкиным понятиям о сочетаемости видов пищи.
- Ну, ты даёшь! - поразилась та. - Как так можно есть, не понимаю…
- Ба, фшё ошень фкушно, - пробормотала Татьяна с набитым ртом. - Шпашыбо ышо раж.
- Ну, хоть так поешь, - вздохнула бабушка, сдаваясь. - А то носишься, как веник с пропеллером, вся еда - на бегу… Разве так можно! Желудок себе смолоду испортишь только…
Тинка уже закончила свои уроки и что-то самозабвенно слушала в наушниках, прикрыв глаза. Её мохнатые ресницы трепетали, губы вздрагивали, а истаявшая, худая рука дирижировала в воздухе. Что там у неё звучало? Конечно, классика, что же ещё! Татьяна заглянула в монитор компьютера: Вивальди. Музыкальная память у сестрёнки была феноменальная, а жажда познаний в этой области - ненасытная.
Татьяна хотела удалиться на цыпочках, но Тинка заметила её и сдвинула наушники с одного уха. По её взгляду, постепенно приобретавшему осмысленное выражение, было видно, как она возвращается с небес на землю.
- Сегодня было первое занятие с Любовью Васильевной, - сообщила она.
- И как всё прошло? - Татьяна присела на корточки рядом с сестрёнкой.
- Здорово, - серьёзно, с жаркими огоньками во взгляде, ответила та. - Это совсем не то, что заниматься самой. У меня эмоции через край хлещут… Я могу расчувствоваться и зареветь. С этим надо бороться.
- А почему ты ревёшь? - Татьяна коснулась подбородком перекошенного плечика, ткнулась носом в щёку Тинки.
Та ответила только одним словом:
- Музыка…
Гораздо больше сказали её глаза, в которых и сейчас плавала влажная пелена.
По дороге в студию Татьяна присела на скамейку в парке: её вдруг накрыло беспросветное отчаяние. Душа выла волком. Дети катались на каруселях, майская суета порхала в воздухе на легкомысленных крылышках, но перед глазами Татьяны встала укрытая венками могила, а на памятнике - Тинкино личико…
Ноутбук - на колени, наушники - в уши. Пальцы забегали по клавиатуре.
"Привет… Прости, у меня настроение дурацкое, хочется выговориться. Я боюсь, что мы не успеем собрать деньги. Когда родители были живы, они чего только не делали… Чего только не было! Бесконечные больницы, обивание порогов. Бесплатную операцию не получилось выхлопотать. А потом отец устал. Ушёл к другой женщине - беспроблемной. Маму это предательство подкосило. Её не стало… А потом и отец умер. И сейчас вот я бьюсь… Но даже если я буду работать двадцать четыре часа в сутки, мне не заработать столько… Извини, ни к чему тебе мои проблемы…"
Щелчок клавиши - и недописанное сообщение отправилось в корзину. В самом деле, к чему подруге по переписке её заботы? Да и собирать деньги "всем миром" можно годами, а состояние здоровья сестрёнки требовало немедленных действий.
Среди парковой суеты субботнего дня Татьяна искала в интернете информацию о потребительских кредитах. И, контрастируя с прозаичностью этого поиска, в наушниках фоном звучал Тинкин божественный голос - запись "Una furtiva lagrima" в её исполнении. Любительский микрофон не передавал в полной мере всей его пронзительно-грустной (предсмертной?) красоты, но никакие недостатки домашней аппаратуры не были над ним властны. Он побеждал их. Глаза оставались сухими, но душа всё так же выла волком.
А на скамейке неподалёку сидела её брюнетка из комикса. Живая, с тронутыми ветром длинными и тяжёлыми прядями каштановых волос и изящными, тонкими щиколотками. Та - и одновременно не та. Рисованная брюнетка была гораздо "фигуристее", с соблазнительными изгибами, а эта - астенически-хрупкая, напряжённая, с застывшей в тёмных глазах тревогой. Тоже, наверно, постоянно забывала поесть…
- Мама, я кушать хочу! Можно мне бутербродик?
А вот и ещё одно отличие героини от прототипа. Оно подбежало к незнакомке, оставив свои цветные мелки на асфальте, и та зашуршала пакетом, доставая еду. На скамейке рядом стоял блестящий термос из нержавейки. Незнакомка держала на коленях блокнот, а в длинных нервных пальцах вертела карандаш.
Её взгляд словно бы мягко вытолкнул скамейку из-под Татьяны, и пространство поплыло вокруг неё тополиной суматохой.
Звонок Антохи пробился сквозь кокон тёплого солнечного морока.
- Ты где? Клиентка пришла на фотосессию!
- Слушай, будь другом, возьми её на себя, а? - пробормотала Татьяна, глотая сухой комок.
Нельзя сейчас уходить, никак нельзя: брюнетка ускользнёт.
- Может, и зарплату твою я тогда тоже себе возьму? - съязвил коллега. - Это, вообще-то, твой заказ.
- Э! - приходя в себя от этой шуточки, воскликнула Татьяна. - Я те щас дам - "возьму"!… Ладно, я скоро буду, минут через… несколько. Предложи пока клиентке кофейку, пусть переодевается, готовится.
Татьяна выбежала из парка и вскочила в подошедшую маршрутку. Ехать было всего две остановки - напрасная трата денег при отсутствии спешки, но сейчас ей пригодилась бы способность телепортироваться.
Через полтора часа, отработав с клиенткой, Татьяна вернулась в парк. Администратору она наплела что-то про заболевшую бабушку; голова плыла, охваченная жаром, в груди стоял кузнечный грохот и гул, проклятый живот ныл. Сколько шансов, что брюнетка всё ещё здесь? Да один на сто тысяч, не более… Татьяна сама не ожидала от себя такого безрассудства: бросив всё, бегать по парку в поисках женщины, похожей на вымышленного персонажа - это был просто верх… Верх чего? Даже слово не подбиралось, застряло где-то между тополиных крон.
Нет, похоже, всё это зря… Купив охлаждённую воду, Татьяна остановилась у ограждения карусели, чтоб перевести дух; покатала бутылочку по разгорячённому лбу, открыла, плеснула в ладонь и смочила виски. Ветерок лизнул влажную кожу милосердной прохладой, а потом вода наконец пролилась в стиснутое сушью горло.
Это был один шанс из миллиона, но Татьяна его поймала. Брюнетка сидела на скамейке у входа в детский городок. Один шанс из двух миллионов: их роднило одно и то же хобби. Может ли тональный крем зажечь в небе солнце? Может, если небо бумажное, а солнце нарисованное.
Если рояль обычно прячется в кустах, то пастельные мелки от разных наборов валялись на дне сумки - огрызки и обломки, которые Татьяна всё не удосуживалась выложить. Рисование пастелью она уже года три как забросила, перейдя на чёрно-белые комиксы, и сумку не меняла столько же лет. Мелки жили там привычно, пачкая подкладку, и вот сейчас пригодились.
Один шанс на три миллиона: Татьяна рисовала брюнетку, а брюнетка рисовала её в своём блокноте.
Звали незнакомку Лия, и должность у неё была довольно прозаичная, не связанная с искусством - помощник главного бухгалтера. Где именно она занималась бухучётом, Татьяна пропустила мимо ушей: живот скрутило спазмом, но она волевым усилием подавила его, мысленно завязав кишки узлом. Треклятая утроба не должна была всё испортить, только не сейчас!
- Вы художник?
- Да нет, просто увлекаюсь в свободное время. Я фотограф. Тут неподалёку наша студия.
- Здорово… Ой, а детские художественные фотопортреты вы делаете? Мне давно хочется Катюшку сфоткать как-нибудь… красиво.
"Как-нибудь красиво" - с этим пожеланием приходило большинство клиентов; редко кто точно знал, чего хочет. Ну, а сотрудники студии должны были проникнуть в самые потаённые мысли заказчика и угодить ему.
- Вообще-то у нас Антоха… То есть, Антон… Он спец по детским и семейным фото, - призналась Татьяна. - А я с детьми не работаю.
- Жаль, - проронила Лия, грустновато и кротко улыбнувшись. - Мне почему-то показалось, что вы с детьми должны хорошо ладить.
Она так стрельнула своими тёмными глазищами - мягко и вместе с тем обжигающе, что кишки Татьяны вырвались из волевого узла. Хорошо, что хоть не забурчали оглушительно, что и явилось причиной того памятного провала на свидании, но ощущения были не из приятных - глаза из орбит чуть не полезли.
- Я… Кхм, я, с вашего позволения, отлучусь буквально на минуточку, - сдавленно проскрежетала Татьяна. - Вы… не уйдёте?
- Я никуда не тороплюсь, - улыбнулась Лия. - Катюшка в этом городке надолго застряла.
Татьяна еле успела добежать до уличного туалета. Там её чуть не вывернуло наизнанку от вони, а возвращалась она к скамейке на трясущихся ногах, про себя молясь, чтобы Лия ни о чём не догадалась.
- Кхм, прошу прощения, мне нужно было… сделать звонок по работе, - придумала она неуклюжее объяснение.
Лия безмятежно кивнула: кажется, она поверила в это оправдание, а может, просто тактично не подала виду. Её дочка уже наигралась в детском городке и сейчас застенчиво льнула к коленям матери, завидев незнакомку.
- Это Таня, - представила Татьяну Лия. - Она умеет делать красивые фотографии. Ты хочешь сфотографироваться?