- Вы что, не любите, когда демонстративно едят мороженое? - с легкой издевкой спросила она.
- Почему же, - ответил я. - Люблю.
Девушка медленно курила. Ей это очень шло.
- Так хочется отсюда уехать, - доверительно призналась она, - Вот кончу школу, сразу же смотаюсь к чертовой матери.
- Не нравится город?
- Ха! Город… Что здесь может нравиться? Пустынные улицы, по которым надо каждое утро таскаться на работу. И видеть там одни и те же рожи. Кош-ш-мар.
- Привыкнете. Человек ко всему привыкает.
- А я не хочу привыкать, - капризно сказала она.
- Постойте, - спохватился я. - Вы же говорили, то учитесь в школе.
- Это я наврала. Люблю, знаете ли, врать. - Девушка выпустила в мою сторону струйку дыма. - А вы чем занимаетесь?
- Рассказики пишу, - ответил я.
- Юмористические?
- Разные.
- И о чем, если не секрет?
- Да ни о чем, - усмехнулся я. - О жизни вообще. О том, что при всей ее трагичности каждый наш день - это праздник.
- А-а, - понимающе протянула девушка. - Я тоже когда-то сочинила несколько стихотворений. Про снег. И даже послала их в журнал, написав в письме: "Посылаю вам стихи про снег. Мало кто обращает внимание на то, как падает снег…" А они мне ответили: "Вот вы прислали стихи про снег и пишете, что мало кто обращает внимание на то, как он падает. Это неверно, люди многих профессий обращают. Например, дворники. Им же потом его убирать".
Девушка рассмеялась. Смех ее звучал приятно.
- Вы, наверное, зиму любите? - предположил я.
- А вот и не угадали. Я люблю лето. Лето и сладости.
Я полез в сумку, где у меня лежал шоколад, купленный еще в Москве.
- Хотите шоколадку?
- Кто бы отказался.
Длинным ноготком она надорвала обертку, отогнула в сторону фольгу и, отломив дольку шоколада, положила в рот. Я ощутил в груди холодок возбуждения. Мне вдруг остро захотелось коснуться пальцами ее чувственных губ.
- Сколько вам лет? - чтобы хоть как-то сбить шальное желание, спросил я.
- Шестнадцать, - запивая шоколад шампанским, ответила девушка.
Выглядела она старше.
- Опять врете?
- Ну, девятнадцать. Какая вам, в сущности, разница? - Она поставила пустой бокал на стол. - Знаете, чего я больше всего на свете хочу?
- Наверное, сто плиток шоколада.
Девушка снова звонко рассмеялась.
- Этого я тоже хочу, - отсмеявшись, сказала она. - Но больше всего мне хочется сидеть на берегу океана в шезлонге, чтобы чернокожий маленький бой подавал на подносе ананасовый сок и, низко кланяясь, говорил: "Ананасовый сок, мэм". Здорово, правда?
- Здорово, - согласился я. Девушка нравилась мне все больше и больше. И не только в сексуальном плане.
- Ну ладно, мне пора. - Она встала. - Было очень приятно поболтать.
- Давайте я вас провожу, - предложил я. - Все-таки уже почти вечер.
- А я ничего не боюсь, - лихо тряхнула девушка каштановыми волосами. - У меня есть ангел-хранитель. Видите? - показала она рукой себе за спину. - У него пушистое белое оперенье и голубые глаза.
За спиной у девушки, конечно же, никого не было.
- Вижу, - сказал я. - Только глаза у него не голубые, а зеленые. Как у вас.
- Пока, - улыбнулась она. - Спасибо за шоколадку.
- Может, мы с вами еще как-нибудь встретимся? Или вы уже замужем?
- Уже замужем. Но, думаю, мы с вами все равно как-нибудь встретимся. В нашем городке невозможно не встретиться.
И, улыбнувшись еще раз, девушка вышла.
5
Идти к матери было рано. Она, скорее всего, работает у себя в мастерской. А трепаться с ее новым мужем я особого желания не испытывал. Тащиться же в мастерскую на другой конец города мне тоже не хотелось.
И я решил сходить в кино.
У стеклянного окошечка кассы никого не было. Скучающая кассирша покрывала ногти перламутровым лаком.
- Хороший фильм, не знаете? - спросил я у нее.
- Боевик, - с гримасой отвращения ответила она. - Пойдете?
Я кивнул.
- Тогда берите сразу пять билетов.
- Это еще почему? - слегка опешил я.
- Потому что для одного зрителя мы фильм показывать не будем.
- А может, еще кто-нибудь подойдет?
- Держите карман шире. - Кассирша зевнула. - Ну так берете или как?
Делать было нечего. Не болтаться же под дождем.
- Ладно, - протянул я в окошко деньги, - давайте ваши пять билетов.
Кассирша оказалась права. Никто больше не пришел. Я сидел в пустом зале в гордом одиночестве. Свет погас. На экране замелькали автомобильные погони и перестрелки. В поезде я не выспался и поэтому преспокойно уснул под непрекращающиеся автоматные очереди.
Проснулся я где-то уже к концу фильма. От мощного взрыва. Белокурая красавица, зажимая на животе рану, медленно падала с десятиметровой вышки в роскошный бассейн. За кадром звучала душещипательная мелодия.
Пошли титры. Фильм кончился.
Семь лет назад в этом кинотеатре работал мой приятель Сергей Дерябин. Он был старше меня года на два. И я никогда толком не мог понять, что он за человек. Все ему было "по барабану". Учился он в школе хорошо и мог бы без особого напряга поступить в любой институт. Но Дерябин не стал этого делать. А пошел работать киномехаником. Помню вытянутые физиономии его папаши-архитектора и мамаши-искусствоведа, когда Серега сообщил им о своем решении.
Интересно, где он сейчас?
Только я успел об этом подумать, как дверь кинобудки отворилась и оттуда вышел Дерябин.
- Серый?! - не поверил я своим глазам.
- Руднев?! Ты откуда?
- От верблюда. - Я пожал ему руку.
- Слушай, по этому поводу надо выпить. Ты как насчет этого?
- Положительно.
В кинобудке стояли два громоздких кинопроектора, а в углу примостился небольшой столик. Сергей выставил на него бутылку "Распутина", стаканы; быстро сделал бутерброды с копченой колбасой и сыром.
- За встречу, - сказал он, разливая водку.
Мы выпили.
- А теперь давай, хвастайся своими успехами. - Дерябин закурил.
Чем хвастаться, я не знал. С одной стороны, я, конечно, жил в Москве, работал в газете, у меня была любовница-актриса. Но, с другой стороны, жилье - коммунальное, газетка - задрипанная, а любовница играет в детском театре кикимору.
В общем, я рассказал Сереге все то, что было с "одной стороны", умолчав про другую. Он слушал меня, рассеянно поглядывая на экран маленького телевизора, стоявшего тут же, на столе. По телеку гоняли музыкальные клипы.
- А ты все девять лет здесь и торчишь? - спросил я, когда мы выпили еще по стаканчику.
- Девять лет - это не так уж и много, - философски заметил Сергей.
- Ну, не знаю, - покачал я головой. - По-моему, ты просто плывешь по течению. А в жизни надо пробиваться. Плыть против течения.
- Когда плывешь в канализации, все равно, как плыть - по течению или против. - Он меланхолично жевал бутерброд. - Хотя придется отсюда сваливать. В кинотеатр никто не ходит, скоро тут будет дансинг-клуб. Но я себе уже подыскал тепленькое местечко.
- Что за местечко?
- В Парке культуры, тиром заведовать. - Дерябин налил себе и мне. - Вздрогнули.
Мы "вздрогнули". Я чувствовал, что начинаю пьянеть.
- Не пойму я, Серый, почему у тебя нет желания найти что-нибудь поприличнее?
- "Кто оставляет желания, отказывается от страстей, притупляет стремления, освобождает мысли от путаницы, - тот мудр". Знаешь, кто это сказал?
- Нет. А кто?
- Хрен в малиновом пальто! - Серега громко расхохотался. Он тоже уже порядком окосел.
Музыкальные клипы закончились, и на экране возник слащавый тип в кепочке.
- Здравствуйте, дорогие телезрители, - сказал он в микрофон, - мы с вами находимся в Каннах…
- "Мы с вами", - передразнил его Дерябин. - Вот придурок!
- …Сейчас здесь проходит очередной кинофестиваль. Наше отечественное кино представлено замечательным фильмом Евгения Баварина "Корабль, идущий в Эльдорадо". Это драматическая история о том, как…
Сергей протянул руку и выключил телек.
- Кстати, о Баварине, - сказал я. - Хочешь верь - хочешь не верь, но я приехал сюда вместе с ним. В одном купе. Мы даже немного побазарили.
- Чего он здесь потерял?
- Понятия не имею. Говорит, на малую родину потянуло.
Дерябин разлил по стаканам остатки "Распутина".
- Вот за малую родину и выпьем.
Мы опять выпили. Я закурил.
- А как ты жил все это время? Рассказывай.
- Никак, - повертел Серега в руках пустой стакан. - Ел, пил, спал.
- И все?
- Еще женился.
Это была новость!
- Ты женился?! Не может быть!
- Сам удивляюсь. Иду как-то по улице, смотрю - девушка стоит с печальным лицом. А меня, если ты помнишь, возбуждают печальные лица. Вот я на ней и женился.
- Серж, - высокопарно произнес я, - позволь мне высказать одну гениальную мысль. О женщинах.
- Валяй, Руднев, - позволил Серега.
- Женщина требует тебя целиком. Как музыка. Она берет тебя и в тебе же растворяется. Без остатка. Пере-перенасыщает. Понимаешь?
Я сам толком не понял, что сказал. Дерябин тоже не врубился.
- Не понимаю, - пьяно мотнул он головой, - и понимать не хочу. Чего мы все о бабах да о бабах. Давай поговорим о мужиках.
- Ноу, - сказал я, вставая. - Мне надо топать на свидание к одной не слишком молодой красавице.
- К матери, что ли? - догадался Серега. - Как она поживает? Замуж опять не собирается?
- Она уже замужем. - Я нетвердой походкой направился к двери. - Пока, Серый. Спасибо за чай.