- Конечно, - сказала Варя в телефон. - Здорово. - Кстати, подумала она, если его наградят, то и другие захотят такую же конфетку. А значит, ей станет легче работать на благотворительный фонд.
- Я пришлю вам бумагу, вы подпишете рекомендацию…
Этот хозяин пивоваренного завода действительно сделал много для музея, а точнее - для создания отдела родной природы. Он оказался поклонником птиц. Варя сама видела, как загорелись его глаза и задрожали руки, когда он понял, сколько магнитофонных лент с голосами птиц в ее фонде.
"Это надо издать, растиражировать". Он шумно дышал. Варе показалось, что этот здоровяк похож по своей резвости на фокстерьера, который долго жил у них, но, к всеобщей печали, уже покинул этот мир. Жаль, огорчалась Варя всякий раз, стоило ей подумать о собаках, что у них такой короткий век. Только полюбишь, только привяжешься - а срок исчерпан.
"Но… разве так бывает только с любовью к собакам?" - насмешливо спросила она себя. Так происходит со всякой любовью. Поэтому после смерти Фокса Варя больше не хотела заводить собак. Как не хотела и новой любви после того, как скончалась ее первая… Надежнее всего, решила она, любить жизнь, по крайней мере ты не узнаешь, что она кончилась. Она ведь кончится вместе с тобой.
Варя всегда любила ясность и добивалась ее. Это у нее от деда. Сколько раз она сидела с ним в кустах, притаившись, почти не дыша, чтобы точно узнать, кто поет. Они с ним замирали, упершись коленями в мокрый мох. Они терпели, не произнося ни звука, когда оводы впивались в шею и наслаждались вседозволенностью, как делают все жаждущие чужой крови. Все не важно, все переносимо для собирателей птичьих песен.
У претендента на награду, пивовара Скурихина, живут самые настоящие породистые русские канарейки, точно такие, какие три века назад жили даже в царских покоях.
- Таких канареек, - рассказывал он однажды, усевшись напротив нее в кресле, - держал еще мой прадед. Хотите посмотреть-послушать, Варвара Николаевна? Я помню, когда был студентом и заходил к вам, Родион Степанович говорил, что вы наверняка продолжите его птичье дело.
- Я продолжаю, - сказала она ему. - Я создам условия для птичьих голосов с вашей помощью. - Она улыбнулась ему так нежно, как только могла.
- А я завел себе канареек. Знаете ли, душа тоскует по лесу… Хотел стать орнитологом, но времена переменились.
- Пивная пена затмит своей пышностью и густотой пышность и густоту любого леса, - в тон ему сказала Варя.
- Вы все правильно говорите, Варвара Николаевна. - Он опустил голову. - Гм, Варвара Николаевна, - повторил он. - Я же, девочка, знаю тебя с детства, а вот что-то есть в тебе такое, что не дает мне говорить: Варюха и "ты".
- Я думаю, мой пост и кресло, да? А может, и этот флигель.
- А ты знаешь, что это за флигель? - Он сощурился.
- Знаю. В нем жила любовница хозяина поместья, в котором наш музей. Сам он жил в главном доме.
- На его месте я забрал бы ее отсюда в главный дом, - сказал Скурихин и пристально посмотрел Варе в глаза. Ничто не изменилось в Варином лице, в эту игру они с Серафимом играли давно, с самого начала, как она стала директором благотворительного фонда.
- Но у него была жена, - насмешливо бросила Варя.
- Побыла и вся вышла. Как у меня. Ты знаешь, что я снова свободен?
- Ах, какое волнение для местных дам, - ехидно бросила она. - Рада за них. Перестанут скучать.
- Как бы я хотел, чтобы ты сказала: "Для всех местных дам". - Серафим подчеркнул слово "всех" и снова, не мигая, уставился на ее губы в ожидании.
- Для всех местных дам, - сказала она и увидела, что он одобрительно кивает. Но тут же добавила: -…которые готовы претендовать на новую роль в вашей жизни, Серафим Федорович.
- Думаешь, легко все время ошибаться? - спросил он с искренним огорчением в голосе.
- Трудно? - с участием поинтересовалась Варя.
- Черт его знает, в чем дело. - Он пожал плечами. - Женишься - вроде честная женщина, поживешь - как подменили. Сколько раз пробовал, а все то же самое.
Варя улыбнулась и спросила:
- А теперь?
- Вдовствую. - Он с облегчением вздохнул.
- Как? Прямо вот так, да? И это… кара за… обман? - насмешливо полюбопытствовала она.
- Господь с вами, Варвара Николаевна. - Он попытался помотать головой, но шея была такая толстая, что голова повернулась на одну восьмую оборота, не больше. - Неужели я…
- Нет, что вы, Серафим Федорович, - поспешила успокоить его Варя. - Да и вообще все это не мое дело. Ваша благотворительность…
- Может, думаешь, что я грехи замаливаю? - Он сощурился. - Нет, просто я могу и хочу… - Он сделал паузу, окинул ее таким пристальным взглядом, что Варя едва не расхохоталась. Она удержалась, не желая его обидеть. - Могу и хочу, - повторил он, - сделать для города что-то полезное. Мой прадед, думаешь, чем занимался?
- Водкой, - быстро ответила Варя.
- Точно. Все знают и помнят. - Он вздохнул. - Если бы он компот варил, все давно бы про него забыли. Интересно получается, да? Почему-то то, от чего выпадает людям зло, в голове заседает крепче. Водка ведь зло, правда? - Он засмеялся, поднял руку, будто держал в ней стакан, поднес ко рту. Закинул голову и влил в себя невидимую жидкость. - Мой прадед велел передать своим потомкам: "Вы должны жертвовать на добрые дела в память обо мне". - Скурихин вздохнул. - Эх, если бы всякий человек имел крепкую волю…
- Тогда ваши доходы сократились бы… И вы бы не жертвовали столько, сколько сейчас, - заметила Варя.
- Да. Слаб человек. Слаб. - Он покачал головой. - Но не нам критиковать Создателя…
И не ей критиковать Скурихина, одернула себя Варя. Он уже много сделал для музея, а для ее отдела стал самым первым настоящим спонсором.
А все произошло вот так.
2
Когда Варя Беломытцева пришла работать в музей, ей показалось, что она окунулась в глубокое прошлое, хотя отдел родной природы - это и настоящее тоже. Варя оказалась за чистым столом и за чистым листом. Родион Степанович, ее дедушка, сумел добыть старый, списанный в институте компьютер.
Однажды, набирая текст, утомившись от ныряния взглядом в оригинал, который лежал слева от клавиатуры, она разозлилась настолько, что написала письмо директору. Ей нужен сканер, вот и все.
Директор вызвал ее к себе, вынул ее заявку и, пристально глядя на нее, уложил в папку с надписью: "Для спонсоров".
- Все поняла, Варвара Николаевна? Вот у них, - он потыкал желтым от табака пальцем в слово "спонсоров", - проси. - Потом отодвинул папку подальше от себя, и этот жест Варе показался брезгливым.
Чем дольше Варя работала в музее, тем яснее понимала, что ей придется научиться просить. Она не умела этого делать, и одна мысль, что она с кем-то чужим заговорит о деньгах, вгоняла ее в тоску.
В тот вечер Родион Степанович вернулся домой позднее обычного.
- Смотрите, девочки, с чем я сегодня! - Он засмеялся и опустил на пол прихожей коробку, в которой что-то звякнуло.
- Папа, ты купил наконец нормальную люстру в свою берлогу? - сказала Лидия Родионовна.
- Люстру? Да зачем она мне? - Родион Степанович покрутил головой. - Нет, я прошу вас, более того, я настаиваю, чтобы вы угадали, что я принес.
Варя уставилась на коробку из светлого картона.
- Родион Степанович принес нечто, чего никогда не приносил.
- Да. - Он вздохнул. - Ты, Варвара, не назвала сам предмет, но учуяла суть. Неужели какая-то разбилась? - Он втянул носом воздух. Пышные усы заколебались, борода вздернулась вверх, когда губы разъехались. - Дар-р-р… спонсор-pa! - прорычал он угрожающе.
- Кого? - удивилась Лидия Родионовна. - Папа, нам грозит еще один приб… - Она не договорила и прихлопнула рот ладошкой.
- Мама, он не прибалт, - насмешливо заметила Варя. - И я прошу тебя, перестань опасаться этого слова. Я практически здорова, - фыркнула Варя. - Где же ты откопал себе спонсора?
- Я? Ты думаешь, твой дед может у кого-то что-то просить? - Он выпятил грудь и подбоченился. - Всегда просили меня о чем-то. А если мне что-то было нужно, меня умоляли это принять… Понимаешь? Чувствуешь разницу?
- Кажется, я догадываюсь. Варины светлые брови сошлись на переносице. - В коробке звенят бутылки с пивом. А одарил тебя пивной божок Скурихин. Твой бывший студент.
- Ты просто… ручная Агата Кристи, - похвалил дед. - Все верно.
- Ручная? - повторила Лидия Романовна. - Как это, папа?
- Ну, домашняя, так будет точнее, - хмыкнул он.
- Родион Степанович, научи-и. - В голосе Вари слышалась такая искренняя мольба, что дед засмеялся.
- Что, приперло, да? Ох, музейный ты наш работник. Ладно. - Дед наклонился над коробкой и поднял ее. - Лидия, сушеную красноперку из Астрахани на стол! Соединим дары и поговорим о том, как надо обходиться со спонсорами.
Семейство уселось за стол, который занимал половину кухни. Большие пивные кружки с певчими птицами на боках вспенились, Родин Степанович постучал красноперкой по краю стола. А потом снял с нее шкурку и впился пальцами в хребет, отрывая длинные мясистые полоски.
- Какой ты ловкий, папа, - удивилась Лидия. - Я не помню, чтобы ты когда-то ел сушеную рыбу с пивом.
- Память юности, дорогая дочь. Прежде пиво и сушеная рыба относились к числу деликатесов. - Они выпили по большому глотку пива, и Родион Степанович сказал: - Скурихин - молодец. Нашел себя парень.
- В таком случае зачем он искал тебя? - спросила Варя.
- Тоже память прошлого. - Он улыбнулся. - Тревожит. Знаете, сквозь вот такую пену, - он поднял кружку и поднес ее к глазам, - ему хочется увидеть то, что ему до сих пор кажется значительным. Но по-прежнему недосягаемым.