И над степью, над даурскими сопками звенела живая, всем понятная музыкальная фраза: «Командира! Командира!»
Офицерские кони нетерпеливо перебирали ногами, ожидая лишь прикосновения шенкелей, чтобы сорваться с места и мчать туда, куда настойчиво звал боевой сигнал.
И скакали аллюром три креста на призывный звук командиры эскадронов, лихие смелые люди.
Командира…
Мои командиры… Уважение к ним, возникшее в годы службы, сохранилось и живет до сих пор.
Были это люди разные — взрывные и уравновешенные, суровые и веселые, прямолинейные и уклончивые, молчаливые и неумолчные. Далеко не каждое общение с ними доставляло удовольствие и вносило в душу успокоение. Зато почти всякий раз хотелось сорваться с места, бежать, действовать, укреплять дисциплину, наводить уставной порядок…
Непросто быть подчиненным. Тем не менее даже в тех случаях, когда отношения омрачала чья-то вздорность, я видел то большое, что определяло жесткую требовательность. Потому возникавшие в чьей-то запальчивости издержки нервозности не огорчали надолго. Умение спокойно переносить раздрай — ох, какое полезное умение!
Есть беззлобная солдатская байка о том, как генералу, сделавшему строгое замечание ефрейтору, последний заметил:
— Товарищ генерал, если мы, начальство, начнем ссориться между собой, то что станет с армейским порядком?
Командирский круг весьма широк и удивительно подвижен. Потому, когда на парадах фанфары трубят «Слушайте все!», сигнал в равной мере звучит призывом к командирам нынешним и обращением к памяти ушедших.
Великие перед лицом истории, просто большие по рангу, средние по званиям и должностям — командиры были и остаются людьми приметными, обладающими особым складом характера и души, верные делу, которому служат, всегда готовые на подвиг, славу и смерть, и потому достойные героических симфоний и маршей.
Увы, не дано мне писать музыку для армейских золотых труб. И потому так нестерпимо захотелось обычную прозу назвать как можно более музыкально и посвятить командирам.
Слушайте все!
Это вам, командира, пение золотых труб воинской славы!
Это реквием тем, кого не осталось в живых.
Это напоминание о тех, кто позорил боевые знамена своим самодурством, корыстолюбием, стяжательством, готовностью потерять собственную честь и совесть, лишь бы выслужится перед очередным вождем, заслужить на золотой погон новую шайбу, по размерам большую, нежели носил до того…
Несокрушимая и легендарная была всякой — светлой и темной, справедливой и мстящей, созидательной и разрушающей. Она была такой, какими были ее начальники и командиры. Иначе и быть не могло.
НЕОЖИДАННЫЕ МАРШАЛЫ
Образы полководцев, какими их представляют большинство из нас, в значительной степени сложились под влиянием кинохроники.
Вот маршал (фамилия может быть любой), склонившись над картой, изучает обстановку.
Вот он в окопе с биноклем в руках наблюдает за продвижением войск.
Вот он ведет разговор по телефону, дает указания, определяющие судьбу и исход сражения.
Вот маршал принимает парад, в нарядном мундире, при всех орденах и регалиях.
Но маршалы — люди. Только какие? Понять и оценить их характеры, широту ума, интересов порой позволяют незначительные житейские эпизоды, которых, к сожалению, не могло подсмотреть кино.
ВНЕЗАПНОСТЬ
Однажды я спросил Маршала Советского Союза Баграмяна: «Иван Христофорович, какую черту в характере Георгия Константиновича Жукова вы бы назвали главной?»
Баграмян задумался.
— Трудно сложного человека обозначить одной чертой, — сказал он. — Но я считаю, для Жукова это была внезапность.
Определение казалось предельно четким, но тем не менее требовало раскрытия.