Чем реже встречаются влюбленные, тем сильнее они любят друг друга?
А если они никогда не встретились - что тогда? Их никто не принуждал - они сделали выбор самостоятельно. Только переписывались, переписывались, переписывались...
Их письма - зеркало истории того времени. Баронесса и композитор делились друг с другом всем, что волновало их сердца и интересовало их умы…
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ "НЕЧАЯННАЯ РАДОСТЬ" 1
ГЛАВА ВТОРАЯ "ПЕРВОЕ ПИСЬМО" 2
ГЛАВА ТРЕТЬЯ "НАДЕЖДА" 3
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ "РЕШЕНИЕ" 5
ГЛАВА ПЯТАЯ "УДАЧА" 6
ГЛАВА ШЕСТАЯ "БЕЗУМИЕ" 7
ГЛАВА СЕДЬМАЯ "УЗНИК" 8
ГЛАВА ВОСЬМАЯ "ПЕРВОЕ БЕГСТВО" 10
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ "ВТОРОЕ БЕГСТВО " 11
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ "ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ" 12
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ "ВЕНЕЦИЯ" 13
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ "ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН" 14
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ "БУМАЖНАЯ ЛЮБОВЬ" 15
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ "БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ…" 16
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ "В МОСКВЕ" 17
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ "БРАТЬЯ" 18
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ "НЕКОТОРОЕ ПОДОБИЕ РАЗВОДА" 19
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ "МОСКОВСКИЕ ДНИ" 20
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ "МЕЧТЫ, МЕЧТЫ…" 21
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ "ФЛОРЕНЦИЯ" 22
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ "ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВА" 24
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ "СТУПЕНИ К СЛАВЕ" 25
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ "ПРЕМЬЕРА" 26
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ "МАРЬЯЖНАЯ ДИСПОЗИЦИЯ" 27
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ "ХАНДРА" 29
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ "МОГУЧАЯ КУЧКА" 30
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ "БЛАГОДЕТЕЛЬ" 31
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ "СКУЧНЫЕ ДЕЛА" 33
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ "ОБИДНЫЕ СЛОВА" 34
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ "ДОМ, МИЛЫЙ ДОМ" 35
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ "СОРОК ПЯТЬ" 37
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ "МЕЧТЫ СБЫЛИСЬ, А РАДОСТИ НЕ СТАЛО" 38
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ "БОЛЬШЕ СЛАВЫ!" 39
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ "КОНСЕРВАТОРИЯ" 40
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ "ФАННИ" 41
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ "ЗАКАТ" 42
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ "ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО БАРОНЕССЫ ФОН МЕКК ЧАЙКОВСКОМУ" 43
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 43
Примечания 44
Шляхов Андрей
Петр Чайковский. Бумажная любовь
Она сидела на полу
И груду писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала.
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела.
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело...
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..
Тютчев Ф. И. Она сидела на полу..."
ГЛАВА ПЕРВАЯ "НЕЧАЯННАЯ РАДОСТЬ"
- Осторожно, Пьер! Не разбейтесь, мой фарфоровый мальчик!
Фанни, одетая в простое гладкое платье, стояла посреди залитой солнцем залы и от этого казалась золотой статуей, Прекрасной статуей, чей смех так звонок и мелодичен, что похож…
Похож…
Увы - не похож. Виолончель нипочем не заставишь так смеяться…
- Черт бы побрал эту музыку! - недовольно пробормотал он и проснулся.
Навязчивые мысли о новом произведении, не оставляющие его в покое даже во время сна, оборвали радостный сон в самом начале. Он не успел ни обнять Фанни, ни поговорить с ней. Даже запаха ее не успел почувствовать…
Удивительно - в отличие от всех прочих женщин, пахнущих удушливой смесью ароматов, главными нотами которой являются запахи пудры, духов и пота, Фанни пахла ландышами. И чуть-чуть фиалкой, когда сердилась…
Он закрыл глаза и полежал так некоторое время. Тщетно - сон не думал возвращаться.
Досадуя на самого себя, он откинул прочь тяжелое одеяло, сел в кровати и зашарил по полу босыми ногами в поисках домашних туфель, подбитых мехом.
В спальне было темно как ночью - двойные бархатные портьеры не пропускали ни лучика. Вдобавок они полностью поглощали уличные звуки и при этом превосходно сочетались с обстановкой. Темно-синие, с изящным серебряным узором, портьеры обошлись в кругленькую сумму, но он никогда не жалел денег на красивые и добротные вещи.
Он ценил красоту и умел находить ее почти во всем…
Окна открывать не хотелось - это впустило бы в уютную обитель шум и суету большого мира и окончательно испортило настроение. Он нащупал на комодце красного дерева, стоящем у изголовья, коробку со спичками и со второй попытки зажег одну. Переждал мгновение, давая глазам возможность привыкнуть к свету, и проворно зажег все три свечи, торчавшие из простого медного канделябра, стоящего тут же, на комодце.
Канделябр однажды принес ему Иосиф, ученик и нежный друг. Сверкал из-под пенсне глазами и клялся, что сия невзрачная вещица принадлежала самому Моцарту. Поверить в это было трудно, тем более что по первоначальной версии даритель якобы приобрел реликвию в Берлине, а часом позже вместо Берлина уже была названа
Вена. Но бог с ним, вдохновенное вранье, как и любое человеческое творчество, заслуживает награды - поэтому он от уточнений воздержался, поблагодарил за подарок, поставил его на видное место, да так с ним и свыкся.
Свечи горели ровно и тепло. Пренебрегая халатом, он в одной рубашке уселся в кресло и позвонил в колокольчик, оповещая о своем пробуждении.
В ожидании завтрака прикинул в уме "свою бухгалтерию". Итог, как всегда, оказался печальным - долги росли, а доходы за ними не поспевали. Нет бы наоборот.
- Вот ведь удружил дядюшка! - сказал он в пространство давно привычное. - Напророчил, оракул Дельфийский!
Будучи от природы человеком суеверным и мнительным, он не мог простить родному дяде, брату отца, Петру Петровичу, его слов:
- Ты что, спятил, Петруша?! Юриспруденцию менять на трубу?! Карьеру собственноручно погубить?! Опомнись, пока голодать не начал!
Голодать, слава богу, не пришлось, а вот жить сочинителю музыки было… стеснительно, порой даже весьма. Особенно если этот сочинитель с детства привык к хорошей жизни и совершенно не способен экономить. Он снова пожалел о том, что отказался от сотрудничества с "Русскими ведомостями". Должность музыкального репортера позволяла зарабатывать нелишнюю толику денег без особых хлопот. Почти четыре года… И с какой стати это занятие вдруг показалось ему постыдным? Он ни о ком не писал таких мерзостей, которые…
Нахлынувшая печаль зазвучала мелодией, пронзительной и тягучей одновременно. Он вскочил на ноги, бросился к открытому бюро и заскрипел пером по бумаге, мурлыча под нос нечто невнятное.
Скрипнула дверь - Алексей принес завтрак. Неслышно переставил все с подноса на стол и удалился.
Заканчивал он в тусклом свете единственной свечи - две другие уже догорели. Пробежал глазами по исписанным листам, проиграл музыку в уме и остался доволен. Вспомнил про прерванный сон, но уже с предвкушением чего-то хорошего - Фанни всегда снилась к добру.
Встал, прошелся по комнате, подошел к столу, не присаживаясь, отщипнул кусочек ветчины, другой… На третьем остановился и, не прибегая к услугам колокольчика, громко позвал:
- Алеша!
Алексей явился тут же, должно быть, ждал за дверью.
- Доброго вам утра, Петр Ильич". Можно убрать? - спросил, показывая глазами на завтрак.
- Убирай, - разрешил он. - Писем нет?
- Пишут! - ответил Алексей, что означало "нет". - Газеты?
- В печь газеты! - мгновенно вспылил он, вспомнив вчерашний "московский фельетон". - Чтобы и духу их не было!
- В печи им делать нечего, - рассудительно ответил хозяйственный камердинер. - В хозяйство пущу, на обертку.
- Только гляди - провизию в них не завертывай! - погрозил пальцем он. - Они же ядом пропитаны.
Алексей согласно кивнул и ничего не ответил. Золото, а не человек! Все знает - и когда отвечать, и когда смолчать, и это в столь юные годы! Еще бы не вздыхал печально, когда просишь третий графинчик коньяку принести…
День начался.
Пора было отправляться в консерваторию. "Господи! Терпеть практически ежедневно такую скуку ради двух тысяч в год способен только мученик от музыки", - подумал он.
Внимание публики на Большой Никитской невольно задерживалось на мрачноватом, довольно красивом, немолодом уже, господине, видимо чем-то всерьез расстроенном. Глядя прямо перед собою, он скорым шагом дошел до дворца Воронцовых, где располагалась консерватория, и скрылся за массивными дверями.