До конца им было непонятно - почему их родители относятся друг к другу с такой неприязнью. Впрочем, подозрения были. Покойный отец Максима всю жизнь проработал в КГБ. А между тем родители Вероники имели все основания относиться к работникам этого учреждения с ненавистью. Ведь когда-то давно, еще в конце сороковых, дед Вероники - коренной москвич и студент МГУ - был осужден и сослан на Сахалин всего лишь за рассказанный в компании анекдот. Бабушка - тогда еще невеста - в лучших традициях женщин-декабристок прямо из старых московских переулков уехала за ним. Но другие родственники малодушно от него отвернулись. Потом, конечно, дедушку реабилитировали. При определенном упорстве он мог вернуться в Москву. Но слишком уж горькой чашей оказалось для него предательство близких. Обиженный дед остался на острове каторжников. Бабушка сначала плакала и переживала, а потом родила ему сына. Так семья осела на Сахалине. Единственный сын, отец Вероники, не захотел перебираться в Москву - закончил политехнический институт в Хабаровске, женился на местной. Но неприязнь к органам государственной безопасности была и у него - видимо, он всосал ее с молоком матери. Жену он подобрал себе тех же взглядов - врач по профессии, мама Вероники слепо ненавидела государство и все, что имело к нему хоть малейшее отношение. Она имела привычку ругать работников больницы, детского сада, почты, собеса, сберегательного банка - не говоря уже о военных и государственных деятелях…
Одно было непонятно Веронике: при чем же тут Максим? Ведь сам он не работает в КГБ и даже не собирается? Однако обсуждать это с родителями она не решалась. Гораздо проще и интереснее было скрываться и прятаться.
Итак, Максим придет минут через двадцать. Вероника блаженно потянулась в уже начинающей остывать воде. Затем она допила кофе, взяла с полки пушистую капроновую мочалку и начала намыливаться. На губах ее блуждала задумчивая и счастливая улыбка. Сейчас она вымоется, чтобы быть чистой-чистой и уверенной в каждом потайном уголке своего тела. А когда придет Максим, ему она тоже нагреет воды… Они улягутся на диван в большой комнате и будут обниматься прямо без одежды. Наверное, это такое блаженство… Она обязательно посмотрит на Максима - как он выглядит полностью обнаженным. А когда им надоест, они будут смотреть телевизор… И снова обниматься и ласкаться… А потом, может быть…
В этом месте Вероника всякий раз обрывала себя - ей почему-то было стыдно представлять себя и Максима в роли голых существ, которые странно и смешно двигаются. Эротические сцены из фильмов вызывали у нее непонятные чувства - с одной стороны, дикое животное любопытство, а с другой - какое-то неудобство за то, что творится на экране. Ей было стыдно за этих людей, за их нелепое поведение. Зачем же они бессовестно обманывают всех днем, строя из себя скромниц и почтенных дяденек? Наверное, здесь есть какой-нибудь секрет… И она обязательно разгадает его.
Вероника слегка подсушила длинные светлые волосы феном, запудрила мелкие веснушки на носу. Что ей лучше надеть? Обычно она ходила по дому в старых застиранных добела джинсах и футболке. Но теперь случай был другой - Максиму предстоит все это с нее снимать. Незачем создавать ему лишние трудности. Она же не какая-нибудь дешевая кокетка в кофточке с миллионом пуговиц. Вероника решительно достала из шкафа мамин японский шелковый пеньюар с золотыми птицами, вышитыми на синем фоне. Скромненько и со вкусом. А снимается - ну просто в одно мгновение. А под него - черные кружевные трусики, которые подарила ей Анька.
Последнее время Анька совсем пропала - даже с выпускного вечера незаметненько ушла раньше всех. Похоже, этот ее Артем совершенно закрутил бедняжке мозги. Всю четвертую четверть Анька ходила по школе с таким выражением лица, как будто ей известно что-то, чего не знают другие, и она страшно этим гордится. Впрочем, Вероника знала, что это было, и с удовольствием хранила тайну. Анькин ухажер - молодой учитель физкультуры из соседней школы - соблазнил ее в подсобке, где хранится спортивный инвентарь, прямо на матах. Теперь они каждый день встречались там в тайне от всех и по нескольку часов занимались любовью. Вероника не решалась расспрашивать подругу о подробностях этих встреч, но по нежно-розовому, заигравшему вдруг всеми красками лицу подруги видела, что любовные свидания явно идут ей на пользу.
- Счастливая ты, Анька! - говорила она. - А я вот не могу. Боюсь - и все. Как будто все это какое-то далекое, из чужой или из взрослой жизни.
- А ты-то кто есть - не взрослая, что ли?
- Ну какая я взрослая? У меня месячные-то всего два года назад пришли…
- Подумаешь, разве в этом дело. - Анька выпятила свои пухлые и крупные, как она говорила, "модные", губы. - А что - Макс и не настаивает?
- Да уж - не настаивает. Прет, просто как танк. Но и мы ведь не лыком шиты… - с лукавой улыбкой добавила она. - Брестская крепость не сдастся…
- Дура ты все-таки, Вероничка, - беззлобно сказала Анька и взлохматила ей челку. - Давно бы уже отдалась ему и жила спокойно. Все равно, чему быть, того не миновать.
- А если я забеременею?
- Какая фигня! Считать умеешь? Первые девять дней можно, потом девять дней - нельзя, а потом девять дней - опять можно. Вот и вся арифметика. Не залетишь ни за что в жизни.
- А вдруг все равно залечу?
- Ну тогда умрешь старой девой. А у Максима лопнут яйца. - И Анька расхохоталась невинно, как будто ей рассказали детский анекдот.
Совершенно незаметно, но невероятно быстро подруга из смешной угловатой девчонки превратилась во взрослую - даже чересчур взрослую - женщину…
Вероника поставила на плиту чайник - чтобы к приходу Максима был готов горячий чай. Достала из холодильника остатки торта "Наполеон", который мама испекла специально в честь отъезда. Расставила чашки.
И тут раздался долгожданный звонок в дверь. Том громко и заливисто залаял, однако, почуяв своего, быстро успокоился. Запыхавшийся, в распахнутой на груди куртке, за дверью стоял Максим. Увидев роскошный наряд Вероники, он тихонько присвистнул.
- В таком халате только смотреть "Санта-Барбару", - сказал он и смело, по-хозяйски шагнул в квартиру. - Правда, уехали? - на всякий случай спросил он.
- Если хочешь, проверь под кроватями.
Входная дверь закрылась, и Вероника с Максимом очутились в полутемной прихожей. В одну секунду их словно толкнуло друг к другу. Так это всегда и случалось. Они и сами не понимали, что происходит - как уже начинали неистово, самозабвенно целоваться. В эти мгновения Веронику охватывала такая глубокая, счастливая нежность, что она ощущала ее почти физически. Она даже не могла бы определить: что ей приятнее - прикосновение губ Максима или чувства, которые она при этом к нему испытывает.
Когда их губы разнялись, Вероника сдула со лба растрепавшиеся волосы и, стараясь говорить невозмутимо, спросила:
- Чай будешь - с тортиком?
- Об чем речь… - Максим продолжал пальцами гладить шелковистую ткань на спине у Вероники - она словно завораживала его.
- Ну тогда пошли на кухню, а то там уже весь чайник выкипел.
Пока они пили чай, Вероника боялась поднять на Максима взгляд. Почему-то она думала, что он начнет говорить с ней о чем-нибудь запретном. Да, в темноте, закрыв глаза, она была готова на многое - но для этого надо было закрыть глаза. Встречать же некоторые вещи лицом к лицу она опасалась.
- Тортик сама пекла? - спросил Максим.
- Да нет, это мамины кулинарные изыски, - ответила Вероника.
- Хорошая у тебя мама. Люблю хозяйственных женщин.
"А я хозяйственная?" - сразу мысленно спросила себя Вероника. Ей хотелось во всем соответствовать вкусам Максима. Откуда ей было знать, что мужчины могут иногда сболтнуть что-нибудь просто так?
На самом деле Максим чувствовал себя просто на седьмом небе. Ему было совершенно наплевать, хозяйственная Вероника или нет. Его просто влекло к ней - влекло как к женщине… А ведь когда-то он знал ее совсем малышкой, и она казалась ему такой же вредной и неинтересной, как все девчонки. Потом это мнение с годами все больше менялось - по мере того как Вероника росла и расцветала. Сам Максим тоже времени не терял: к девятому классу перегнал всех мальчишек по росту и стал похож на красивого, породистого киноактера. Не из тех, которые играют в боевиках - с бычьими шеями и бритыми толстыми затылками. Скорее он напоминал героя-любовника из старых фильмов - с большими печальными серыми глазами в пушистых ресницах, длинным точеным носом, правильным овалом лица и прямыми темно-русыми волосами. Впрочем, печаль в его глазах была обманчива. Максим отличался довольно веселым - хотя и на редкость спокойным - нравом.
- Послушай, а тебя отпустили? - спросила Вероника.
- А я не спрашивался. Просто ушел - и все.
- Лучше не надо, чтобы они знали, куда ты пошел.
- Само собой. Сейчас позвоню Витальке - сообщу ему, что буду сегодня ночевать у него.
- Ты собираешься уходить к нему?!
- Да нет же. Как ты могла такое подумать? Просто предупрежу его, чтобы знал, что врать, если мои вздумают к нему позвонить.
- А потом позвонишь родителям?
- Угадала… Только звонить я буду исключительно из ванной. И не забудь взбить пену и принести кофе…
- Ну, ask… - пожала плечами Вероника. - Я же обещала.