Дверь палаты со стуком вернулась на место и щелкнула замком. Иннокентий Петрович подскочил в кровати, сам от себя не ожидая подобной прыти. На пороге стоял доктор Марченко. Сивая грива вздыбилась на затылке, очки съехали на нос. Белый халат, накрахмаленный до хруста, стоял колом. Глаза горели жизнью - вот что всегда поражало Замиралова. Казалось бы, что видит мужик, кроме боли и смерти? А глаза горят.
- Спасибо, доктор. Коптим помаленьку.
- Коптим? А где огонь? Нет дыма без огня, всякий малец знает. Ну-ка, отвечай, больной, как на духу!
Замиралов помолчал, пожевал губами, словно примеряя, пройдут ли в щелку слова, которые он хочет выпустить.
- Доктор, я тут кое-какие итоги подвожу. Хочу рассчитать время поточнее.
- Рано, рано, Замиралов, итоги подводить. Есть кому их подвести за тебя, если понадобится.
- Эх, доктор, все было бы так, как говорите, но не про меня это. Жизнь перепуталась, а мне надо знать, сколько времени в запасе на распутывание.
- Ну так изложи, Замиралов, где узлы. Я скажу, успеешь или нет.
Голос доктора стал тише, глаза не блестели искусственным блеском. Он знал, что за человек перед ним и что ему на самом деле надо точно знать, сколько осталось для завершения земных дел.
- Спасибо, Владимир Павлович. Я готов рассказать.
Доктор сел на стул возле кровати и посмотрел на больного.
- Начинай.
...А когда Замиралов закончил, Марченко долго ничего не мог произнести.
- Ну ты даешь, Иннокентий Петрович.
- Я могу поступить только так и никак иначе. Ты-то понимаешь, доктор? Но и у тебя будет свой интерес. Кроме денег - о них мы даже говорить не будем, это само собой разумеется, - какой прекрасный материал для своей науки ты получишь!
- Горизонты моей науки гораздо уже, - усмехнулся он.
- А ты расширь. Расширь, Марченко. Не пожалеешь.
- Ладно, сейчас отдыхай, больной Замиралов, поговорим завтра, после обхода. - Он помолчал, а потом продолжил: - Огорчу, Замиралов. Лететь через океан тебе нельзя ни при какой погоде.
- Но если на частном самолете? За мной пришлют. Там такой комфорт...
- Ни при каком комфорте... По телевизору увидишь. Наверняка покажут в новостях.
Замиралов ухмыльнулся.
- Да уж не без того... Такое событие.
- Вот так-то, дорогой мой пациент: Минздрав предупреждает: перелет вреден для твоего здоровья, - горько пошутил доктор Марченко.
- Спасибо, доктор. Я все понял. Но мне надо выйти отсюда.
- Куда выйти?
- Домой.
Доктор уставился на него.
- Ты всерьез?
- Абсолютно. И чем скорее, тем лучше. Я вроде понятно объяснил - мои дела не ждут.
- Но у тебя же брюхо вспорото, черт тебя подери!
- А мозги - нет. Мне нужно время.
- А перевязки?
- Пришлете сестру. Я заплачу за все.
Доктор услышал в тоне Замиралова что-то такое, с чем он не мог спорить. В конце концов, мужику осталось пробыть на этой земле считанные недели, имеет он право распорядиться ими сам? Никакие лекарства, никакая терапия ничего не изменят. Только продлят боль. При таких-то деньгах у Замиралова наверняка полно дел. Ведь это точно: нет денег - и нет проблем. А полежит он тут подольше, или еще хуже - кончится, его денежкам могут приделать ноги.
- Хорошо. Но только не завтра.
- Завтра, доктор, именно завтра.
Доктор смотрел на пациента. Перед ним сидел хозяин жизни, который хорошо знает, что вот-вот должен ее покинуть. Но покинуть как хозяин. Замиралов заслуживал уважения. Без сомнения.
Доктор Марченко кивнул.
- Хорошо. Будь по-твоему. Завтра.
5
- Ну иди сюда, иди, моя Феклуша-дорогуша. - Ира потянула собаку за ошейник. - Давай-ка я освобожу тебя, милая.
Черный Лабрадор покорно процокал отросшими когтями - мало бегает - по лакированному паркету к хозяйке и опустил голову. Мол, на, отстегивай.
Ира отстегнула ошейник, Феклуша резко встряхнулась, а потом ткнулась хозяйке в колени.
- Ну ты рада, что снова в Измайлове, а? - шепотом спросила Ира.
Собака фыркнула.
- Ну конечно, pa-ада. - Ира наклонилась к самому уху Феклуши. - А ты помнишь его? Ты помнишь, как он приходил на нашу прежнюю квартиру, тоже в Измайлове? А? Он подарил тебе замечательный кожаный поводок. Ты не могла про него забыть.
Ира прижалась к мускулистой собачьей шее и почувствовала, как слезы сами собой навернулись на глаза.
Помнила Феклуша или нет того человека, но Ира помнила. Она не вспоминала о нем редкий день. Он приезжал к ней в Измайлово, только на другую улицу, в другую квартиру, но и там под окнами росла сирень.
У Иры в доме всегда было полно подруг, друзей, весьма своеобразных. Да это и понятно - в то время она работала в издательстве "Искусство", а художники, театральные критики, искусствоведы - специфическая публика. Большей частью незамужние молодые женщины и не очень уже молодые, побывавшие замужем и разведенные, а также мужчины, вкусившие прелестей брака и после его завершения предпочитавшие свободу.
Но тот человек, тот невероятный мужчина, которого она запомнила навсегда, был журналистом. Она не знакомила его ни с кем. Он был только ее.
Ира улыбнулась. Феклуша тоже любила его. Тогда она была большим черным неуклюжим щенком и готова была сидеть подле него часами, не проситься на прогулку, усмиряя естественные желания собачьего организма.
- Слушай, Феклуша, я ревную, - смеялась Ира, оттаскивая собаку от тахты, на которой он лежал. - А ну давай отсюда, дорогуша. Он мой!
Ира ловила на себе взгляд невероятных черных глаз. Сильные руки, покрытые густыми темными волосками, тянулись к ней.
- Не ревнуй, я люблю вас обеих, - смеялся он. - По-разному. Давай покажу, как я люблю тебя.
Закрыв дверь за собакой, Ира падала в его объятия, нетерпеливые руки разворачивали ее, стаскивали свитер, под которым не было ничего, вдавливали ее ягодицы в свои сильные бедра, горячая рука ныряла под резинку трусов, и больше она ничего не чувствовала, кроме жаркой волны, уносившей в поднебесье...
- Если бы я был художником, нарисовал бы тебя вот такой, - шептал он и прижимался губами к белой груди с потемневшими сосками, которые, казалось, сами искали его рот, не спрашивая о ее желании. Его губы ласкали нежную кожу, потом припадали к груди. На секунду подняв лицо, он шептал ей: - Мне так нравятся твои соски. Они будто маленькие камешки. Дра-го-цен-ные. Поняла?
Она соглашалась со всем, что он ей говорил. И на все, что он предлагал.
И это все происходило...
А потом он отстранял Иру от себя и, глядя на нее темно-карими глазами, заявлял:
- А вот сейчас, будь я художником, я не стал бы тебя рисовать. Совсем другое лицо. Оч-чень сытое.
Потом, смеясь, он открывал дверь, и в комнату вплывала Феклуша, падала на ковер и смотрела влюбленными глазами.
А после они на кухне пили чай с "царским" вареньем, которое ее научила варить бабушка - из крыжовника с вишневым листом. Ягоды в варенье сохраняли цвет хризопраза, были прозрачными, словно только что снятые с куста.
Ира провела рукой по волосам. Да, то была ее настоящая любовь. А что это было для него?
Для него тоже, она не сомневалась. Только для мужчины любовь совсем не то, что для женщины. Мужчина - другой биологический вид, уверяла подруга Татьяна. А на что, собственно, могла Ира рассчитывать, если у ее любимого есть жена и дети? Две девочки.
Раздался резкий телефонный звонок - она вздрогнула, схватила трубку. Рыжеватая челка упала на глаза. Она подула на нее, приподнимая.
- Добрый день.
- Д-добрый, - нерешительно ответила Ира, лихорадочно пытаясь отыскать в памяти имя человека, которому принадлежал бы этот мужской голос, слегка рокочущий и очень уверенный. Нет такого имени. Она никогда не слышала этого голоса.
- Я хотел бы поговорить с Ириной Борисовной, - между тем продолжал он, не меняя интонации.
- Это я, - ответила Ира спокойно. У нее самой был низкий, полный достоинства голос. Запоминающийся, как говорили ей.
- У меня к вам поручение...
- Поручение? Слушаю вас, - сказала Ира, пытаясь взять в толк, что именно означает это слово. - Поручение? - повторила она.
- Да, именно.
- И какого рода?
- Я хотел бы изложить при личной встрече. Это не телефонный разговор.
Нежный лоб покрылся испариной. Неужели от него? - явилась первой мысль.
Ира молчала, ожидая продолжения. Феклуша, мгновенно почувствовав напряжение хозяйки, подошла к ней и положила голову на колени.
- Мы могли бы с вами встретиться завтра? Днем, - добавил мужчина.
Ира вдруг заметила немытую чашку на столе рядом с рукописью, неровно поделенной на две стопки. Слева прочитанная, меньшая. Она поморщилась. Уже среда, а в пятницу прибудут за работой адвентисты из-под Тулы. И что она им отдаст? Она же не успеет!
- Встретиться? Завтра? - повторила она. - Днем?
- Да. Со мной.
- Хо-ро-шо, - чеканно проговорила Ира, думая совершенно о другом.
- Завтра в двенадцать на Центральном телеграфе. У четвертого окна. Я буду... - Мужчина объяснил, как его узнать.
6
- Я не могу без тебя, - шептал он ей, - я не могу без тебя.