- Прекрасно, сам видишь. - Она вдруг поморщилась.
- Что-то не скажешь по твоему лицу, что все так уж и прекрасно, а, дорогуша?
- Просто разные мысли бродят в голове... и достают.
- Таково их свойство, милочка.
- Чье? - Она свела брови на переносице.
- Да мыслей, - ухмыльнулся мужчина.
- Понятно. Ну ладно, черт с ними, с мыслями, лучше скажи мне, ты встретился с кем хотел?
- Да.
- И что?
- Все в порядке. Мы договорились.
- Расскажешь?
- А как же. Но после о делах. Давай-ка займемся... телом. - Он подошел к ней вплотную, положил руки на плечи и не спеша потянул вниз мягкую махровую ткань. - Ладно? - Его голос изменился до неузнаваемости. Он ворковал, как голубь на карнизе в мартовский день. Он легонько подтолкнул ее к двери в гостиную, не отнимая рук и все ниже опуская ткань. - Так я и думал. Под халатом ничего. - Он довольно засмеялся. - Не станем тратить время попусту.
Валентина вспыхнула и прижалась к нему спиной, тотчас почувствовав то, что хотела. Боже мой, да за это она готова на все. Такой красавец и с ней, после стольких лет напрасных ожиданий! Она-то думала, что никогда и никому не захочется затащить ее в постель. Но он нашелся, этот прекрасный, этот замечательный любовник. Что знала она в жизни? Учеба, учеба, учеба. Сперва школа с медалью. Потом институт с красным дипломом. Затем аспирантура. Все эти аппараты, агрегаты, лазеры. И все потому, что ее юность выпала на время, когда модно было становиться физиками, химиками, черт знает кем. И конечно, когда вокруг были одни ребята, она ждала неведомого принца.
Вот и осталась Валюшка Замиралова с мамой и папой, изо дня в день портя кровь и себе и им.
Но потом внезапно все изменилось. Старое рухнуло. А новое открылось. Отец оказался богатым человеком. Мать умерла. Валентина стала единственной наследницей Мехового дома Замиралова.
В голове проносились какие-то видения, они путались, потому что сильные, смелые и не знающие удержу руки, тискали, мяли ее большое тело, доводя до экстаза. Она теперь не жалела ни о чем, ни о тех годах, когда рыдала в подушку, оплакивая уходящую юность, завидуя подружкам и расставаясь с ними, потому что у них была другая жизнь, которая ей никак не давалась. Господи, сколько унижений она вынесла, когда приводили к ней то одного, то другого возможного жениха. Какая шваль ей только не попадалась! Но, странное дело, всякий раз, испытывая удовольствие от близости с этим мужчиной, она, словно мазохистка, вспоминала все горькое и отвратительное, что ей пришлось пережить. Псих, алкаш, вор... Садист. Все, все... Мысли уходили, отлетали, когда он всей своей тяжестью опускался на нее, и казалось, что ее уже нет на свете, а есть он, к которому она прилепилась навсегда...
Тяжело дыша, он отвалился и лег рядом на большой постели.
- Ты такая большая. Как я люблю полных женщин! Просто купаюсь в мягкой полноте. Мне повезло с тобой. Не люблю тощих. Они как изголодавшиеся волчицы.
Она улыбалась, и лицо от сияния становилось ярким. Губы алели от поцелуев.
Валентина обвила его руками за шею.
- Люблю тебя.
- Я тоже.
Он чмокнул ее еще раз в щеку и вскочил.
- Куда ты? - Она ухватила его за руку.
- Хочу чаю! С пирогом!..
- Сколько угодно. Я испекла.
Она приподнялась на кровати. Большие груди свисали словно дыни, вызревшие без света, такие белые.
- Ой, чайник! - До нее донесся сипящий звук. - Наверно распаялся, пока мы тут...
Он улыбнулся.
- Купим новый, когда ты вступишь в права хозяйки...
Она спустила ноги с кровати.
- Твоего дома?
- Нет, Мехового дома Замиралова.
Она усмехнулась.
- Ясно. Ты узнавал? Как мой бесценный родитель?
- Считанные дни, дорогая. Ничего не хочу дурного твоему отцу, но так говорит медицина.
Она скривила губы.
- С кем ты виделся?
- Со знающим человеком.
Она вздохнула.
- Ты хоть понимаешь, на что мы можем рассчитывать, Митя?
- Да.
3
Ира достала из сумки рукопись, вздохнула и склонилась над ней. Из издательства адвентистов, на которых она сейчас работала, человек приедет в пятницу, а сегодня понедельник, так что она, не слишком напрягаясь, отредактировала бы текст, не случись этот переезд.
Ира Зотова уволилась из издательства Академии наук несколько лет назад и стала работать по договорам. Ей нравилось самой распоряжаться собственной жизнью и своим временем. Отношения с работодателями складывались нормально: хорошего редактора, ее передавали друг другу заказчики, или, как она называла их, клиенты. Платили по-разному, но ей вполне хватало на жизнь. Правда, после переезда на другую квартиру пришлось затянуть поясок потуже. Поэтому тексты адвентистов - главное в ее жизни на предстоящей неделе. Хотя так это трудно сейчас: знакомые, подруги, конечно, станут теребить звонками - еще бы! - Ирка Зотова из одной квартиры на Ленинском проспекте сделала две! В Измайлове и на Мосфильмовской! В одной станет сама жить, а вторую сдавать. Ну разве не молодец?
Жизнь Иры складывалась достаточно причудливо, поэтому необходимо подстраховаться. Без сомнения, всегда найдутся люди, которые захотят снять квартиру на Мосфильмовской. А это означает верный кусок хлеба. Даже если станет нечего редактировать и враз исчезнут все до единого клиенты. Или внезапно одолеет неизбывная лень, и у Иры не достанет сил занести карандаш над текстом.
Две квартиры давали возможность для маневра - сейчас она поселилась в двухкомнатной в Измайлове, отведя для сдачи в наем однокомнатную. Но если удастся сдать в Измайлове подороже - поступит наоборот.
Ире звонили все, кто узнал о сделке. Она механически кивала, что-то говорила, нервно теребя телефонный шнур. Больше всего ей хотелось ответить самой себе: зачем она это сделала? Заиметь вторую квартиру, чтобы сдавать - это предлог. Самооправдание. Неужели рассиропилась от воспоминаний и поэтому снова кинулась сюда? Но она ведь еще не в том возрасте, когда женщине нечем жить, кроме прошлого.
Ира Зотова жила в Измайлове прежде, даже два раза.
И оба раза она была счастлива.
Захотела в третий раз? Но разве это возможно? Она усмехнулась. А во второй-то раз сколько слез пролила? Если начистоту, она не из тех, у кого глаза на мокром месте. Это от счастья-то плакать?
Да нет, конечно. То были слезы о невозможности счастья. Уже единожды испытанного. Ира знала, о чем плакала.
Она убрала с глаз рыжеватую челку. Сколько бессонных ночей провела тогда в ожидании звонка - одного-единственного... Хотя точно знала: он больше не позвонит. Они расстались, твердил ей трезвый разум, но сердце...
А чтобы слабое женское сердце ничего больше не ожидало, Ира уехала из Измайлова на Ленинский проспект.
Конечно, поменялась не напрямую, пришлось съехаться со старенькой троюродной теткой, которая скоро умерла. Но на Ленинском проспекте Ира уже не ждала звонка от того человека. Хотя сердце все еще чего-то хотело, ныло, но в конце концов осознало нереальность запросов.
Ира оглядывала чужие стены, которые должны стать ее домом, потом взгляд уперся в окно. Какое пыльное! Придется немедленно помыть. А то хоть пиши на нем и редактируй. Осторожно обошла составленные у стены узлы, коробки, из которых торчали совершенно неожиданные вещи - она сбрасывала туда все подряд, не задумываясь, будто бежала от пожара или наводнения. Чепуха, все вещи - чепуха. Только в тебе самой есть какой-то смысл. Если он есть, конечно.
В Ире Зотовой смысл был. Как и во всем, что она делала. Ей исполнилось тридцать четыре года в мае, а сейчас на дворе сентябрь.
Ира вернулась в гостиную, которая служила ей и кабинетом, села в кресло. Хорошая комната. Здесь полно места для всех ее любимых картин. Самую первую она купила еще студенткой. Могучий, пышный, розовато-сиреневый пион на холсте. Какие краски, какие оттенки! "Яковлев", - написано в правом нижнем углу. Человека с таким именем уже нет в этом мире, впрочем, от мира он ушел давно, рисовал в психушке, а медицинские сестры ставили ему единицы и двойки, как школьные учительницы. Ира усмехнулась - ушлые люди покупали его работы за бесценок. Впрочем, наверное вот так и происходит настоящее погружение в искусство, с полным уходом от реального мира.
Подруга Татьяна не такая. В ней больше женщины, чем художника. Но она и не претендует на что-то особенное. Своими работами она Иру просто завалила. Она везла их отовсюду - из Крыма, с Кавказа, и - о Господи! - из Болгарии!
Стоило Ире Зотовой даже мысленно произнести название этой чужой страны, как ее бросило в жар. Нет, наверное, никогда это не кончится.
4
Только что за окном Иннокентий Петрович видел сплошную черноту. Вспышки на небе - это самолетные огни, лайнеры направляются на посадку в Домодедово или, наоборот, набирают высоту, выруливая по небесной дороге из Москвы.
Сердце его сжалось. Господи, Господи, ну почему человеку дается желаемое, когда ему уже ничего не надо?
Он повернулся на бок, в самом низу живота заболело. Нет, он не станет себя обманывать. Ему осталось совсем мало пробыть на земле.
Как бы ему хотелось остаться в летах вечной юности. Он закрыл глаза и увидел то, что хотел. Шкурка огневки вперехлест со шкуркой белого песца. Норки - темные, паламино, голубые... Отливающие седым блеском бобровые, темные шкурки выдры, с соломенной искрой, если смотреть на ярком свету. Но самый любимый мех Замиралова - рысь. Кажется, об этом звере он знает все. Королева леса. Царица его сердца.
- Замиралов? Ну как мы себя чувствуем?