Ну что она могла рассказать своей обожаемой учительнице? Что ее мальчик… ее возлюбленный… любовник Мишель с некоторых пор избегает с ней встреч, не приходит на интимные свидания? (Родители говорят, что он уехал на дачу, но Ольга-то знает, что это неправда.) Или что ее бабушка Капуля все время глотает таблетки от давления и вот уже неделю не выходит на улицу? Или что староста их группы Наташа Козлова зачитала сегодня список утвержденных на поездку в Париж и там не оказалось Ольгиной фамилии? Да, наверное, вот это и надо сказать мадемуазель Надин.
- Меня не взяли во Францию! - выпалила Ольга, глядя прямо в лицо Надин своими огромными черными глазами.
Надежда Владимировна поправила кружевной воротник элегантной блузки. Александритовые серьги качнулись в ее ушах и из зеленых превратились в сиреневые.
- Но я же сама лично видела этот список. Ты там была. Они что, решили отправить кого-то другого?
- Не знаю, - сказала Ольга и закусила губу, готовая снова заплакать. - По-моему, список просто уменьшился на одного человека.
Мадемуазель Надин молча кивнула головой, как будто ей стало все ясно. Она не могла ничего обещать, но сказала, что попробует разобраться…
Декану нечего было возразить, и он лишь раскачивался с каблука на носок, разглядывая что-то в окне.
Надежда Владимировна спокойно допила кофе и со стуком поставила фарфоровую чашечку на стол.
- Давайте начистоту, Вячеслав Николаевич, - тихо проговорила она, - кого вы включили в список вместо Ольги Коломиец?..
3
Очнулась Ольга ранним утром в больничной палате. Голова болела, к горлу подкатывала тошнота, руки и ноги не слушались. На этот раз ей удалось приоткрыть глаза, от которых остались одни лишь щелочки. Первое, что она увидела, был высокий, весь в трещинах, потолок - нежно-розовый от лучей восходящего солнца. Затем, превозмогая боль, она повернула голову и оглядела палату. В глаза бросилась стоящая рядом капельница, на стеклянных сосудах которой тоже играли золотистые лучи. Кроме ее деревянной кровати, здесь стояли еще три такие же - и все пустовали. Ольге страшно хотелось пить. Она со стоном приподнялась на локте и посмотрела, не стоит ли на тумбочке рядом с кроватью графин с водой, какие обычно бывают в больницах. Там ничего не было, кроме градусника. Тогда Ольга попыталась позвать медсестру - но, видимо, голос ее был слишком слаб, чтобы его услышали в коридоре. Опустившись со вздохом на подушку, Ольга вытянула перед собой обнаженные до плеч руки. Белая кожа была пятнистой, как у гепарда, из-за отвратительных лиловых синяков. Затем она коснулась пальцами раздутых, словно две подушки, щек и запекшихся в крови губ. Вся голова была в бинтах - Ольга вспомнила, что у хирургов такая повязка называется "чепчик", и попыталась представить, как она выглядит в нем. На глаза сразу же навернулись слезы. Наверное, она прогневила чем-то Бога, раз он посылает ей столько мучений!
Мысли путались в гудящей от боли голове, перегоняли одна другую, сцеплялись и ускользали. В сознании, как кадры отснятого, но еще не смонтированного кино, проплывали обрывки воспоминаний.
… "А ну стой, птичка!" - раздался сиплый юношеский голос за спиной у Ольги, выводя ее из задумчивости.
Откликаться на подобные заявления, когда шагаешь в темноте по безлюдной улице, в высшей степени неблагоразумно. Ольга даже не обернулась, а только ускорила шаги. Стук ее каблучков гулко отдавался в коридоре из домов. "Еще не очень поздно, - подумала она, стараясь успокоить себя, - кругом полно народу". Однако, как назло, длинная улица была пустынна, а из десятка фонарей лишь один светил бледным натужным светом. До ее дома оставалось метров тридцать. Ольга почувствовала за спиной чье-то срывающееся дыхание. Ее догоняли.
- Стоять! - тихо, но грубо скомандовал тот же басовитый голос.
Теперь уже Ольга не на шутку испугалась и побежала, но тут кто-то цепко схватил ее за волосы и дернул назад, так что голова ее беспомощно откинулась. Ольга вскрикнула и вцепилась в гадкую руку ногтями.
- Сейчас же отпустите меня! - сказала она строгим, как у школьной учительницы, голосом, который, как ни странно, возымел действие на юного наглеца.
Ольга вырвалась и едва не упала на землю. Восстановив равновесие, она осмотрелась. Их было несколько человек. В темноте она не могла разглядеть их лица. Заметила лишь, что у всех у них выбриты виски.
- Что вам от меня нужно? - тихо, но отчетливо произнесла Ольга, глядя, как худощавые мальчишеские фигуры обступают ее со всех сторон и берут в тесное кольцо.
- Сейчас узнаешь, - тихо, в тон ей, ответил самый шустрый из них, дохнув на нее запахом винного перегара. - Читала, наверное, в книжках, что делают с предателями, тем более если это предатели рейха… - они медленно оттесняли ее на газон, под прикрытие деревьев.
- Предатели? - удивленно округлила глаза Ольга и, пятясь, задела каблуком за бордюр. - Предатели?
- Это ты выдала группен-фюрера Лилию Штраль, - на этот раз голос принадлежал девушке в черной кепке, которую с первого взгляда было не отличить от парня. - Ты завалила штаб и явку в кафе "Фламинго"!
- Да вы что? - задохнулась от возмущения Ольга, наконец, поняв, кто перед ней.
- А то! - развязно продолжала девица. - Штраль исключили из университета. Скажи еще, что ты этого не знала.
Ольга не знала. Да она и не хотела ничего знать. Ее саму едва не выгнали из университета из-за этой Лилии.
- Я никого не выдавала… - начала Ольга, но ей не дали договорить. Девица выскочила вперед и изо всех сил ударила ее в солнечное сплетение. У Ольги потемнело в глазах, она согнулась и опустилась на корточки.
- Aufstehen! - услышала она все тот же сипловатый голос.
Похоже, этот тип был неравнодушен к ее распущенным волосам, потому что он снова вцепился в них и, потянув вверх, поднял Ольгу на ноги. Даже при слабом свете, падающем из окон домов, было видно, как черные глаза Ольги зажигаются ненавистью. Казалось, стая бритоголовых только этого и ждала. Их лица исказила ответная ненависть - и их словно прорвало. Удары посыпались один за другим. Ольгу перекидывали по кругу, как тряпичную куклу, больно хватали и лапали, заламывали ей руки за спину, подставляя под удары кулаков ее беззащитное лицо.
- Слышь, Герман, ты только помаду ей не смажь, - издевался один, гнусно хихикая у нее над ухом.
- Всего лишь небольшая пластическая операция, - подхватывал другой, пытаясь нацелить удар в наиболее уязвимое место.
Ольга отчаянно уворачивалась от ударов. У нее не было времени даже на то, чтобы набрать в легкие воздуха и закричать. Визжала в основном девица в кепке - ей, видно, хотелось блеснуть перед парнями боевым задором. Она сделала Ольге подсечку, и та повалилась на землю, сильно ударившись головой об асфальт. Теперь они били ее ногами. Еще никогда в жизни Ольга не испытывала такую нечеловеческую боль. Ей казалось, она сейчас потеряет сознание. И вдруг она услышала знакомый лай. Она точно знала, это лаял Перс, огромный черный ньюфаундленд их соседей. Ольга собрала остатки сил и крикнула:
- Помогите!
Последнее, что она услышала, был пронзительный звук милицейского свистка…
Нет! Она никого не предавала. Либо их выследили, либо это сделал кто-то другой. Грязные скоты! Спасибо Персу - он спас ее, иначе бы они забили ее насмерть. Она смутно помнила, как соседка Жанна Константиновна с мужем принесли ее домой. Но вот что было потом - как приехала "скорая", как бабушка надевала на нее эту рубашку - память не сохранила. Бедная Капуля, как она все это переживет? Ольга даже не стала говорить ей, что ее раздумали отправлять на учебу в Париж - не хотела лишний раз волновать. А тут такое… Впрочем, теперь уже и расстраиваться нечего, во Францию она все равно не сможет поехать. С таким распухшим лицом ее и в самолет-то не пустят. Ольга замотала головой от досады и тихонько застонала. Ну почему, почему это все случилось именно с ней? Почему? И еще Мишель… Неужели он вправду ее бросил?
Мишель на самом деле был Мишей Левиным, студентом биологического факультета и ее тайным возлюбленным. По сложившейся давно традиции все студенты факультета романо-германской филологии называли друг друга на иностранный манер. Эта привычка пошла с семинаров по французскому языку, на которых ни слова не произносилось по-русски. В результате коридоры филфака были заполнены всякими Джонсонами, Никами, Мэри, Гретхен, Элен и Натали. Одна лишь Ольга так и оставалась Ольгой, потому что ничего французского для нее подобрать не смогли. Одно время ее попытались звать Хельгой, но это имя совершенно не подходило к ней, а кроме того, даже отдаленно не относилось к Франции. Другое дело с Мишей - его Ольга сразу окрестила Мишелем и так до сих пор и звала.
…Она не могла забыть его беспокойное, даже слегка брезгливое лицо в день их последней встречи. В тот дождливый день Ольга пришла в их домик для свиданий взволнованная и дрожащая. Обычно она сразу бросалась к Мишелю в объятия, и уже через минуту они оказывались в постели. Но в тот день Ольга, тяжело дыша, опустилась на стул, и хмуро взглянула на него из-под мокрой челки. Она всю дорогу бежала по лужам. На столе рядом со старой плитой-керосинкой горела приплавленная к треснутому блюдцу свеча. "Свеча горела на столе, свеча горела…" Они оба любили эти стихи Пастернака. "Скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья…" В комнате, как всегда, витал теплый керосиновый дух.
- Мишель, - сказала Ольга, - мне надо кое-что тебе рассказать.